Возвращение Алексея Навального в Россию спровоцировало политический кризис, ответом на который стали массовые несанкционированные митинги, прошедшие в январе и феврале 2021 года. Казалось, что протестное движение вышло на новый уровень. Большое количество новичков; географическое расширение массового участия "вглубь" страны; наконец, новые лозунги, темы и эмоции – все это стало заявкой на новый этап в развитии демократического движения.

Но последние несанкционированные акции, прошедшие в городах России 21 апреля этого года, будто бы смазали эффект новизны и масштаба новой протестной волны: Словно куда-то делись новые идеи и эмоции, казавшиеся несколько месяцев назад залогом дальнейшего развития движения. За эмоциональным подъемом многие испытали чувство разочарования.

Наше новое исследование, проведенное в России и за ее пределами на митингах в защиту Алексея Навального, позволяет посмотреть на последние протесты иначе: без лишнего пессимизма или избыточного оптимизма. 89 интервью, собранных "Лабораторией публичной социологии" совместно с "Мониторингом актуального фольклора" и волонтерами, заставили нас задаться вопросом: новое – это хорошо забытое старое? Как мы покажем далее, митинги 21 апреля зафиксировали главные параметры современного протестного движения в России на сегодня: те старые его черты, которые были унаследованы еще от болотного движения, и те новые, которые в будущем смогут изменить протестное движение.

Новые люди?

Количественные опросы, проведенные на двух январских и одном апрельском митингах исследователями из "Мониторинга актуального фольклора" и "Белого счетчика", показали, что на протесты 2021 года вышло множество не протестовавших ранее людей (например, в Москве на акциях 23 и 31 января их доля составила 42% и 38% соответственно). Это позволило аналитикам предполагать, что недовольство разрослось вширь и затронуло новые слои населения. Качественные интервью с участниками митингов, однако, обнаружили, что "новички" на митингах не являются "новичками" в протестной политике в целом: их протестные настроения и симпатии Навальному сформировались как минимум за несколько лет до событий 2021 года.

Так, чуть больше трети протестующих, проинтервьюированных нами на митингах 21 апреля 2021 года, стали выходить на митинги впервые в текущем году. Однако только несколько из них можно назвать "новичками" в полном смысле этого слова: они не были активно вовлечены в протестную повестку и не собирались выходить на протесты, пока – в результате ряда событий 2020 года, среди которых не последнее место занимает отравление Навального – у них не "накипело".

Большинство тех, кто вышли на протесты впервые, так или иначе следили за политической ситуацией в стране, протестными движениями и Навальным на протяжении как минимум нескольких лет. В течение как минимум нескольких лет они также имели однозначно негативное отношение к политическому режиму и зачастую проявляли свою гражданскую позицию через пожертвования, дискуссии со знакомыми, посты в социальных сетях. Некоторые из них стали критически относиться к Владимиру Путину в ранние 2000-е в связи с первыми арестами неугодных и "вертикализацией власти", другие политизировались на волне протестов за честные выборы, а третьи (большинство) – после выхода знаменитого расследования "Он вам не Димон". Многие из них размышляли о выходе на протесты, но не выходили по разным причинам. Когда, в результате ряда событий 2020 года, "уже назрело" – не протестовать для них стало невозможным.

Помимо вышедших на протесты впервые, на митингах 21 апреля присутствовали уже участвовавшие в массовых протестах. Среди них, во-первых, были "оппозиционеры со стажем", политизировавшиеся во время Болотных митингов, в начале или середине 2000-х или даже во время перестройки. С тех пор они периодически посещали различные акции протеста. Во-вторых, на митингах были протестующие "с небольшим стажем". Их недовольство ситуацией в стране вылилось в участие в публичных протестах в последние несколько лет, с 2017 по 2019 гг.

Таким образом, отравление и последующий арест Навального не привлекли в протестное движение новую аудиторию – хотя это, безусловно, радикализировало и мобилизовало аудиторию уже существующую. Эта аудитория, "новички", политизировалась медленно, в течение нескольких лет, в том числе благодаря рутинной работе Навального и его команды. Опросы Левада-Центра, кстати, также показывают, что поддержка Навального росла уверенно, но медленно с 2013 года, увеличившись с 6% до 20%. Однако это число существенным образом не изменилось с лета 2020. Таким образом, после драматических событий конца 2020 года - отравления и спасения Навального, его возвращения в Россию, выхода расследования про т.н. “дворец Путина” – Навального стали лучше узнавать, но не обязательно больше поддерживать.

Если во время Болотных протестов 2011-12 гг. в протестной политике было больше событийности (множество участников мобилизовывались "внезапно"), то сейчас – больше рутины. Мобилизация на последние массовые протесты – результат не столько стихийного недовольства, сколько систематической работы Навального, его команды, политизированных мундепов, известных активистов в течение нескольких лет. Судя по тому, что недовольство и неудовлетворенность в обществе растет, особенно среди бедных, а протестная аудитория не расширяется (и поддержка Навального увеличивается очень медленно), на улицы в 2021 году выходило прежде всего "ядро" потенциально протестной аудитории: не просто недовольные политикой государства, но те, кто поддерживают вполне конкретных борцов с режимом и утвердились в своей готовности действовать.

Действительно, в пользу того, что мы наблюдали протестное участие "ядра" недовольных, говорит и решимость участников последних митингов идти до конца. Подавляющее большинство проинтервьюированных нами 21 апреля выразили уверенность в том, что они будут продолжать ходить на митинги несмотря ни на что. Многих, по их словам, может остановить только длительный арест, тяжелая болезнь, или – "если будут достигнуты наши требования, смена власти в том числе" (м, 23 года, Москва). Других остановит увеличение опасности участия –- "если расстреливать будут" (м, 19 лет, Москва). Иными словами, это не те люди, которые колебались до последнего, сходили "посмотреть" на митинги и не уверены, пойдут ли снова. Это те, кто (с недавних пор – или давно) ходят на митинги регулярно – "ядро" потенциально протестной аудитории.

Новые требования?

Ядро потенциально протестной аудитории – это своего рода "прослойка" между лидерами и массой недовольных, но не готовых регулярно выходить на улицу. Требования, с которыми выступает такое ядро, во многом задаются лидерами протестов. При этом их недовольство выходит далеко за пределы формируемого лидерами языка требований и отражает недовольство более широких слоев населения. Этот разрыв между ощущаемым недовольством и озвучиваемыми мотивами и требованиями протестующих был хорошо виден в собранных нами интервью.

Наиболее популярным мотивом участия, озвучиваемым пришедшими на митинги 21 апреля, была поддержка Навального, оказавшегося "в заложниках" у российских властей – требования его освобождения и допуска к нему гражданских врачей. Многие информанты формулировали свою обеспокоенность ситуацией с Навальным в терминах "власти, которая убивает": "недопустимо убивать людей" (м, 66 лет, Москва), "я не могу смотреть, как убивают живого человека" (ж, 60 лет, Москва) – объясняли информанты. Это – эксплицитно озвучиваемая организаторами митингов повестка.

Зачастую требования, связанные с Навальным лично, дополнялись требованиями освобождения политических заключенных. В целом, о выходе за "невинно осужденных политзаключенных" (ж, 42 года, Москва) говорили очень многие из наших информантов. Встречались среди озвучиваемых протестующими и требования, хорошо знакомые нам по российским протестам 2011-12 годов. Например, информанты предлагали абстрактные лозунги "против произвола властей" (ж, 43 года, Москва), "против несменяемости власти" (ж, 42 года, Москва) и даже "против всего" (ж, ок. 50 лет, Москва), а также "за наши права, свободу и за прекрасную Россию будущего" (ж, 24 года, Санкт-Петербург). Иногда звучали требования законности и соблюдения прав человека, и необходимость "показать, что мы есть в стране". В целом эти требования совпадают с риторикой YouTube-каналов Навального и его команды и расследований ФБК (признан иностранным агентом в России).

Наконец, часть протестующих выходили на митинги из любопытства, не озвучивая никакие конкретные требования. Они пришли "посмотреть, что из этого выйдет" (м, 28 лет, Москва), "посмотреть, ну, со стороны, как это все пробивается в обществе и насколько там это, народ, на самом деле, готов там, эти вопросы обсуждать" (м, 39 лет, Санкт-Петербург). Вероятно, среди них были и те, кто не мог выразить свое недовольство на языке требований, предлагаемых лидерами протестов.

Как мы можем видеть, требования протестующих не слишком изменились за прошедшие девять лет. Во времена Болотных протестов участники митингов выступали за "честность", а сейчас – за не менее абстрактную "свободу". Одновременно, и тогда и сейчас протестующие требовали наладить работу ключевых институтов, необходимых для либеральных демократий – обеспечить честные выборы (тогда) и сменяемость власти (сейчас). Новыми стали требования свободы политическим заключенным и Навальному лично, вызванные изменяющимся политическим контекстом. Однако важно понимать: требования, которые озвучивают протестующие – это не то же самое, что поводы для их недовольства.

Например, коррупция, которая, как показывают не только наши интервью, но и опросы МАФ и "Белого счетчика", практически пропала из требований протестующих в 2021 году, оставалась при этом популярной причиной недовольства вышедших на митинги. Интересно, что в терминах "коррупции" (снова – терминах, задаваемых лидерами протестов) участники митингов зачастую осмысляли проблему социального расслоения. На вопрос о том, какие проблемы нужно решать в России, один из наших информантов ответил так: "Это борьба с коррупцией, с социальным расслоением. Не должно быть тысячи долларовых миллионеров, миллиардеров и десятки миллионов человек, которые живут на зарплату 30 тысяч. Вот я получаю зарплату 30 тысяч, и я понимаю, что это, в общем-то, несправедливо" (м, 44 года, Санкт-Петербург).

Многие участники митингов прямо говорили о том, что их волнуют социальные проблемы: разрыв между богатыми и бедными, несправедливо низкие зарплаты, интерес элит к "дворцам", а не проблемам народа, регулярное повышение цен, отсутствие социальной поддержки пожилых людей. И, наконец, реже всего информанты озвучивали недовольство полицейским насилием и наличием политических заключенных, агрессивной внешней политикой России, излишней централизацией власти и игнорированием проблем регионов.

Именно потому, что недовольство выходящих на улицы – разнообразнее и пестрее риторики требований, предлагаемой лидерами, у рядовых протестующих появилось явное ощущение нехватки конкретных политических программ – и запрос на них. Только небольшая часть участников, проинтервьюированных нами 21 апреля, настаивала на том, что программа протесту не нужна. Они приводили знакомые нам по Болотным митингам аргументы: сначала нужно добиться честных выборов, сменяемости власти, наличия работающих политических институтов, а уже потом – думать о позитивной программе; программы – разъединяют; и новый аргумент – программа сейчас может быть одна, "чтобы к Навальному допустили врачей".

Большинство информантов, однако, утверждали, что конкретных политических программ протестному движению не хватает. Информанты ссылались на своих знакомых и родственников, которые часто задают им вопросы в духе "а что дальше?", и протестующие не находят ответов у представителей оппозиции. Они признавались, что известные (и симпатичные!) им политики объясняют, против чего они выступают, но редко предлагают внятные альтернативы. Они жаловались на размытость повестки последних протестов. Как сказал один из наших информантов, "конечно, хочется иметь супер массовый протест, чтобы все были объединены. Но мне кажется, что это не супер работает. Нужны какие-то идеи. Люди будут выходить за идеи. Иначе непонятно, зачем вообще люди выходят. Заменить одного человека на другого? Ну, это не работает" (м, 29 лет, Санкт-Петербург).

Этот запрос на конкретику – новое качество современных протестов.

Новые симпатии?

Сравнивая данные наших прошлых исследований и новые интервью, мы видим, как сильно изменился политический контекст, в котором разворачивается коллективное действие. С одной стороны, изменились стратегии и тактики режима – он стал гораздо более репрессивным. С другой стороны, изменились протестное движение и оппозиция: если раньше, в 2012 году, протестующие были во многом похожи друг на друга по социально-политическим взглядам и настроениям, но за их представительство конкурировали самые разные силы, входящие в "Координационный совет оппозиции", то теперь все наоборот: протестующие очень разные, а вот представляет их, по существу, лишь одна сила – Алексей Навальный, соединяющий в своей риторике элементы разных идеологий, от либерализма до левого популизма. Однако сохранился характер связи рядовых протестующих и лидеров – это связь, опирающаяся прежде всего на личное доверие, на симпатии к конкретным людям, на популистский образ конфликта "народа" и "власти". Впрочем, этот образ стал более разнообразным.

Чуть более половины проинтервьюированных нами на митингах 21 апреля, отвечая на вопрос о том, симпатизируют ли они каким-либо политическим или гражданским движениям, называли – помимо Навального – имена известных политиков и организации либерального толка. Чаще всего протестующие выражали осторожную симпатию партии "Яблоко", почти каждый раз оговариваясь, что Григорий Явлинский лично симпатии у них не вызывает. Иногда в этом списке также появлялись КПРФ (чаще всего Павел Грудинин, Николай Бондаренко или просто "молодые депутаты") и либертарианская партия. Порой звучали имена Максима Каца, Ильи Яшина и Любови Соболь.

Чуть меньше половины информантов, однако, терялись при ответе на этот вопрос. "Мне не приходит ничего в голову" (м, 28 лет, Москва), "я не могу вспомнить" (ж, 27 лет, Берлин), "вопрос ставит меня в тупик" (м, 29 лет, Санкт-Петербург), "не могу подробно вам на эту тему рассказать что-либо" (м, 28 лет, Тюмень), говорили они. И дальше протестующие объясняли свое затруднение обычно одним из двух способов. Одни полагали, что кроме Навального в России нет достойных политических сил, все остальное так или иначе контролируется Кремлем, а "в какие-то там политические меньшинства со странной позицией" (м, 19 лет, Москва) (имеются в виду небольшие несистемные движения) они не углубляются. Другие не мыслили себя в политической системе координат в принципе, говоря, что их взгляды – это несогласие с происходящим в стране, и они поддержали бы любую силу, которая "против", а какую – неважно.

Эти наблюдения необходимо рассматривать в контексте, который мы обозначили выше – на акцию вышло "ядро" протеста. Значит, мы наблюдаем своеобразный парадокс: наиболее твердые в своей решимости бороться с властью люди – это те, кто не спешат разбираться в деталях пестрой гражданской, протестной и оппозиционной сцены. Протестующие практически не осведомлены о наличии и деятельности политических сил и гражданских движений, не обладающих многомиллионной аудиторией. Более того, они не проявляют к ним интереса. Это печально, так как означает, что усилия власти по зачистке независимой оппозиции и протестных движений, а также их дроблению на небольшие конкурирующие группы оказались успешными. С другой стороны, как минимум половина участвующих в протестах приглядывается к политическим силам за пределами Навального и его команды. А значит, у небольших политических движений и групп может появиться шанс завоевать новую аудиторию.

Исходя из проведенного выше анализа, можно сделать один осторожный, но простой вывод: самая главная новизна протеста – это сам запрос на артикуляцию чего-то нового, причем артикуляцию политической конкретики. Другими словами, и десять лет назад, и сейчас протестное движение не знает, чего оно конкретно хочет добиться, не считая борьбы с коррупцией и сменяемости власти. Позитивной повестки не было тогда и нет сейчас. Однако если раньше отсутствие такой повестки было нормой, то теперь оно стало проблемой. В ответ на кризис путинской системы протестующие начали работу артикуляции – пока еще не альтернативы, но ее насущной необходимости. А вот каковы будут альтернативы, кто их сформулирует и в какой момент – ключевые вопросы будущего протестного движения в России.

Интервью были собраны при участии Елены Безруковой, Анны Орловой, Марины Солнцевой, Елены Югай, а также волонтеров, пожелавших остаться анонимными. Интервьюирование проходило в Москве, Санкт-Петербурге и Тюмени, а также Берлине и Стокгольме.