Анастасия Шевченко - член федерального совета движения "Открытая Россия". В 2019 году стала первым человеком в стране, в отношении которого возбудили уголовное дело по ст. 284.1 - осуществление деятельности на территории РФ иностранной или неправительственной организации, признанной нежелательной.

В январе прошлого года Шевченко заключили под домашний арест, который длится до сих пор. Спустя год, в феврале 2020 года, Третий апелляционный суд в Сочи смягчил условия ареста - активистке впервые разрешили два часа прогулок в день и общение со всеми людьми, кроме свидетелей. Тогда же стало известно, что прокуратура утвердила обвинительное заключение по делу - Шевченко грозит до шести лет лишения свободы.

openDemocracy расспросил Анастасию о том, как она провела этот год в четырех стенах в условиях постоянной слежки и какие ожидания у нее от грядущего судебного процесса.

Почему, как вы думаете, вам вдруг облегчили домашний арест?

Не знаю. Это было неожиданно, я не просила прогулки, только чтобы разрешили звонить детям и приглашать домой участкового врача. Мы ждали решение суда по почте из Сочи дней десять, но мои друзья и после его получения боялись приходить в гости - вдруг все-таки это ошибка. Мы же с детьми, с собакой сразу пошли гулять. Я надела белые кроссовки, которые купила еще до ареста - ни разу за год не успела их запачкать.

Ваши адвокаты настаивают на том, что организации, за участие в которой вас будут судить, на самом деле не существует. Как это?

До уголовного дела я получила два штрафа по административным делам по ст. 20.33 (осуществление деятельности организации, признанной нежелательной - прим. ред.). Первый раз за участие в дебатах с депутатом Гордумы Таганрога от "Единой России", во второй - за организацию семинара по предвыборной тематике. Меня обвиняли в участии в Open Russia Civic Movement, зарегистрированной в Великобритании. И я тогда первым делом залезла в реестр британских организаций, который находится в открытом доступе. И нет никаких результатов - такой организации не существует. Я принесла на заседание суда скриншот этого реестра. Cудья покивала, но все равно дала штраф с формулировкой: "Ну вы же понимаете".

Теперь меня обвинили в осуществлении деятельности нежелательной, неправительственной, некоммерческой организации на территории РФ - ОСД "Открытая Россия" (Великобритания). Мои адвокаты предоставили более солидные бумаги из Великобритании, подписанные нотариусом, о том, что такой организации действительно нет. Но это никак не повлияло на следователя. Силовики считают, что российское движение, в котором я состояла, и является британской организацией. Хотя еще [официальный представитель Генпрокуратуры Александр] Куренной подтверждал, что российское движение не связано с британским.

Что послужило поводом для начала уголовного дела?

Участие в согласованном митинге, где я держала в руках флаг "Надоел". Я не выступала, просто стояла с флагом - это считается местом преступления, даже судить меня будут в этом районе. Преступление в том, что я держала флаг желтого цвета, а желтый - это цвет нежелательной организации "Открытая Россия". Не Райффайзенбанка, не "Amnesty International", не "Яндекс Еды" - а именно этой организации.

Вы замечали какие-то предпосылки к тому, что на вас могут завести дело?

Мне казалось, что обязательно первое уголовное дело по этой статье будет в 2019 году, потому что тогда с бешенной скоростью заводили дела по административной статье 20.33. И уголовную статью придумали тоже абсолютно под "Открытую Россию". И было понятно, что дела штампуют, чтобы потом применить уголовную практику.

Думала ли я, что это коснется меня? Думала, конечно, но все-таки мне казалось, что мать с детьми они не будут привлекать по-крайней мере первой. Поэтому, когда в семь утра ко мне пришли с обыском, первое, что я спросила, - почему я? Мне показался странным этот выбор. До сих пор они ответить не могут.

Как прошел обыск?

Обыск - всегда неожиданная вещь. Несмотря на то, что я прошла тренинги и знала, как себя вести в такой ситуации, в первые полчаса я была растеряна. Ко мне в дверь никто не стучал - мы с сыном вышли в школу, а нам навстречу толпа мужчин: "Анастасия, разворачивайтесь, сын ваш в школу не идет, телефон на стол, вот постановление об обыске, будите семью".

Конечно, ты растерян, боишься за детей. Думаешь о том, что надо разбудить маму и дочь со словами: "Вставайте, у нас обыск". К тому же первое время я была без адвоката - кто-то уехал, кто-то еще спал. С адвокатом было бы легче.

Я помнила, что надо ходить по комнатам и следить, чтобы ничего не подбросили. Мы определили порядок комнат и, конечно, силовики очень ответственно подошли к делу - перерыли все шкафы, отодвинули мебель, заглянули в мусорное ведро. У меня на антресолях был свернут очень тяжелый старый ковер, который я туда еле засунула - они даже туда полезли. Хотели найти какие-то документы на английском языке. Искали долго - только в первом часу дня меня повезли на допрос. Я сказала семье своей: "Не переживайте, я скоро приду". Ушла из этой квартиры и больше в нее не вернулась.

Почему?

Мы эту квартиру снимали. После того, как я отказалась давать показания у следователя, мне пришлось просидеть у него до шести вечера - хозяйка квартиры не сразу откликнулась, а ее родственники не готовы были согласиться, чтобы я проводила там домашний арест. Поэтому меня оставили в изоляторе на два дня - потом моя подруга Наталья Крайнова предложила свою квартиру, спасибо ей за это большое.

Как вы восприняли решение о домашнем аресте?

Это был очень счастливый момент. Потому что до этого сотрудники суда сказали, что с такими мерами безопасности, которые ко мне применили, я, скорее всего, поеду в СИЗО. До заседания по мере пресечения меня посадили в камеру в подвале суда, напротив которой была видеокамера, а рядом поставили конвой, чтобы я не сбежала. Сотрудники шутили: "Что у вас за статья? Каннибализм? Вы такой серьезный преступник?"

Какой была первая неделя под арестом?

В основном, были проблемы с детьми (дочери Владе на тот момент было 14 лет, сыну Мише - семь). Они не знали дороги до школы из нового дома. Плюс у меня был ребенок в интернате (18-летняя Алина содержалась в Зверевском доме-интернате для глубоко умственно отсталых детей - прим. ред.), к которому мне нужно было ехать именно на той неделе, когда меня посадили. На второй неделе ареста Алину положили в больницу - это означало, что там надо быть кровь из носу. Сотрудники интерната за ней в больнице не ухаживают, а ребенок не может есть твердую пищу, ей нужно менять памперсы, держать в определенных позах, не каждый справится с этим.

Я думала, что меня отпустят, ну нельзя же так жестоко обойтись. Судье (Андрею) Ищенко в Ростовском областном суде я на руках показывала - моему ребенку 18 лет, но она очень маленькая, никого не узнает, у нее проблема с легкими, боли, она в больнице одна. Но он во всем отказал.

На следующий день мне предъявляли обвинение, я пришла с адвокатом на очередной допрос, и только после него мне сказали, что ребенок попал в реанимацию. Следователь, видимо, понял, что все серьезно, и меня отпустили, но решение это принимали до восьми вечера. Я привезла Алине детское питание, но покормить ее не успели. Месяц назад я увидела показания врача - за время моего допроса у Алины дважды была остановка сердца.

После смерти вашей дочери мнения людей разделились - одни говорили, что Алину убил "путинский режим", а другие - что просто так случилось, просто пришло время. Вы считаете, что в произошедшем кто-то виноват? Вы злитесь?

Я не думаю, что она умерла из-за того, что в России такой режим. Хотя косвенно, возможно, - нет никакой медицинской помощи, технологий, даже дома содержать ее нельзя. Но я очень злюсь на этого судью Ищенко, потому что дети не должны умирать одни. Даже если пришло ее время. То, что она умерла одна - это полностью вина судьи, который меня не отпустил.

В какой момент вы осознали, что домашний арест - это все равно арест?

В первый месяц после смерти Алины у меня вообще не было никакого желания выходить на улицу. Я не хотела ни с кем говорить и что-то доказывать. Все прелести ареста я ощутила только в марте-апреле, потому что весной вообще не хочется сидеть.

Поскольку я была очень активным человеком, жить взаперти для меня было тяжело. Еще и новая квартира была прямо напротив Следственного комитета - утром ты встаешь выпить кофе и видишь, как следователь идет на работу, вечером подходишь - видишь, как он идет с работы. Это было неприятно - лишнее напоминание.

Как вы себя занимали?

Первое время я с жадностью читала все книги, которые хотела прочитать до ареста. Занималась спортом - перемещалась по квартире только бегом, дочь даже снимала это на видео. Стала учить голландский язык, делала английский с детьми, прочитала учебники по госуправлению, готовила еду. Собаку завела. Иногда ерунду себе выдумывала - лунную походку разучила, цветы выращивать стала, хотя никогда этого не делала. Цветок, который я в первые дни посадила из листика, вырос и неожиданно расцвел в этом месяце.

В мае 2019 года вы заявили об участии в выборах в Гордуму Ростова. В одном из интервью вы сказали, что это решение было опасным. Почему вы его приняли?

Я готовилась к этим сентябрьским выборам на протяжении полутора лет, еще до ареста, прошла все возможные курсы, очень этого хотела. По закону я могла бы стать депутатом под арестом, уже был такой прецедент. У меня были шансы пройти, и я подумала - почему я должна уступать?

Предвыборная кампания проходила без кандидата - я не могла ни с кем общаться, а фотографию для плакатов, естественно, пришлось делать в суде. И там такой у меня взгляд жертвы - растерянный, печальный донельзя. Я учила на курсах, какой макияж надо для фотографий, что никакого хайлайтера, бижутерии, сережек ни в коем случае не должно быть. Но ты приходишь в суд, вокруг куча незнакомых людей, фотокамера, в кустах эшники следят, чтобы ты лишнего слова не сказал - наверно, от такого взгляда никуда не деться. Но все равно не может у кандидата такой взгляд быть.

Вам отказали из-за недостаточного количества подписей?

Да, мне все с первого дня говорили, что так и будет. Но я совсем не жалею, что была эта кампания, хоть я и могла разозлить следователей и тех, кто контролирует дело. Я должна была сидеть и как можно меньше внимания к себе привлекать. Мне кажется, мое дело так затянули, чтобы интерес к нему остыл совершенно. А тут началась кампания, которая никому не нужна.

Ваша дочь Влада как-то рассказала на своей странице в Facebook о том, как старается фотографировать для вас за пределами квартиры все, что может. Внешний мир проникал к вам только так?

Еще во время поездок в суд, например, - для глаз это был шок и адреналин. Жадно всматриваешься в очертания города, в вывески, думаешь: "Боже, ничего себе!". Но мне особенно сильно не хватало звезд и луны. Потому что кусочек неба из окна можно было увидеть только на коленях у подоконника.

Как-то дети вычитали, что ближайшей ночью будет голубая луна. А я ничего не вижу, только здание и два дерева, по которым я определяла времена года. В общем, дети в полночь побежали на улицу и сфотографировали эту луну. Фотография была плохая, я их покритиковала как обычно это делаю, но мне было очень приятно.

Там же, у Влады на странице, была история о том, как вы пытались удалить себе зуб плоскогубцами.

Это вообще глупость какая-то. В декабре, перед арестом, я ходила к стоматологу, и лечение одного зуба отложила на январь - и не успела. Я боялась, что он начнет болеть, это и случилось в мае. Как только началась боль, я сразу написала ходатайство с просьбой отпустить к врачу. А за выходные у меня так все разболелось жутко, я не то что плоскогубцы искала, я его все время руками расшатывала - думала, может, смогу удалить сама, ну а что еще делать?

Утром я узнала, что в ходатайстве мне отказали, предложили позвонить в скорую, заранее предупредив ФСИН, - я имею право звонить в службы экстренного реагирования. В скорой сказали, что не выезжают на такие случаи. Помогла Зоя Светова и мои адвокаты в Москве и Ростове - второе ходатайство начальник следственного отдела неожиданно удовлетворил. Мы потом разговаривали с инспектором, он сказал, что у тех, кто долго сидит под арестом, одинаковые проблемы - люди набирают вес и имеют проблемы с зубами.

Недавно стало известно, что в вашей спальне были установлены скрытые камеры слежения. Как вы сами об этом узнали?

Из материалов дела. Я думала, что меня просто прослушивали, потому что было понятно, что у них есть диалоги, которые я вела дома до ареста. Это уже мне показалось жутко подлым. Я так понимаю, хозяйка той съемной квартиры дала согласие, и суд выдал разрешение на камеры.

Я смотрела эти видео, мне нужно было сверить их с расшифровкой. Там очень хороший звук - настолько, что слышно, как где-то в туалете копается кошка в лотке. Камеру можно было оставить в любом месте, и все было бы слышно, тем более в основном все разговоры ведутся за столом, не в кровати. Вообще никакой необходимости не было просто их ставить. Я считаю, что это элемент давления. Ясно, что ничего криминального нельзя было услышать, никаких собраний - у меня дома двое детей, какие собрания? Да и вообще у меня редко дома бывали гости.

Да, смотреть видео было неприятно, жутко - когда я первый раз этот файл открыла и поняла, что это смотрели следователь, эшники, которые вели наблюдение, эксперты, которые расшифровывали запись. Приличный круг. С другой стороны, я им сказала, что теперь я для них совершенно открытая книга. Они все про меня знают - что я не преступник, никакая не угроза обороноспособности и конституционному строю.

Как арест отразился на каждом члене вашей семьи?

Владу вообще перевернуло. Она в 14 лет и она сейчас, почти в 16, - это разные люди. Конечно, она повзрослела, стала намного смелее. Я, наверно, не очень хороший пример для нее, потому что, ну, где я сейчас. Но она все равно берет с меня пример. Она стала очень взрослая, самостоятельная, отстаивает свои права. Она очень коммуникативная, я за нее не переживаю.

Сын тяжело перенес, до сих пор ходит к психологу. У него есть два страха - что меня посадят и что я заболею раком или коронавирусом. За этот год он плохо спал, болел, а меня не пускали с ним к врачу даже со скорой.

На мамином здоровье это все тоже сказалось, но она стала в разы самостоятельнее - теперь она может даже в банкомате деньги положить. Мне с ними очень повезло. Обычно моя семья видела город из окна моей машины, а сейчас они хорошо ориентируются, рассказывают мне, что где открылось. И потом, им ведь нужно меня выносить. Сложно представить, когда человек сидит дома, ты постоянно в его обществе, а у тебя не 15 комнат, а две, и личного пространства нет. Сын иногда строит из диванных подушек себе уголок и просто там сидит в темноте. А я такая, что мне нужно все контролировать, и я понимаю, что они бы уже с радостью от меня отдохнули, но в колонию никто меня, конечно, отправлять не хочет.

К чему вы готовитесь теперь?

Я себя морально готовлю к суду. Это будет неприятнейше, такая показательная казнь. В деле ничего нет про "Открытую Россию" в Великобритании, а только мусор, как говорит мой адвокат. Представьте, что вы полгода о чем-то дома говорите, свои какие-то вещи, там: "Миша, иди помой жопу" или "Какую кашу ты больше любишь?" - и это все будет озвучиваться на суде. Все, что касается моей жизни, мои соцсети, счета, друзья, кто, когда, куда ездил и с кем встречался. И это все будет зачитываться судьей в течение довольно долгого времени, а прокурор еще будет тыкать пальцем. И надо как-то определить, как я буду держаться при этом. Я очень надеюсь, что не будут показывать видео, не то чтобы я стесняюсь, но там дети не всегда одетые бегают.

Понятно, что меня признают виновной, просто надо пройти через это все, показать, что я адекватный человек, что у меня есть чувство собственного достоинства. Что можно бесконечно человека унижать, но все равно он может выдержать и быть на голову сильнее тех, кто тебя унижает. И важно показать другим - когда такие процессы затевают, не должно быть варианта кроме как бороться до последнего. Я понимаю, что это будет тяжелый процесс, но хочу посмотреть, как они будут себя вести, насколько низко опустятся - или не опустятся и будут вести себя как люди. Посмотреть и на блестящую работу своих адвокатов, я в них верю. Насколько достойно я смогу через этот процесс пройти, тоже хочется посмотреть. В принципе, уже не важно, какой будет приговор. Допустим, дадут мне года четыре колонии, ну слава богу, все это закончится, и будет хоть какая-то определенность.

Вы не рассматриваете возможность того, что вас приговорят к штрафу, а не к реальному сроку?

На каждом заседании по продлению ареста говорят, что меня нельзя отпустить потому, что я совершила тяжкое преступление и оно предусматривает до шести лет лишения свободы. Когда меня только задержали, мне говорили, что именно такой вариант возможен. Меня и адвокаты к этому готовят морально. Я почти совершенно уверена, что не то что не оправдают, но и штраф не дадут. И принудительные работы вряд ли. Потому что тут такой масштаб дела, что вряд ли все закончится вот так запросто.