Правозащитные организации в России не пинает только тот, кто по каким-то причинам пинать что-либо уже просто не в состоянии. Критикуют их и справа, и слева, из позиций ультраконсерваторов, и из позиций продвинутых левых интеллектуалов. Мой хороший друг, которые сотрудничает сразу с двумя правозащитными организациями в России, утверждает, что в его рабочие обязанности входит ежедневное «противостояние аду.» Толоконникова приговорена Хамовническим судом к лишению свободы на срок чуть меньше двух лет. CC Denis Bochakrev Накануне я была на закрытом показе полнометражного фильма о группе Pussy Riot, нового фильма. И нас познакомили с человеком, который несколько лет работал над тем, чтобы этот фильм стал возможен. Одним словом, очень положительно он к нам и к работам Pussy Riot относится.

- Вам понравился фильм? - спрашивает он нас.

- Да, очень хороший, - отвечаем.

- Это для нас честь, что вам фильм понравился, - говорит этот человек, угрохавший часть своей жизни на фильм о Pussy Riot.

- Василий, а нет ли у вас знакомых, которые хотели бы войти в состав общественно-наблюдательных комиссий? Мы сейчас проводим набор кандидатов. Это такие комиссии, которые осуществляют надзор над исправительными учреждениями и…

- Приятно было познакомиться! Мне пора. Я побежал!

И, действительно, убежал. Мы с Машей Алехиной переглянулись - поняли друг друга без слов.

Проблемная ситуация с имиджем

К сожалению, ситуация с имиджем правозащитных структур в России - проблемная. От правозащитников ждут чудес - но откуда им взяться, этим чудесам, когда тысячи и тысячи чиновников сидят на своих рабочих местах с единственной целью: вытравить все новое и инициативное, не дать ему развиться, подавив сотнями бюрократических препонов.

К сожалению, ситуация с имиджем правозащитных структур в России - проблемная.

Когда над Pussy Riot шел суд, нам много говорили такого: «Если вам, сучкам, что-то не нравится, то шли бы и меняли ситуацию цивилизованно, без всяких этих ваших перформансов.» Ну, мы прислушались и решили помогать заключенным, и сейчас мы работаем над развитием общественного проекта «Зона права.» Что же такое - быть организацией по защите прав человека в России? Сразу оговорюсь: я не претендую на экспертное мнение. Есть чудесные правозащитники в России, которые много лет бьются, и больше и лучше меня могут рассказать. Но все же я попробую. Итак, правозащита в России. У нас возникло много вопросов:

Есть мнение, что правозащита только укрепляет систему Путина 

Чтобы не оказаться после ухода Путина на площади с плакатом «против Путина» по привычке.

Почему? А потому что, как говорят, сдвигает в сторону те большие и структурные проблемы, которые есть в стране, занимаясь отдельными и не слишком в масштабах России крупными вопросами. Но на мой взгляд, без таких «малых дел» изменения на политическом поле невозможны. Во-первых, именно через такие «малые дела» можно убедить людей, далеких от идеалистических рассуждений о правах и свободах, что система нуждается в изменении. Во-вторых, даже если сейчас нам очень трудно в условиях противодействия государственных органов творить такие «малые дела», для нас это все же бесценный опыт, который позволит построить хорошее и правовое государство, когда путинская система закончит свое существование. Чтобы не оказаться после ухода Путина на площади с плакатом «против Путина» по привычке, не зная, что делать дальше.

Идея прав человека

Левые интеллектуалы и активисты иногда критикуют концепцию прав человека и российскую правозащиту вместе с ней.Тут надо понимать, что есть ряд серьезных отличий между правозащитой в Европе или Америке и правозащитой в России. Левые - так уж повелось исторически - критикуют сильного, который притесняет слабого. В тот момент, когда что-то становится мейнстримом, приходят левые и начинают подвергать это сомнению. И правильно, кстати, делают. Я тоже так поступаю.

Правозащитник в России - это не сильный, а слабый и немощный. Которого надо защищать.

Но тут надо быть осторожным: при переносе западных практик в Россию важно понимать специфику «русского мира» (термин В.В. Путина). И если уж мы говорим о левых, то вот пример: Ленин же понимал специфику и не пересказывал русским Маркса в том месте, где тот говорит, что славянские народы «от природы» реакционны, что они «бессильные, расслабленные, мелкие народишки.» Так и в нашем случае: понимать специфику - значит, иметь в виду, что правозащитник в России - это не сильный, а слабый и немощный. Которого надо защищать. Это ни американский супермен /супер-женщина, получающий /получающая от частных доноров сотни тысяч долларов на правозащитные инициативы, ни могущественный проводник неолиберализма. Это маленький, но очень отважный человек, при всем своем безвластии бросающий вызов враждебно настроенной к нему машине российского государства.

Чуждые западные ценности

Консерваторы (от РПЦ до Путина) критикуют правозащитников за то, что те прививают чуждые «западные ценности», то есть ценности гуманизма.

По мнению владыки Кирилла, «концепцией прав человека прикрываются ложь, неправда, оскорбление религиозных и национальных ценностей.» Хесболла и Аль-Каида критикуют правозащитников по похожим основанияим. Хорошая компания, правда?

Святейший Патриарх Кирилл неоднократно озвучал скептицизм по поводу прав человека. 

Откуда правозащитники берут деньги

За иностранное финансирование НКО теперь клеймят «иностранными агентами», устраивают постоянные обыски, вышвыривают из офисов. Из всего закона об «иностранных агентах» самое, наверно, интересное, что за его «злостное» нарушение правозащитник может быть помещен в колонию на два года.

Я солидарна и с Александром Подрабинеком, диссидентом и правозащитником со стажем, а также с Игорем Кочетковым (ЛГБТ-организация «Выход», Санкт-Петербург) в том, что не стоит брать деньги на финансирование организации у своего собственного государства. Аргументы очень просты. Правозащитник - это тот, кто всегда будет призван критиковать действия своего государства. Правозащитник помогает слабым, оказавшимся несправедливо подавленными государством. Правозащитник спасает слабого от сильного. И этой работе государство, которое правозащитник призван критиковать, не лучший союзник. Либо государство должно быть в высшей степени самокритичным и некоррупционным, как некая Норвегия (и тогда от него можно брать средства на правозащиту), либо государство рано или поздно начнет от правозащитника требовать уступок в свою пользу. Л.А. Пономарёва, исполнительного директора, сопрождают из здания общероссийского движения «За права человека» Лучше всего, бесспорно, собирать средства на финансирование организации с сограждан, привлекая частные пожертвования. По ряду причин в России это сделать в данный момент нелегко. Частный бизнес за финансирование правозащиты по головке не погладят. Скорее, наоборот - вероятны проблемы. Уголовный процесс над Янкаускасом и Ляскиным, вина которых сводится к тому, что они помогали Навальному привлекать средства на мэрскую кампанию, не добавит бизнесу смелости переводить деньги на общественные проекты, к сожалению.

Давайте думать, как мы сами - граждане России - можем обеспечить правозащитные проекты, чтобы их исполнителям не пришлось брать деньги в других странах.

Мода на политику и мода на правозащиту

Имеется в виду, что люди идут в эти области не потому, что это - их выстраданная позиция, а потому что это «модно.» Например, кто-то ржал над молодыми людьми с кофе из «Старбакса», которые ходили на митинги конца 2011 - первой половины 2012 года. А на самом деле мне они нравились. Некоторые обвиняют правозащитников в том, что они идут в эти области только потому что это «модно.» CC digit.ruОт мейнстрима достаточно и простой поддержки прав человека.В Европе и США так случилось, что защищать права человека - это мейнстрим. Каждая медийная фигура считает своим долгом вступиться за тех, кого подавляют. В этом - простой секрет поддержки Pussy Riot во время суда.

А я считаю, что это замечательно, когда модным становится помогать людям. Понятно, что серьезные, фундаментальные проблемы при таком подходе не поднимаются, но вообще-то никто в данный момент не подписывался поднимать за вас эти проблемы. Если хотите - сами поднимайте, а от мейнстрима достаточно и простой поддержки прав человека.

Жалуются, что правозащитные организации неэффективны

Как чиновники на самом деле предполагают тот самый «конструктивный диалог», к которому нас призывали во время нашего суда?

Вышли мы с Машей из тюрьмы и решили делать проект «Зона права.» Подали документы на регистрацию НКО в Минюст Мордовии. Раз подали, второй раз подали. Отказывают. Третий раз подали документы в Москве - опять отказ. Простите, а как чиновники предполагают тот самый «конструктивный диалог», к которому нас призывали во время нашего суда? Мы арендуем офис - и через 2 часа после подписания контракта прокуроры опечатывают помещение, хозяин пространства в ужасе расторгает соглашение. Мы приезжаем в регион, чтобы пойти в колонию, и получаем по башке. Мы нанимаем юриста - юристу и его родственникам угрожают ФСБшники.

Мы даже не можем передать, как выясняется, гуманитарную помощь в СИЗО и колонии. Приходится искать окольные пути. Нет, может быть, от кого-то где-то вещи и принимают, но не от Толоконниковой и Алехиной.

Зачем государство с таким отчаянием борется с организациями, которые якобы «неэффективны»?

Впроче, мы, новички, тут не уникальны. Отличной и уважаемой организации «Комитет против пыток» в Нижнем Новгороде выбивают стекла в офисе. «Агоре», которая уже десяток лет вытаскивает людей из тюрем и спасает от произвола полицейских, тоже не легче. «За права человека», крупнейшую и старейшую организацию, просто выставляют вон из офиса. Силой.

Зачем государство с таким отчаянием борется с организациями, которые якобы «неэффективны»? Вероятно, потому, что правозащитники как раз и оказываются теми людьми, в руках у которых сосредоточен весь компромат на государство. Если бы все жители России однажды разделили с правозащитниками то знание, которое дает им многолетний и последовательный мониторинг нарушений прав человека в России, Путин и его команда не смогли бы долго продержаться у власти. Причина, по которой правозащитникам затыкают рот, более чем понятна. Это происходит ровно потому, что они эффективны, они - свидетели того, о чем молчат российские федеральные телеканалы.