«Ночь длинных ковшей» с 8 на 9 февраля, когда в Москве снесли 104 торговых павильона, была страшной – в прямом, буквальном смысле слова, как страшна любая демонстративная карательная операция. В том, что она была демонстративной и карательной, сомневаться не приходится: сносили одновременно в разных районах города, под прикрытием полиции, не позволив даже вынести оставшийся в магазинах товар. В некоторых местах ломать здания начали, когда в них еще находились люди – они заперлись изнутри в надежде прикрыть телами свой бизнес или просто рабочее место. В душераздирающем видео собравшиеся умоляют сотрудника полиции вывести людей, пусть силой, тот равнодушно пожимает плечами – мол, я им говорил, а они не выходят, – а бульдозер тем временем крушит двери павильона.

К счастью, люди все-таки не пострадали. Однако утром, когда рассвело, взорам открылось ужасное зрелище. 

Таинственная поправка

Официальная позиция московских властей, решением и силами которых были снесены магазины, состоит в том, что это, во-первых, незаконный самострой, а во-вторых, что павильоны возведены в охраняемых зонах транспортных, газовых коммуникаций, сетей электро- и водоснабжения и потому представляют опасность. Глава столичного метрополитена Дмитрий Пегов и вовсе договорился до того, что ларьки несут террористическую угрозу, ведь туда можно внести что-то запрещенное.

Что касается предполагаемой опасности, то о ней, если вывести за скобки очевидно абсурдные рассуждения о терроризме, судить сложно. Возможно, она где-то есть – как сказал глава департамента науки, промышленной политики и предпринимательства Москвы Олег Бочаров, «выдавая разрешения, управа иногда не знала, что под землей». Но в этом случае за свою ошибку должна заплатить власть, выкупив постройки у владельцев.

Какие-то правовые основания на снос имелись для максимум 15 строений из 104. Но мэрию это не смутило

С другой стороны, за те годы – порой 20 лет и больше – что эти павильоны простояли, никаких серьезных ЧП с ними не было. Наконец, сами предприниматели рассказывают, что в одном случае торговый центр в кадастровом плане отображен развернутым на 180°, и задевает какие-то коммуникации – на рисунке, но не в реальности, а в другом – что когда-то под строениями действительно проходила газовая труба, и это отражено где-то в городской документации, но в действительности ее там уже 10 лет как нет.

In 2010, Sergei Sobyanin became mayor of Moscow. He quickly started a campaign against small-scale street trading. CC http://nyka-huldra.livejournal.com. Некоторые права защищены.А юридическая сторона вопроса ошеломляет даже по меркам нынешней России. Дело в том, что из 104 снесенных строений 43 вообще не были предметом судебных споров между владельцами и властями, и 41 из этих 43 были зарегистрированы в государственном реестре как некапитальные, а иногда и капитальные объекты недвижимости. Из оставшихся 61 в пользу собственников вынесены 42 вступивших в силу судебных решения, и еще 6 процессов пока не завершены. Итого: хоть какие-то правовые основания на снос имелись для максимум 15 строений из 104. Но мэрию это не смутило: 8 декабря 2015 г. Правительством Москвы принято постановление, в соответствии с которым решение о сносе «самовольной постройки» принимается путем включения ее в перечень.

Власти ссылаются на ст. 222 Гражданского кодекса РФ, регулирующую правовой статус самовольных построек. В нее совсем недавно, в конце июня 2015 г., были внесены поправки, невероятную судьбу которых отследил и изложил экономист Борис Львин. Началось все с внесения правительством в думу законопроекта, связанного с возникшей после аннексии Крыма необходимостью привести совершенные в Крыму гражданские сделки в соответствие с нормами российского законодательства.

Никакая 222-я статья Гражданского кодекса там даже не упоминалась, и законопроект был принят в первом чтении. Однако ко второму чтению он «оброс» неизвестно откуда взявшейся поправкой об изменении 222-й статьи. Эта поправка допускает снос самовольных построек по решению муниципальных органов, в административном порядке и без возможности судебного обжалования, если самовольная постройка располагается «в зоне с особыми условиями использования […] или на территории общего пользования либо в полосе отвода инженерных сетей федерального, регионального или местного значения».

Собянин стал столичным градоначальником в 2010 году – и сразу же повел войну с мелкой уличной торговлей

Правовое управление Думы написало на эту поправку два отзыва. Один – резко критический, указывающий, что поправка противоречит Конституции, которая гласит, что никто не может быть лишен собственности иначе как по решению суда, второй – более мягкий, но все равно отрицательный.

Дальше произошло что-то совсем странное: в те же даты появились другие отзывы того же правового управления, ничуть не менее подлинные и подписанные тем же чиновником, но уже без всякой критики. На последнем в весенней сессии пленарном заседании Думы выступил глава комитета по законодательству Павел Крашенинников, который в четырех фразах (буквально) предложил принять поправку, что и было сделано в тот же день. Откуда в действительности взялась поправка, кто ее реальный автор – никому не известно.

Так на одной чаше весов оказались гора судебных решений в пользу владельцев магазинов и Конституция России, на другой – новая норма, появившаяся, как кролик из шляпы фокусника и имеющая статус федерального закона, и мэр Собянин, объявивший снесенные здания самостроем – просто потому что может. Он написал в своем официальном аккаунте в социальной сети «ВКонтакте»: «Нельзя прикрываться бумажками о собственности, приобретенными явно жульническим путем». 

Новые порядки нового мэра

Сергей Собянин там же заявил, что снесенные «незаконные» «объекты возведены, в основном, в 90-е годы при явном попустительстве либо содействии чиновников». Однако о том, чтобы привлекать к ответственности этих чиновников, на недобросовестность которых намекает мэр, речи не идет вовсе. О том, чтобы прямо обвинить предпринимателей в получении нужных разрешений за взятки, тоже. Это фигура умолчания, полная прозрачных намеков, и ключевое слово тут – «90-е».

Из недавнего расследования РБК, следует, что крупнейшие управляющие компании, возводившие тогда рынки и комплексы торговых павильонов, как на земле, так и в относящихся к территории метрополитена подземных переходах, принадлежали бизнесменам, теснейшим образом связанным с администрацией прежнего мэра Юрия Лужкова. Порой эти люди сами занимали должности в московской власти, порой – были близки к «авторитетам» из организованных преступных группировок. Торговые площади они сдавали в аренду в розницу магазинам и точкам общепита.

Иными словами, вся мелкая уличная торговая недвижимость 12-миллионной российской столицы станет государственной

Собянин стал столичным градоначальником в 2010 году – и сразу же повел войну с мелкой уличной торговлей. Она проходила в несколько этапов и разными методами: тут были и городские планы размещения торговых объектов, и аукционы на право аренды мест под киоски, и утвержденные городом в качестве обязательных модели киосков, которые предпринимателей заставили покупать, и резкое повышение арендной платы.

В результате, разумеется, произошло несколько переделов собственности, в каждом из которых «авторитеты» 90-х выдавливались с рынка, а общее число киосков сократилось за эти годы с 14 тысяч до 5 тысяч, дозволенных на 2016 год. Так что «ночь длинных ковшей» - лишь одно из многочисленных звеньев в цепи, просто очень яркое, театрализованное. Рынки и киоски в метро (последние из оставшихся намерены закрыть в марте 2016) изводили незаметнее.

The demolition of a small shopping centre at the intersection of Tashkent and Fergana streets. Image from http://bragina-nsk.livejournal.com.И хотя основная часть оставшихся площадей по-прежнему принадлежит когда-то аффилированным с Юрием Лужковым людям, в «ночь длинных ковшей» под бульдозер попали не только они. Журналисты собрали множество свидетельств ставших жертвами погрома предпринимателей – у метро «Сокол», метро «Кропоткинская» и в других местах, – их, судя по площади принадлежавших им павильонов, трудно назвать олигархами 90-х.

И вот любопытная деталь, фигурирующая во многих рассказах: предписания освободить помещения, которые они получили, были без подписи и печати, а такой «документ» даже в суд нельзя отнести. Это к вопросу о «жульнических бумажках».

Те, кого «ночь длинных ковшей» обрадовала, не только негодовали по поводу неказистости павильонов, но называли их рассадниками антисанитарии и даже криминала

С 2015 года московское правительство стало самостоятельно и из средств города строить киоски, которое затем сдает в аренду. Так оно поступит и сейчас – уже объявлено, что новые торговые площади взамен снесенных в «ночь длинных ковшей» (но в других местах) возведут за счет бюджета.

Более того, к 2017 г. Департамент торговли Москвы планирует заменить все киоски (напомним, их будет 5 тысяч) своими собственными. Иными словами, вся мелкая уличная торговая недвижимость 12-миллионной российской столицы станет государственной.

Триумф политической воли

В публичных дискуссиях о снесенных магазинах чаще всего звучит эстетический аргумент. Дескать, павильоны были некрасивы и уродовали исторический облик города. В той же записи «ВКонтакте», где фигурирует воистину историческая фраза о бумажках о собственности, которыми нельзя прикрываться, мэр Собянин называет снос «наглядным примером того, что в России не продается правда, наследие, история нашей страны». «Вернем Москву москвичам. Ее скверы, площади, улицы. Открытые, красивые, любимые», – пишет он.

Те, кого «ночь длинных ковшей» обрадовала, не только негодовали по поводу неказистости павильонов, но называли их рассадниками антисанитарии и даже криминала. Глава администрации президента России Сергей Иванов употребил слово «гадюшники».

Справедливости ради, киоски действительно не были архитектурными шедеврами. Некоторые места, как, например, площадка у метро «Чистые пруды», были неприятны из-за обилия нетрезвых и не очень чистых граждан. Но для того, чтобы бороться с антисанитарией и с нарушениями порядка, существуют соответственно санитарный надзор и полиция. Кроме того, скопление людей, даже не из высшего общества, не создает, а уменьшает риски серьезных уличных нападений: преступник любит пустоту и безлюдье.

«Мы ориентируемся на количество киосков, которые работали в Москве в советское время. Тогда были киоски “Печать”, “Мороженое”, “Театральные билеты”, и всем хватало»

Однако представлять все уничтоженные строения подозрительными грязными ларьками, где торгуют шаурмой из тухлых котят, – мягко говоря, преувеличение, в чем легко убедиться, пролистав полную фотогалерею жертв бульдозера. Основная масса снесенных зданий – вполне опрятные киоски, павильоны и даже небольшие торговые центры. В них размещались сетевые кофейни и точки стритфуда, цветочники и салоны связи, аптеки, парфюмерные и продуктовые магазины и многое другое, куда удобно заскочить на бегу, чтобы купить, не тратя времени, нужную мелочь или быстро перекусить.

На этих же фото хорошо видно, что почти везде «освобожденное» от торговли пространство обнажает отнюдь не городские красоты, а еще куда более уродливую и мрачную серую советскую застройку. Особенно нагляден пример торгового центра «Пирамида» на Тверской (его снесли на две недели позже других), из-за которого вновь проступила во всей «красе» 8-этажная коробка издательства «Известия» постройки 70-х.

И главное: говоря о заботе об истории и о сохранении облика Москвы, мэр в лучшем случае лукавит. В «Черную книгу московских утрат новейшей эпохи (2010 – 2015)», составленную общественным движением «Архнадзор», вписаны более 80 снесенных в последнее время исторических зданий и сооружений, некоторые из которых даже имели статус охраняемого объекта культурного наследия.

Sobyanin's concern for Moscow's "historical facade" is, at best, a ploy. Image from http://bragina-nsk.livejournal.com.Но то, что Собянин искренне полагает, будто бульдозерами украшает Москву, верится легко. Просто такие у московской власти представления о красоте: единообразие, единоначалие, монументальность, масштаб, много пустого места, и чтобы мышь не проскочила.

В этом духе выдержаны и реконструированная Триумфальная площадь с монструозными бетонными качелями и открывающимся с них видом на ноги Маяковского; и новые пешеходные зоны, вымощенные плиткой, которая в плохую зимнюю погоду покрывается идеально гладкой и скользкой ледяной глазурью.

Совсем недавно в день сильного гололеда вместо средних 10 человек за травматологической помощью обратились 200, сломавших руки и ноги на новой плитке, тогда как по старому асфальту кое-как можно было пройти. В Москве завели моду непрерывно скашивать подрастающую на еще не забетонированных клочках земли траву, а по осени паковать опавшие листья в огромные черные мешки и вывозить на мусоросжигательные заводы. То и другое, кричат в один голос экологи, губит и без того скудную и чахлую городскую растительность. Зато порядок. Как на армейском плацу. И тишина – уличных музыкантов тоже извели.

Удержаться от соблазна культурно-политической интерпретации специфических вкусов городского начальства невозможно, да и не нужно. Народная молва приписывает их провинциальному происхождению и опыту Собянина, когда-то мэрствовавшего в нефтеносном Когалыме. Недоброжелатели прозвали мэра «оленеводом»; кто-то считает это прозвище расистским, другие, пользующиеся им, ничего такого не имеют в виду, а просто хотят сказать, что столицей Собянин управляет так, словно это безлюдная тундра.

И вот тут уже много правды – не в части тундры, а в части безлюдия. Новый урбанистский идеал принципиально отказывается приспосабливаться к человеку. Наоборот, настаивает, чтобы человек приспособился к нему. Купить в летнюю жару бутылку воды в центре Москвы уже давно задача не из легких; теперь это нельзя будет сделать и близ станций метро.

Новый урбанистский идеал принципиально отказывается приспосабливаться к человеку. Наоборот, он настаивает, чтобы человек приспособился к нему

Еще два года назад глава столичного департамента торговли и услуг Алексей Немерюк заявил, что Москве не нужна уличная еда: у людей-то спросом пользуется, но им «что ни предложи — будут брать все». «Мы этот формат убираем. В Москве активно стали развиваться кафе и рестораны — в принципе, нам этого достаточно. Уличная еда будет постепенно исчезать. Все-таки мы с вами находимся в столице великой страны», — посулил он и, как теперь выяснилось, совсем не шутил. Тот же Немерюк уже сейчас говорит: «Мы ориентируемся на количество киосков, которые работали в Москве в советское время. Тогда были киоски “Печать”, “Мороженое”, “Театральные билеты”, и всем хватало».

Это значит, что власти вновь и в явной форме берут на себя функцию дисциплинирования индивидуального тела, выжигая каленым железом – точнее, круша бульдозером, – все, неупорядоченное, самодеятельное, стихийное, нестерильное. В общем, все живое. Даже когда оно «прикрывается бумажками о собственности». Картина мира, в которой право и частные интересы несущественны, если неказисты, и должны уступить величию эстетической идеи пустоты и бетона, – картина тоталитарная.

Modus operandi

Разумеется, трагедия 104 торговых зданий в масштабе страны и даже города – капля в море. Уничтожены несколько тысяч рабочих мест, бюджет, по оценке бизнес-ассоциации «Деловая Россия», недополучит около 2 млрд руб. налогов – это все исчезающе малые величины. Но курочка по зернышку клюет.

История с ларьками во многом похожа на два других громких сюжета – введение платных парковок в Москве и протесты водителей-дальнобойщиков против платы за проезд по трассам.

Просто такие у московской власти представления о красоте: единообразие, единоначалие, монументальность, масштаб, много пустого места, и чтобы мышь не проскочила

Плату за парковки начали вводить в конце 2012 года в самом центре Москвы, аргументируя необходимостью снизить транспортную нагрузку на улицы. Постепенно зона платных парковок расширялась, и сейчас они уже захватывают многие окраины города, причем деньги берут и за парковку в ночное время, и с местных жителей (правда, по льготной ставке).

Платные парковки вызывают множество нареканий, и не только потому что это фактически городской оброк с владельцев машин (похоже, в обозримом будущем бесплатных мест может не остаться вовсе). Но и из-за бюрократических сложностей в оформлении резидентных разрешений, а также многочисленных сбоев в технологии оплаты, из-за которых людям часто выставляют крупные необоснованные штрафы.

Paid parking on Tverskaya street. CC Petr Magera / Flickr. Some rights reserved.Но пикантность ситуации в том, что для городской казны этот проект убыточен: по данным расследования «Ведомостей», с автовладельцев за три года собрали 5,8 млрд руб., а расходы бюджета составили 16 млрд руб. Глава Фонда борьбы с коррупцией Алексей Навальный обвиняет чиновников, заведующих системой парковок, в коррупции при проведении тендеров на их обустройство, которая позволяет непомерно раздувать сметы.

Имея в виду казус с парковками, сложно быть уверенным в том, что огосударствление уличной розницы хотя бы принесет московскому бюджету дополнительные деньги. Когда еще будут построены эти государственные киоски, сколько они будет стоить, удастся ли в условиях экономического кризиса, бьющего прежде всего по розничной торговле, сдать площади в аренду по той цене, на которую рассчитывают власти? И главное: пойдут ли сборы прямо в бюджет, или, как обычно, появится какая-нибудь совершенно непрозрачная уполномоченная компания и, как черная дыра, поглотит все эти финансовые потоки?

Например, похожая на «РТ-Инвест» – оператора системы «Платон». Российское правительство решило, что большегрузные автомобили наносят дорогам вред и должны его возмещать (в дополнение к уже существующим транспортному налогу и акцизу на бензин).

Поэтому оно ввело плату за проезд по федеральным трассам.В ноябре 2015 г. дальнобойщиков обязали зарегистрироваться в системе «Платон», через которую учитывается проезд и рассчитываются взносы, и платить 3,73 руб. за километр, а также ввели драконовские штрафы – до 1 млн руб. с организаций и 50 тыс. руб. с физических лиц. Начались массовые протестные акции – водители выстраивались в колонны и ползли по дорогам со скоростью улитки, блокируя движение, и «доползли» и до обеих столиц, где небольшие протестные лагеря стоят до сих пор.

Пик таких акций, по крайней мере пока, прошел: протестующие добились резкого снижения и тарифов и, главное, штрафов

Однако пик таких акций, по крайней мере пока, прошел: протестующие добились резкого снижения и тарифов и, главное, штрафов. В истории с «Платоном» тоже есть коррупционный аспект: 50% компании «РТ-Инвест» принадлежит Игорю Ротенбергу, сыну Аркадия Ротенберга, бизнесмена, близкого к Владимиру Путину.

При этом, как утверждает Алексей Навальный, по условиям концессионного соглашения «РТ-Инвест» получает от правительства 10,6 млрд руб. – и ничего ему не платит. Росавтодор объявил опубликованный Навальным текст соглашения черновиком, но своей версии не предоставил. В конце января 2016 г. арбитражный суд обязал «РТ-Инвест» передать Навальному фактический текст соглашения, с тех пор новостей нет. 

Нейтрализация недовольных

Масштаб протестов дальнобойщиков легко объясним. По данным петербургского издания «Фонтанка», в России зарегистрированы 1,88 млн тяжелых фур, которые принадлежат 1,14 млн владельцев. То есть грузовые автоперевозки – это либо очень малый бизнес, либо и вовсе форма самозанятости. По подсчетам, введение платы за дороги по первоначальным ставкам привело бы к удорожанию перевозок на 10 – 20% и, очевидно, к сокращению рынка, то есть к потере людьми источника заработка.

В похожем положении оказываются и мелкие торговцы и их наемные работники, только, в отличие от дальнобойщиков, объединенных «дорожной мужской солидарностью» и способных блокировать трассы, они не обладают таким протестным потенциалом.

Именно на таких людей тяжелее всего ложится бремя кризиса. С одной стороны, съеживается рынок сбыта (если спад в экономике в целом в 2015 г. составил 3,7%, то розничная торговля обвалилась на 10%). С другой – к ним применяют конфискационные меры, в буквальном, как со сносом магазинов, или фигуральном, как с «Платоном», смысле. Путей для отступления, если не удастся остаться на плаву, у них два – переходить либо в неформальный, либо в государственный сектор.

58% голосующих граждан страны, работающих и пенсионеров, получают свой доход от государства

Еще в 2013 г. фондом «Хамовники» было проведено исследование «Отходники в малых городах России», по данным которого в «отхожих промыслах», то есть в сезонных работах за пределами мест постоянного проживания, заняты до 20 млн человек. Курировавший исследование социолог Симон Кордонский в интервью рассказывал и о «гаражной экономике», в которой, по его словам, заняты до 30% населения, например, города Ульяновска: «В гаражах делается все: запчасти для иномарок, двери и оконные рамы, пельмени, водка».

Все это – в основном теневая занятость, существующая вне поля правового регулирования, налогообложения, социальных гарантий и т.п. Она, с одной стороны, полностью независима от государства и невероятно мобильна, но с другой – крайне уязвима, особенно в полицейском государстве. Неудивительно, что занятые в неформальном секторе никак не проявляют себя в общественном поле, граждански и политически неактивны и кровно заинтересованы в том, чтобы как можно меньше контактировать с любой властью.

С другой стороны, госсектор в России колоссален, причем он растет. По оценкам МВФ, в 2014 г. его доля в ВВП превысила 70%, а по данным РБК, в занятости она тогда же достигла 30%, поставив Россию по числу работающих на государство на пятое место в мире (эти две цифры нельзя сопоставлять друг с другом прямо из-за возможных различий в методиках расчета и в самом определении госсектора, но представление о масштабе они дают). Если взять данные Росстата о численности взрослого населения страны на конец 2014 г. (119 млн человек) и общей численности занятых в экономике (71,5 млн человек), нехитрый подсчет дает следующий очень грубый результат: 58% голосующих граждан страны, работающих и пенсионеров, получают свой доход от государства. 

Чем больше людей будут перетекать из легального частного бизнеса в неформальный сектор либо в бюджетные учреждения и госкомпании, тем большей будет фактическая поддержка власти. Даже если ура-патриотический запал иссякнет (а он иссякнет) и на кухнях люди примутся ругать начальство, включая самое высокое, дальше кухонь недовольство не выйдет. И для полунелегалов, и для государственных служащих это чревато последствиями, поэтому они не выйдут на митинг и продолжат голосовать как велено или не голосовать вовсе.