История становления вертикали власти в России неразрывно связана с этапами борьбы с терроризмом. И поскольку в последние полтора десятка лет вся энергия правящего класса во внутренней политике была направлена исключительно на укрепление собственных позиций, можно констатировать, что государственное строительство в этот период велось в режиме перманентной контртеррористической операции.

Неудивительно, что законодательная деятельность властей свелась к планомерному ограничению конституционных свобод граждан и в конечном счете – произволу государства. Принцип права сильного с энтузиазмом был поддержан истеблишментом национальных республик, что не лучшим образом сказалось на их отношениях с народом. Инициированный Москвой процесс смены элит прошел тихо и мирно. От федерации осталось одно название. 

Взрывной характер

«Каждый теракт в России в той или иной степени оказывался импульсом для политических реформ или политических решений, назревавших ранее», - отмечала шесть лет назад руководитель аналитического департамента Центра политических технологий Татьяна Становая.

Взрывы домов 1999 года стали «прологом к федеративной реформе», после Беслана в 2004 году начались «самые крупные за всю современную историю России политические реформы: отмена выборов губернаторов, реформа избирательной системы, ужесточение «политического» законодательства: о партиях, СМИ, митингах, законодательства об экстремизме, контроль над НКО».

Проблема в том, что чрезвычайные меры превратились в систему

Как выяснилось, это было только начало. Поводом для дальнейшего расширения полномочий федеральных органов власти и силовых структур послужили серия терактов в 2010-2011 гг., в частности, атаки смертников в столичном метрополитене и аэропорту Домодедово, а также взрывы в Волгограде в конце 2013-го. 

Сентябрь 2004: Массовая траурная церемония в Беслане. (c) Олег Никишин / Getty Images. Все права защищены.В первом случае под маркой борьбы с экстремизмом государство значительно усилило давление на неугодных общественных и религиозных деятелей – за счет более вольного толкования закона. 

Трагедия в нижневолжском городе, в свою очередь, ускорила принятие целого пакета антитеррористических правовых актов, нарушающих, по мнению правозащитников, свободу слова, право на тайну частной жизни и право на экономическую деятельность. 

Причем ранее президент Путин подписал столь же неоднозначный закон о материальной ответственности родственников террористов, а сразу же после атаки на волгоградский вокзал – так называемый закон о сепаратизме, противоречащий самой сути федерализма. 

Стоит напомнить, что в то время в соседней Украине близилась развязка противостояния на Майдане, а в России шли последние приготовления к зимней Олимпиаде в Сочи. Так что в каком-то смысле паника властей объяснима.

Инициированный Москвой процесс смены элит прошел тихо и мирно. От федерации осталось одно название

Однако закручивание гаек в итоге привело к тому, что отношения государства и гражданских активистов стали регулироваться преимущественно антитеррористическим и антиэкстремистским законодательством. 

Иначе говоря, нелояльность к власти была приравнена к тяжкому преступлению. В язык общественных дискуссий тут же вернулись, казалось бы, забытые навсегда выражения «иностранные агенты», «национал-предатели», «пятая колонна»... И пропаганда в считанные дни превратила оппонентов власти в маргиналов.

Под прикрытием шума

Приемы российского телевидения просты и проверены временем. Ушедший недавно из жизни Умберто Эко описывал их как два вида цензуры: посредством замалчивания и через шум. 

Вы не услышите по федеральным каналам, допустим, серьезного обсуждения нашумевших фильмов «Чайка» или «Ху из мистер Путин», рассказывающих о коррупционных схемах, к которым, возможно, причастны первые лица государства. Зато там едва ли не круглыми сутками муссируются такие «злободневные» для России темы, как нашествие мигрантов в Европу, скандалы с участием американских, украинских политиков и пр. 

Понятно, что информационный шум призван отвлекать от реальных проблем страны, то есть скрывать отсутствие независимых судов, эффективных государственных институтов, конкурентной науки и экономики. Но, как нам кажется, это только верхушка айсберга. И, чтобы заглянуть глубже, нужно вернуться к рассмотрению связи антитеррористической повестки с моделью управления страной. 

Июль 2013: снесенный дом местного имама, Гимри, Дагестан. CC BY-NC-ND 2.0

CRISIS GROUP / Varvara Pakhomenko. Некоторые права защищены.Поскольку в последние полтора десятка лет вся энергия правящей элиты во внутренней политике была направлена исключительно на укрепление вертикали власти, можно констатировать, что государственное строительство в этот период велось, по сути, в режиме контртеррористической операции (КТО), позволяющем в своей оригинальной версии временно ограничивать конституционные права и свободы граждан.

Проблема в том, что чрезвычайные меры превратились в систему.

Перманентный режим КТО ускорил характерный для государств с сырьевой зависимостью процесс внутренней колонизации, описанный культурологом Александром Эткиндом: «[когда] государство собирает свои средства не в виде налогов с населения, а в виде прямой ренты, поступающей от добычи и торговли естественным ресурсом, <…> население становится избыточным. <…> Так как государство извлекает свое богатство не из налогов, налогоплательщики не могут контролировать правительство». 

«Прикрываясь борьбой с терроризмом, правоохранительная система на Северном Кавказе – а теперь и по всей стране – борется с политической конкуренцией и инакомыслием»

Не имеющее рычагов воздействия на государство и впечатленное пугающими образами с телеэкранов, российское общество раз за разом безропотно и даже с чувством некоторого облегчения жертвует своим суверенитетом ради суверенитета государства – точнее, корпорации, состоящей из высокопоставленных чиновников, олигархов, генералов и судей. 

«Колонизаторы» под любым предлогом институализируют свое господство над «избыточном населением», выдавая очередное ужесточение закона за проявление заботы. Но на самом деле притеснения – не средство, а цель. Упомянутая выше «цензура через шум» скрывает перспективу абсолютного бесправия не встроенных в «вертикаль» россиян. 

За что боролись

Пока у правительства хватало денег на «благотворительность» – индексацию пенсий и зарплат бюджетников, традиционное строительство детских площадок перед выборами – «партия телевизора» ощущала себя частью социального тела государства: ликовала по поводу присоединения Крыма, требовала федерализации Украины, грозила превратить США в радиоактивный пепел.

Бомбардировки в Сирии уже такого воодушевления не вызывали. Кризис заставил чаще вглядываться в реальность.

Девальвация понятий «терроризм» и «экстремизм» породила своего рода инфляцию

Протестующих дальнобойщиков и учителей сложно записать в «пятую колонну» – слишком уж не похожи они на представителей «креативного класса», с которых лепили образ «врагов народа». А после «ночи длинных ковшей» в Москве даже поклонникам Путина, тщетно пытавшимся защитить свое имущество портретами президента, стало ясно, что между государством и обществом начались «бои без правил», и уже никакие «бумажки о собственности» в судах не помогут.

Снос торговых павильонов в Москве, нарушая Конституцию и вредя экономике, укрепляет российскую власть. CC http://nyka-huldra.livejournal.com. Некоторые права защищены.В сюжете с торговыми павильонами показательно еще и то, что начальник московского метрополитена Дмитрий Пегов, комментируя журналистам снос «незаконных построек», заявил, что они «могли послужить угрозой террористических актов». 

Девальвация понятий «терроризм» и «экстремизм» породила своего рода инфляцию. 

В то время как эксперты сходятся во мнении, что террористическая активность в стране в последние годы значительно снизилась (это подтверждается данными интернет-издания «Кавказский узел» о количестве жертв вооруженного конфликта на Северном Кавказе – в самом «горячем» регионе РФ), Генпрокуратура РФ фиксирует неуклонный рост как преступлений террористического характера, так и правонарушений экстремистской направленности.

При этом недавний взрыв смертника на посту ДПС в Дагестане правоохранительные органы отказываются квалифицировать как теракт.

«Ситуацией отчуждения» умело воспользовался федеральный центр – операция по смене элит прошла «без шума и пыли»

Но «инфляция» проявляется и в другом смысле. Если раньше антитеррористическое и антиэкстремистское законодательство использовалось, когда надо было наказать оппонентов власти и религиозных инакомыслящих, то сегодня, по-видимому, этот инструмент становится универсальным, а область применения – произвольной. 

К примеру, 8 февраля Следственный комитет России по Республике Татарстан возбудил уголовное дело по знаменитой уже статье 282 против эксперта «Института национальной стратегии» Раиса Сулейманова, имеющего репутацию прокремлевского борца с «нетрадиционным» исламом. 

По мнению следствия, материалы ученого и публициста о «якобы наличии в Республике Татарстан бандподполья радикальных исламистов, активных групп национал-сепаратистов и поддержке их большим числом сторонников из числа мусульман и татар, а также со стороны духовенства и представителей власти республики» могут спровоцировать «возбуждение ненависти и вражды между представителями различных взглядов, воззрений, интересов».

Как говорится, за что боролся, на то и напоролся.

«Ситуация отчуждения» 

Возможную войну всех против всех прогнозирует старший научный сотрудник РАНХиГС Денис Соколов. В новой политической реальности, на его взгляд, в лучшей позиции окажется глава Чечни Рамзан Кадыров, который «как никто другой, знает, что граница между терроризмом и борьбой с ним очень условная» и, руководствуясь «своей звериной интуицией», не пытается угадать тренды, а «выбирает из двух версий будущего ту, в которой он существует, и туда увлекает за собой всю систему».

«Прикрываясь борьбой с терроризмом, правоохранительная система на Северном Кавказе – а теперь и по всей стране – борется с политической конкуренцией и инакомыслием», – добавляет эксперт.

Региональные власти, с рвением реализующие право сильного, все больше утрачивают какую-либо связь с народом

Северный Кавказ и впрямь давно уже живет в режиме затянувшейся КТО. Стало быть, в плане соответствующего государственного строительства опережает остальную Россию. Отстаивать свои экономические или политические интересы, ссылаясь на конституционные нормы, там довольно рискованно: чересчур принципиальных могут внести в «ваххабитский список» – и тем самым де-факто лишить гражданских прав. 

В то же время региональные власти, с рвением реализующие право сильного, все больше утрачивают какую-либо связь с народом.

22 Сентябрь 2011: ночью в Махачкале прогремели два взрыва с разницей в 15 минут. Один полицейских погиб, 60 пострадали. (c) Ильяс Хаджи / VisualRIAN. Все права защищены.На это, в частности, обращает внимание старший научный сотрудник РАНХиГС Константин Казенин. По его словам, в последние годы произошло «важное изменение» в отношениях между истеблишментом и остальным населением: если 10-15 лет назад кавказцы еще довольно сильно связывали свою личную судьбу с судьбой тех или иных лидеров, то теперь появилось взаимное безразличие. 

«Ситуацией отчуждения» умело воспользовался федеральный центр – операция по смене элит прошла «без шума и пыли». 

Нетрудно догадаться, что арестованный летом 2013-го Саид Амиров был осужден за терроризм

«Начиная с ареста мэра Махачкалы Саида Амирова, политических тяжеловесов (вчерашних союзников Москвы по строительству вертикали власти) начали сажать. Не за коррупцию (или не только за коррупцию — других ведь оставляют на своих постах и даже награждают) — а за излишнюю самостоятельность, – подчеркивает Денис Соколов. – Кавказские warlords оказались несоразмерны новой московской бюрократии, вышедшей преимущественно из политтехнологов и партийных аппаратчиков».

Нетрудно догадаться, что арестованный летом 2013-го Саид Амиров был осужден за терроризм. Та же судьба затем постигла и свидетельствовавшего против него в зале суда Сагида Муртазалиева – на тот момент руководителя Пенсионного фонда РД. Сегодня он скрывается от российского правосудия за рубежом, поскольку заочно арестован за финансирование терроризма и организацию нескольких убийств. 

Дивный новый мир

Впрочем, завершающий этап внутренней колонизации необязательно должен сопровождаться громкими уголовными делами. В Калмыкии, например, он прошел почти незамеченным. Разве что весной прошлого года в соцсетях активно обсуждалась статья председателя регионального отделения партии «Яблоко» Батра Боромангаева «О чем нам может сказать анализ управленческих кадров в Калмыкии?».

Оппозиционный политик привел список руководителей территориальных органов федеральных министерств и ведомств по состоянию на апрель 2015 г. Жителей и уроженцев Калмыкии там оказалось меньше половины – 13 из 27, а собственно калмыков – всего восемь человек (согласно переписи 2010 года, калмыков в республике более 57%). Причем «варяги» занимают все руководящие посты в силовых структурах, кресло главы отделения Центробанка и должности директоров двух крупных предприятий-монополистов: калмыцкого филиала «МРСК ЮГА» (электроснабжение) и ОАО «Газпром газораспределение Элиста». 

Наверняка похожая ситуация складывается и в других регионах. Достаточно бегло ознакомиться с биографиями руководителей южных республик, чтобы выяснить, что глава Калмыкии Алексей Орлов с 1984 года и вплоть до назначения на нынешний пост в 2010-м – жил в Москве. Глава Дагестана Рамазан Абдулатипов также почти не бывал на родине с 1988 года до назначения исполняющим обязанности главы РД в 2013-м.

Относительную независимость от Кремля удается сохранять лишь Чечне и Татарстану

То же можно сказать о главе КБР Юрии Кокове (с 1999 по 2013 гг. работал за пределами республики) и главе Ингушетии Юнус-беке Евкурове (военная карьера с 1982 по 2008 гг.). Все они номинально представляют свои народы, хотя на деле связаны со все той же «московской бюрократией».

Относительную независимость от Кремля удается сохранять лишь Чечне и Татарстану. В первом случае это объясняется военным бэкграундом и, судя по всему, негласными обязательствами. Во втором – особый статус регулируется эксклюзивным договором о разграничении полномочий с федеральным центром. 

Политическая и экономическая самодостаточность Татарстана выражается и в том, что там до сих пор не упразднен пост президента, от которого стали отказываться в остальных республиках после того, как в 2010 году Кадыров заявил, что «в едином государстве должен быть только один президент».

Так что с позиций сохранения хотя бы формального суверенитета, реакция властей Татарстана на «наезды» Раиса Сулейманова выглядит по-своему обоснованной. Похоже, не только Кадыров прислушался к путинской рекомендации: «Если драка неизбежна, надо бить первым». 

К слову, когда готовилась статья, глава Чечни анонсировал свой уход с высшего поста республики, уточнив при этом, что его решение не связано с переходом в федеральное правительство. Большинство экспертов сходится в том, что это «политическое кокетство»: мол, «падишах» хочет, чтобы его умоляли остаться.

Косвенно эта версия подтверждается заявлением чеченского омбудсмена Нурди Нухажиева, назвавшего отказ Кадырова идти на предстоящие выборы «массовым нарушением прав граждан». Как будут развиваться события, узнаем совсем скоро – полномочия истекают 5 апреля. Но, возможно, «звериная интуиция» подсказывает «пехотинцу Путина», что настала пора инстализировать господство правителей как неотъемлемое право поданных.