Александр Панин. Источник: Вконтакте.Карты "Демографические градиенты Северного Кавказа" компании "Картфонд" демонстрируют, что на востоке региона – в Чечне, Ингушетии и Дагестане – значительно выше рождаемость и ниже смертность. Связано ли это с традициями народов или в республиках с высоким уровнем безработицы лучше работают госпрограммы по стимулированию рождаемости? Приводит ли такой перекос к массовой миграции в другие регионы и, как следствие, – к межэтнической напряженности на Северном Кавказе?

В интервью oDR старший научный сотрудник географического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, управляющий партнер компании "Картфонд" Александр Панин подробно разобрал карты, выпущенные в феврале, и пояснил, что на самом деле северокавказские республики стареют. И чтобы остановить этот процесс, власти должны озаботиться созданием благоприятной городской среды.

Мы рассматриваем карты рождаемости, смертности и естественного прироста населения на Северном Кавказе. Насколько важны для изучения эти показатели?

То, что у нас с вами на столе – небольшая часть наших карт. Но даже они показывают, насколько Кавказ разный и как сложно выстраивать единую стратегию пространственного развития для всех его территорий.

Можно ли доверять статистике, на которую опираются исследования? Росстат не раз ругали за необъективность выдаваемых цифр.

Наши карты построены по данным муниципальной статистики. Демографический учет на уровне загса вполне правдивый – каждый факт (рождение/смерть) требует выдачи официального свидетельства. Но по остальным параметрам вопросов действительно много.

Во-первых, Росстат долгое время не совершенствовал механизмы сбора информации. Это по-прежнему "советский мамонт", который не может адаптироваться к реальности и реализовать у себя современные методики учета населения. Во-вторых, Росстат сперва разучился честно считать, а потом и вовсе уничтожил целые группы показателей, которые так важны для управления полиэтничным регионом.

Карта естественного прироста населения на Северном Кавказе. Источник: Картфонд / Facebook. Все права защищены.

Например, в 2001 году прекратился учет этнических аспектов естественного движения населения. А в 2007 в Росстате исчезла статистика, характеризующая национальный состав мигрантов. В тот год мы последний раз построили карты этнических миграций. Эти карты рассказывали, например, о масштабах оттока русских из восточного Ставрополья, о том, какой будет этническая мозаика муниципалитета через 10 лет. Сегодня этих данных нет, и мы, ученые, эксперты, вынуждены искать другие источники – похозяйственные книги, социальные сети, BigDatа и т.д. Не знаю, хорошо ли это.

Возможно ли говорить о влиянии национальных особенностей на рождаемость? Районы, где есть прирост населения, – моноэтничны или полиэтничны?

Кавказ в демографическом отношении можно разделить на благополучный восток (полиэтничный) и неблагополучный ("русский") запад. Но фронтир между этими территориями постоянно движется. По нашим оценкам – 10 километров в год в северо-западном направлении. Последние два десятилетия мы наблюдаем активную смену этнического состава населения. Были разные этапы. Про восточные районы Ставрополья мы уже упоминали. Сегодня – это крупные города Северного Кавказа (включая их пригороды) – Краснодар, Ставрополь, города Кавминвод.

Увеличивается ли из-за этого риск межнациональных конфликтов?

Безусловно. Причем никто не знает, как этого избежать. Нет ничего плохого в том, что меняется этническая структура населения – это нормальный процесс. Но в нашем случае муниципалитеты не готовы работать с мигрантами. Самая проблемная в этом плане территория – восток Ставрополья. Сейчас к проблемным добавились крупные города, например, в регионе Кавказских Минеральных Вод – в первую очередь, Пятигорск.

Карта рождаемости на Северном Кавказе. Источник: Картфонд / Facebook. Все права защищены.

Интересно, что корни конфликтов не всегда демографические. К примеру, вопросы землепользования на Кавказе регулируются крайне плохо, прозрачность почти отсутствует. Часто границы пастбищ расширяются за счет соседних собственников, что приводит к конфликтам. То есть они не межэтнические, а экономические по своей сути.

Власть отгораживается от проблем, например посылая для их решения казаков. На самом же деле нужно внимательно подходить к системе учета мигрантов, формировать стратегии включения их в жизнь муниципалитета. Комплексно решать проблему.

Высокая рождаемость связана с национальным фактором? Или же соцпрограммы стимулируют прирост населения? Я имею в виду маткапитал, выплаты на первого ребенка.

Национальные традиции воспроизводства и усилия государства последних лет, конечно же, положительно сказываются на показателях естественного движения. Но надо помнить, что в тот момент, когда активно заработал "материнский капитал" (начало 2010-х) в детородный возраст вошло многочисленное поколение 80-х. Плюс не будем забывать, что на Северном Кавказе доля молодого населения по-прежнему остается одной из самых высоких в стране – сказывается накопленный эффект высокой рождаемости в предыдущие периоды. Многие с большей охотой стали заводить второго и третьего ребенка, улучшив тем самым демографические параметры своих муниципалитетов.

Тем не менее демографический потенциал Северного Кавказа снижается. И выступать в роли поставщика трудовых ресурсов для других регионов России, как сейчас, он долго не сможет.

Сегодня мы видим вполне ожидаемый спад рождаемости в целом по стране, в том числе и на Северном Кавказе. Тех, кто решается на многодетные семьи, становится с каждым годом меньше. В Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии спад рождаемости уже заметен. В том, что рождаемость будет падать и на других территориях Северного Кавказа, сомнений нет.

Часто говорят, что для того, чтобы улучшить демографическую картину, нужно повысить благосостояние населения. Но судя по вашим картам, высокая рождаемость приходится на территории, где проживает малообеспеченное, безработное население.

Улучшать благосостояние населения жителей России нужно безотлагательно вне зависимости от того, что нам говорят демографические или какие-то другие карты. И, конечно, это сразу положительно скажется на увеличении показателей продолжительности жизни, уменьшится смертность и т.д. А вот на рождаемость, как показывает мировой, и уже российский опыт, уровень доходов влияет очень своеобразно. Например, большинство экономически развитых муниципалитетов Кубани находятся в зоне депопуляции: это хорошо видно на карте – градации синего.

Карта смертности на Северном Кавказе. Источник: Картфонд / Facebook. Все права защищены.Если посмотреть на регионы центральной России, можно увидеть похожую картину. Возьмем очень развитую Калужскую или Белгородскую области, где наблюдаются ровно такие же процессы. Сильнейшее руководство у областей, отличные соцпрограммы, но депопуляция налицо.

Есть ли обратная связь – когда повышение уровня жизни вызывает спад рождаемости?

В Европе это во многом так. Там депопуляция среди коренного населения сумасшедшая. Но она прежде всего связана с изменившейся ролью женщины. У нас эта роль тоже меняется. Сегодня убедить молодые семьи иметь 3-4 ребенка крайне сложно. Дело не в пособиях, а в том, что женщины ищут реализации не только в рамках квартиры мужа. Эти процессы наблюдаются и на востоке Северного Кавказа – в Дагестане, Чечне, Ингушетии.

Можно ли назвать это европеизацией?

Да, и этот демографический переход хорошо описан. Меняются структуры населения, стереотипы поведения.

Государство способно как-то остановить депопуляцию?

Мне кажется, у власти здесь большой простор для работы и творчества. Ничто не мешает создавать интересные рабочие места и удобную современную среду, в которой так нуждается молодежь. А там, где много молодежи, и брачные характеристики будут выше – как, например, в Краснодаре.

Сейчас мы наблюдаем этап, когда крупные города их пригороды с остервенением "высасывают" все сельское население в радиусах своего влияния. Главные бенефициары – застройщики бюджетного жилья. "Урбанистические гетто" выросли в большинстве успешных городов юга России и, кстати, смогли войти в учебники по архитектуре в качестве примеров того, как не надо строить.

Кавказские города оказались не готовы к таким объемам миграции ни инфраструктурно, ни институционально

Кавказские города оказались не готовы к таким объемам миграции ни инфраструктурно, ни институционально. В результате вместо того, чтобы постепенно формировать благоприятную городскую среду и стремиться к высоким стандартам качества благоустройства, власти городов пошли на поводу у застройщиков (яркий пример - Махачкала). Девелоперы реализуют варварские проекты микрорайонной высокоэтажной застройки, которые часто противоречат не только градостроительным нормам, но и здравому смыслу. Для справки: Европа более 40 лет практически не строит жилье выше семи этажей, а микрорайонной застройке там предпочитают квартальную.

У нас все наоборот. Застройщики достали пыльные проекты советских архитекторов, модифицировали их, добавив жесткую экономию практически на всем, и теперь пытаются во что бы то ни стало вживить их в современную городскую ткань.

Но одной из функций советского города было воспитание советского гражданина: здесь человек живет (спальный район), здесь работает (обычно промзона), а здесь отдыхает. Объекты проектировались на значительном удалении друг от друга, в результате чего в советских городах практически отсутствовала смешанная застройка. Это означает, что у человека нет шансов избежать траты времени и сил на дорогу, он не может получать качественные услуги в шаговой доступности, среда, которая окружает его в спальном районе, часто не может быть красивой, привлекательной и удобной. А самое главное, при такой застройке жители не чувствуют придомовые территории своими!

Так наши города стали неудобными для жизни. В них неудобно жить, неудобно работать, неудобно отдыхать. Но в селе еще хуже, поэтому даже "неудобный город" привлекателен для сельского мигранта. Но и это до поры до времени.

И люди с Кавказа едут еще дальше?

Да, у миграции ступенчатый характер. Из села переезжают в райцентр, потом в города покрупнее, в краевые или республиканские центры, а затем в Москву, Санкт-Петербург и так далее. Люди, живущие в селах и малых городах, недополучают услуг. Речь не только о таких базовых вещах, как доступная медицина, образовательная среда, магазины, дороги, но это еще и качественные кофейни, парикмахерские, заправки и прочее – все, что делает жизнь человека комфортнее. Нет этого, к примеру, в Кизляре, молодежь уезжает в Махачкалу. Не устраивает спектр услуг в Махачкале – едут в Москву.

Недостаточно построить завод или курорт и ждать, что жизнь вокруг сама нарастет. Нужно заниматься городским планированием. До этого власти на Северном Кавказе, скажем так, еще не доросли. Пока на картах это не очень заметно, но демографическая ситуация в том же Дагестане имеет тренд к ухудшению. Рождаемость падает, миграция растет, меняется возрастная структура населения. Молодежь покидает республику. Если региональное руководство действительно озабочено старением населения и демографическим спадом, то вопрос актуальной городской среды должен стать ключевым.

Сейчас идут споры о том, что же нужно развивать – города или деревню. Что лучше для демографии?

Недавно президент России положил конец спорам чиновников о подходах к стратегии пространственного развития. Он сказал: "Есть такая точка зрения (о развитии крупных агломераций), но побеждает другой подход, чтобы это пространственное развитие страны было связано прежде всего с развитием транспортной и другой инфраструктуры между населенными пунктами".

Не нужно разводить эти две концепции – и то, и другое необходимо делать. Но надо понимать, что люди будут жить там, где есть движение и пути для развития. К примеру, дагестанские горные села имеют хороший туристический потенциал. Но какие и в каком объеме? Мало кто может предметно ответить.

Ежегодно заявляются программы по развитию горных территорий, но их эффект не очевиден.

Многие инвестиционные проекты, которые запускаются на Кавказе, несмотря на грандиозные цифры, – по статистике там все здорово – дают работу для небольшого количества человек. И из них большая доля – люди со специфическим образованием и опытом. Они приехали из других регионов, потому что на месте таких специалистов нет. И получается, что местных на предприятии – несколько десятков.

Беда в том, что якорные инвестиционные проекты на деле оказываются не такими уж якорными и не имеют мультипликативного эффекта, то есть не дают импульс для развития смежных отраслей. Все эти крупные проекты организуются крайне специфично и местное население оказывается выключенным. Его не учитывают даже на фасадах мастер-планов этих проектов.

Во Франции, например, нет программы развития горнолыжных курортов. Вместо этого существует программа развития горных территорий – сел и малых городов, а в нее уже вписывается туристическая инфраструктура. Также надо действовать и на Кавказе: сначала мы развиваем территорию, а затем уже на ней появляются крупные проекты. Определенное движение в этом направлении уже идет: за последние годы на Северном Кавказе значительно улучшились дороги, в целом транспортная инфраструктура. Логично предположить, что это повлечет за собой оживление бизнеса.

С точки зрения экономики и инвестиций Кавказ остается недоизученным, недопонятым, и для раскрытия этого потенциала по-прежнему нужны комплексные программы. Власть все так же не до конца разбирается в социально-экономических особенностях территорий, не понимает ее мозаичную специфику. Долгое время казалось, что все проблемы можно решить экономическими методами – строить заводы, курорты, и все заживет. Но этот подход не работает – проблемы Северного Кавказа надо решать комплексно.