Митинг в Петербурге в поддержку Европейского университета. Анна Клепикова, некоторые права защищены.

О ситуации вокруг Европейского университета говорят профессор, со-директор программы гендерных исследований Анна Темкина, профессор факультета антропологии, декан Илья Утехин, слушатель аспирантской программы факультета антропологии Рустам Фахретдинов

Какое настроение сейчас у студентов и у преподавателей?

Анна Темкина. Замок на двери не висит, университет открыт, все занятия пока идут в обычном режиме. Отзыв лицензии вступит в силу только через месяц - и, возможно, за это время мы успеем подать на апелляцию. Поэтому мы продолжаем работу как всегда. Настроение в целом спокойное,  никакой паники нет, тем более, что такая ситуация возникает уже не в первый раз. Сейчас как раз близится юбилей "пожарного дела", когда нас уже пытались закрыть - и мы, как всегда, собираемся в отмечать День Университета. Будет, как всегда, праздник, фуршет, и все собираются на него идти.

Чем конкретно отзыв образовательной лицензии угрожает ЕУ? Какими могут быть последствия для студентов, аспирантов, преподавателей?

Рустам Фахретдинов. Плохо придется студентам магистратуры, потому что им нужно будет срочно решать, переводиться куда-то или нет. Есть законодательное требование, в соответствие с которым студентов ЕУ должны доучивать в других вузах - но только если они сами на это согласятся. Они могут и отказаться, ждать восстановления лицензии - это их право. В этом году уже была угроза отзыва лицензии, но никто из студентов заявку на перевод не подал. Закон есть, но непонятно, как он в нашем случае должен работать -  ведь соответствующих специальностей в других местах может не оказаться. Куда, например, могут пойти наши магистранты второго курса антропологии? То, чему учат в ЕУ, не совпадает с программой других университетов.

Как отзыв лицензии может отразиться на тех исследованиях, которыми вы непосредственно занимаетесь? В первую очередь, это вопрос Анне Темкиной, которая представляет тот самый злостный феминизм, против которого так рьяно выступал Милонов в своем первоначальном заявлении о деятельности ЕУ.

АT. Это очень сложная ситуация. С одной стороны, отзыв образовательной лицензии еще не означает закрытие университета. Если все пойдет по лучшему сценарию, то нам придется запрашивать новую лицензию - процесс, который может занять пару месяцев. Хотя приостановление учебной деятельности не может пройти без ущерба для студентов, для преподавателей это не так драматично. У нас множество исследовательских проектов и, саркастически даже можно сказать: ну и слава Богу, наконец, не нужно заниматься преподаванием и хоть какие-то академические замыслы можно осуществить. Но это, конечно, юмор висельника.

Формально преподавателям пока ничего не угрожает. Но без интеллектуального сообщества, без академической среды, без уникальной  организации, да и без заработка, с которым тоже ясности нет  - это  уже другая жизнь. Я хочу потратить свои силы на то, чтобы сохранить этот университет - а не на мысли о том, что будет, если его не станет. Я двадцать лет работаю в Европейском университете, мы с Еленой Здравомысловой создали здесь программу "Гендерные исследования", можно сказать школу ь, и я не хочу и не буду думать о том, где и что я буду делать в другом месте. Того, что я делаю в Европейском, я не смогу делать  больше нигде.

Представьте, что было бы, если кроме Рособрназдора существовал еще и Роснаучнадзор, у которого были бы отчетные формы. Например, такие: сколько законов природы вы планируете открыть в отчетный период?

При этом, я думаю, что академическими гендерными исследованиями сейчас в России можно заниматься в очень немногих местах - если не сказать, что вообще только в Европейском Университете. А то, что вся эта история началась именно с Милонова и с жалоб граждан по поводу наших, якобы принудительных для студентов, гендерных исследований, то сейчас, мне кажется, к сути дела это уже отношения не имеет.

Илья Утехин. Лицензия касается образовательной деятельности. Ее отзыв означает, что мы не имеем права преподавать, но она никак не регламентирует исследовательскую деятельность. Студенты учиться дальше не смогут. Но если они участвуют в исследовательских проектах, то отсутствие лицензии не помешает им продолжать их и дальше. Но, конечно, это будет гораздо сложнее организовать, потому что неясно, что станет с их формальным статусом и со стипендией.

Научная деятельность не подлежит лицензированию со стороны Рособрнадзора. Представьте, что было бы, если кроме Рособрназдора существовал еще и Роснаучнадзор, у которого были бы отчетные формы. Например, такие: сколько законов природы вы планируете открыть в отчетный период? Потом они бы приходили и проверяли, где наука, а где лженаука. Вот это было бы чиновничье счастье! Но в науке деньги маленькие, и непонятно, как их содрать. А Рособрнадзор он потому и существует, что образование - это бизнес, в котором крутятся большие деньги и там много мошенничества. Люди платят за обучение - но не в Европейском, у нас университет платит студентам, которых мы специально отобрали.

Мы будем бороться за новую лицензию

РФ.  Для меня как аспиранта последнего курса отзыв образовательной лицензии в краткосрочной перспективе не грозит ничем. Я как работал над своей диссертацией, так и буду работать: исследования проводить никто не запрещает. Кроме того, на нашем факультете нет диссертационного совета, поэтому защищаться я все равно буду не здесь, а, скорей всего, в Пушкинском Доме. Тема у меня совершенно безопасная - песни Гражданской войны, в том числе стиховедческие проблемы. Все, кто эти песни тогда пели, умерли сто лет назад. Но при этом в Европейском сложилась своя фольклористическая школа, и будет очень жаль ее потерять. Мы уже привыкли жить в ситуации нестабильности, но не все могут в ней продержаться долго. Чем дольше это будет продолжаться, тем чаще выпускники будут делать выбор в пользу заграничных университетов.

Мы недавно писали о похожей ситуации в Беларуси, откуда и студенты, и преподаватели вынуждены уезжать. Мы движемся в том же направлении?

РФ. Здесь другая ситуация. В отличие от Европейского гуманитарного университета, переехавшего из Минска в Вильнюс, наш Европейский университет не может не быть в Петербурге. Он связан с Кунсткамерой, с Пушкинским Домом, с другими научными центрами. Его нельзя просто взять и перенести через границу - это будет другой университет. Европейский надо защищать здесь, пока есть такая возможность.

Митинг в Петербурге поддержку Европейского университета. Анна Клепикова, некоторые права защищены.

Что в этой ситуации можете сделать лично каждый из вас, чтобы защитить университет?

АТ. Во-первых, тут речь не только о том, что делаем лично мы, но о том, что делает наше сообщество, вместе с вами. Например, данный  разговор с openDemocracy был бы невозможен, если бы вы не предложили нам  возможность высказаться. Многие журналисты и академические сообщества интересуются и поддерживают нас. Во-вторых, лично для себя я считаю, что должна изо всех сил делать всю свою рутинную работу, ни на миллиметр не позволяя себе от нее отклониться. Ни одно мое дело не должно пострадать из-за этой суеты и хаоса. Все занятия должны пройти в срок, все статьи и сборники должны быть сданы в дедлайны, все наши мероприятия  должны идти своим чередом. Пока мы стоим, спокойно выполняя свою работу, - больше надежды, что все и останется на месте. Будем работать как обычно и будем стараться привлекать больше внимания к университету. Например, я очень не люблю отвечать на вопросы прессы по поводу 8 марта, но в этом году ответила всем.  Сейчас везде и всюду, где я что-то могу, как эксперт заявить, я это сделаю.

Наши оппоненты могут поставить себе цель уничтожить инфраструктуру, но сообщество так просто не развалить

РФ. Мы до сих пор не знаем врага в лицо. Непонятно, кому конкретно не нравится Европейский университет - не нравится-то он многим, но мало кто готов об этом заявить от первого лица, взять на себя ответственность.  Но есть позитивные результаты от митингов за ЕУ. Например, раньше все новости об университете в прессе  иллюстрировались нашим зданием или табличкой. А теперь, наконец, на картинках появились живые люди с баннерами, с транспарантами.

ИУ. Я не могу выступать от имени университета - это может делать только ректор, Олег Хархордин. Я могу высказать свое собственное мнение. Во-первых, нам самим никакие аргументы не требуются: очевидно, что ЕУ - это национальное достояние и другого такого нет. Во-вторых, у нас есть ответственность как перед студентами, которых мы должны доучить, так и перед преподавателями. Тем, что у нас аннулируют лицензию или отберут здание - что кстати, само по себе автоматически аннулирует лицензию - университет не уничтожить. Университет - это не только бумага с печатью, это живой организм, это сообщество ученых - преподавателей, студентов, и  степень их лояльности и ответственности в нем очень высока. Наши оппоненты могут поставить себе цель уничтожить инфраструктуру, но сообщество так просто не развалить. Нас можно, наверное, посадить на философский пароход и куда-нибудь отправить, но просто так университет не исчезнет.

Мы будем бороться за новую лицензию. Ее необходимо было бы оформлять в любом случае - хоть и не в экстренном порядке. Проблема в том, что если лицензию нам аннулируют сейчас, то это произойдет до конца учебного года, что ударит по студентам.

Есть ли у вас ощущение, что многие петербургские конфликты - с Исаакием, с Публичкой, с Пулковской обсерваторией - протекают по какому-то схожему сценарию?

РФ. Михаил Пиотровский уже сказал, что это общий развал и провинциализация Петербурга. Действующие лица там разные, а сценарий один: город превращается в болото, из которого он когда-то вышел.

Город превращается в болото, из которого он когда-то вышел

АТ. У меня тут есть некоторое сомнение. Мне кажется, что происхождение всех этих историй может быть  разным. И, возможно, каждая отдельная история говорит нам о совершенно разных процессах: разные инициаторы, разные причины,  совпадения, может быть, отчасти случайны. Но сейчас они уже соединились ь в определенный паттерн – по крайней мере  мы их так интерпретируем , независимо от того, чем они были в своей оригинальной постановке. И теперь они воспринимаются уже в простом, довольно понятном и мобилизующем лозунге, о котором сказал Рустам, о котором говорят ученые и горожане: это протест против провинциализации Петербурга, угрозы интеллигенции самого разного направления - и культурной, и научно-технической. Интересы интеллигенции становятся очевидно вторичными по сравнению  с интересами других,  более ресурсных и политически властных групп.  Такой сценарий создался - и выразил собой новый виток жизни Петербурга.

Является ли для вас тот факт, что за ЕУ вступился Владимир Путин, знаком того, что все еще может закончиться хорошо?

АТ. Конечно, какие-то надежды мы можем связывать с этим высказыванием. Но, как уже рассуждали наши коллеги, здесь есть противоречие. Вроде бы мы все знаем о вертикали власти, вроде бы мы все знаем, что слово первого лица решает любые проблемы - так почему же этого не происходит? Одно из объяснений таково: не каждое слово первого лица реализуется в практике. Есть еще масса разных интересов, которые вступают друг с другом в противоречие, решение проблемы начинает вязнуть и пробуксовывать, если только специально не продавливать его сверху. Но, наверное, в нашем случае ничего специально сверху не продавливается. Дело ЕУ вязнет в массе тактик и стратегий не слишком доброжелательных людей или слишком бюрократически настроенных  инстанций. Одного слова, вероятно, оказалось, недостаточно.

ИУ. Путин не высказывался так решительно. Он вынес резолюцию "не допустить перерыва в учебном процессе" - а эту формулировку можно трактовать по-разному. Однако институциональная среда такая, что если какой-то механизм запущен, то его уже не остановишь - даже самому высокому начальнику с самыми благими намерениями. Механизм заточен на то, чтобы держать, не пущать и раздавить. Проверка не может уйти несолоно хлебавши. Если чиновники не нашли никаких недостатков, это значит, что это они плохо работают и зря едят свой хлеб. Поэтому они всегда что-то найдут: инструкции специально созданы так, чтобы всегда было возможно кого-то прищучить. Им говорят: прекратите преследовать ЕУ. А они отвечают: да как же это, у нас есть процедура, если мы нарушим закон, то вы же нас уволите и посадите. Поэтому царь может хотеть добиться справедливости, может быть заинтересован в том, чтобы в его государстве национальное достояние не разбазаривать идиотским способом - но у него нет инструментов! Конечно, мы знаем, что когда есть настоящая политическая воля, то отсутствие формальных оснований для принятия решений никого не останавливает. Но это не другой случай, с ЕУ цена вопроса совсем другая.

Здесь есть параллель и с другими вузами, которые закрывали под давлением Рособрнадзора или министерства. Сайты главных газет страны публиковали статьи о неэффективности тех или иных вузов. Но по отношению к ЕУ такой негативной волны нет.

АТ. Нет. И почти никто публично не формулирует претензии к Европейскому Университету. Милонов говорит, может быть, что гендер - это безобразие, но в общем он сам тут как  бы и не причем, а была группа граждан, которая это все устроила. В день самых первых судов на каких-то совсем маргинальных сайтах появились очень негативные отзывы о ЕУ, но они никуда не разошлись и сошли на нет. Ну и еще в день одного из судов возле университета стояло два человека с какими-то транспарантами. Но и они довольно быстро исчезли.

Никаких открытых обвинений в адрес ЕУ не поступает: по-настоящему обвинить нас не в чем, а закрыть, вероятно, очень хочется

То есть, действительно, никто не берет на себя ответственность заявить и назвать причины, почему это происходит с Европейским университетом. Из этого можно сделать вывод, что таких причин, которые можно было бы легально и публично сформулировать, - просто нет. Максимально понятная причина  - это то, что у нас не все бумаги в порядке. Надо отметить, что это отчасти так и есть - хотя бы потому, что заполнить все документы практически невозможно. Бюрократия в министерстве образования, в рособрнадзоре  и подконтрольных вузах чудовищная. Все эти бумаги не имеют никакого отношения к нашей реальной практике, а их объем измеряется в тысячах страниц. Нам инкриминируют некорректное заполнение некоторых  документов. Но больше никаких открытых обвинений в адрес ЕУ не поступает: по-настоящему обвинить нас не в чем, а закрыть, вероятно, очень хочется.

РФ. Более того, когда в университет пришли журналисты канала "Россия 24", чему мы очень удивились, они сняли совершенно позитивный репортаж. И этот репортаж шел несколько раз в день - что тоже было неожиданностью. То есть, кому-то ЕУ нужен, а кому-то - нет. И кто они - непонятно.

Как может университет противостоять такому невидимому врагу?

АТ. Это очень трудно. Но у нас исторически сформировался  ресурс солидарности - может быть, потому, что сейчас не остается иного выхода, кроме того, как в этой солидарности существовать, поддерживая ее  тактикой малых дел. Построить какую-то полноценную стратегию при том, что неизвестны причины и неизвестен противник - невозможно.  Удовлетворим мы бюрократические требования - но ведь потом к нам снова могут придти и сказать, например, что у нас неправильно работает система водоснабжения.

По схеме Рособрнадзора ЕУ "неэффективен",  а по рейтингу министерства образования он продолжает занимает лидирующие места. Получается, что данные Рособрнадзора, его критерии перестали соответствовать реальности. Возможно, здесь стоит говорить не только о том, как бороться за конкретный университет - но и о смене критериев оценки.

РФ. Рособрнадзор не подчиняется министерству образования, и для него этот рейтинг не имеет значения. Он проверяет по другим критериям.

АТ. Здесь в одной точке сходятся разные дискурсы, разные способы описания и понимания реальности. Вот есть, например, некий  бюрократиески-правовой язык, который мы с вами не понимаем и не сможем воспроизвести, если мы в нем не находимся и если это не наш профессиональный язык. Он герметичен, он основан на правилах, которые внутри себя образуют некую  логику, но не имеют отношения к практической деятельности.

Даже самый идеальный результат для нас все равно не будет положительным для общества, для образования, культуры и города в целом

Есть еще один аспект - назовем его "война элит". В этом контексте часто всплывает фигура Кудрина как человека, олицетворяющего наш университет - что отчасти правда, так как он является членом Попечительского совета - и речь идет о каких-то элитных комбинациях, про которые мы ничего не знаем. Ну и, конечно, есть и сценарий передела собственности. И все эти сценарии сходятся в абсурдной точке. Ведь на последнем суде Рособрнадзор заявил, что снимает свои претензии - но судья в существо дела не вникала, и лицензия была отозвана. Это вопиющее нарушение здравого смысла при полном соответствии правовым нормам.

ИУ. Что касается суда, как инстанции, то он не всегда прислушивается к аргументам разума, и, наоборот, нередко придерживается интересов государственных инспекционных служб. Если кто-то выигрывает суде против Рособрандзор, то это совершенно исключительный прецедент. Поэтому в нашем случае речь идет не о содержательных аргументах, а бюрократических. Рособрандзор абсолютно не заинтересован в содержании: качество образования он оценить не может и он вообще не под это заточен, его интересует только соответствие одних бумажек другим бумажкам. Мое личное мнение состоит в том, что Рособрнадзор нужно вывести из его компетенции вообще, и вместо этой коррупционной структуры вводить инструменты репутационные - чтобы именно репутация решала судьбу университета.

Какой сценарий развития события может быть для вас лично и для университета сейчас самым лучшим?

АТ. Лучше всего, если апелляция в течение пары месяцев пройдет в суде, и после этого все будет в порядке. И, тем не менее, мы останемся в той ситуации, когда не знаем ни причин, ни последствий случившегося, и мы понимаем, что любой культурный и образовательный объект в Петербурге может постигнуть точно такая же судьба по абсолютно непонятным причинам. То есть даже самый идеальный результат для нас все равно не будет положительным для общества, для образования, культуры и города в целом.