Новый поворот?

В конце января 2020 года известный узбекский бизнесмен Комил Алламжонов и дочь президента Узбекистана Саида Мирзиеева возглавили Общественный фонд поддержки медиа — новую организацию, которая должна развивать журналистику в стране, защищать права журналистов и "укреплять свободу слова". До этого они вместе работали в Агентстве информации и массовой коммуникации (АИМК), которое должно было заниматься тем же, что и фонд.

Зачем нужно было создавать еще один орган для аналогичных задач — вопрос открытый. Возможно, будучи негосударственной некоммерческой организацией (ННО), проще выполнять столь сложную возвышенную миссию. Возможно, проще работать с финансами: будучи ННО, можно привлекать донорские средства для выполнения поставленных задач. Как бы то ни было, кажется, что за журналистов взялись крепко и надолго: Мирзиеев уже делает селфи с блогерами и критикует чиновников за отказ работать со СМИ.

Но действительно ли ситуация столь оптимистична, и мы становимся свидетелями того, как медиа превращаются в четвертую власть, которая может изменить жизнь в стране и помочь в формировании гражданского общества? Со стороны может показаться, что это так, однако на деле многие журналисты все еще ощущают на себе давление государства и чиновников.

Мешать работать и срывать проекты можно по-разному: совершенно необязательно для этого угрожать напрямую. Несмотря на неоднократную критику со стороны президента, чиновники продолжают отказывать журналистам в доступе к информации, статистика и открытые данные практически отсутствуют, а влияния онлайн и печатных медиа на жизнь в стране практически не ощущается. Интернет не имеет сильного проникновения в регионы, не все СМИ готовы говорить на спорные темы, а телевидение практически полностью принадлежит чиновникам.

Беседы с силовиками

Во времена правления первого президента Ислама Каримова в работе СМИ хватало препятствий — на журналистов оказывали давление, выгоняли из страны, подвергали судам и арестам. У каждого издания был куратор — человек, работающий на силовые структуры типа министерства внутренних дел (МВД) или службы национальной безопасности (СНБ), который регулярно проводил с редактором или владельцем медиа беседы, о чем писать не желательно, от чего стоит отказаться, а на что, наоборот, сделать упор.

После смерти Каримова в Узбекистане наступили времена, которые в стране и за рубежом сразу же окрестили "оттепелью" по аналогии с таким же периодом в Советском Союзе. Безусловно, в первый год правления Шавката Мирзиеева по стране заработали народные приемные — онлайн и оффлайн пространства, где население могло встретиться с чиновниками и потребовать решения вопросов в области градостроения, ЖКХ и других. Чиновники выходили на диалог не только с народом, но и с журналистами. Однако нельзя сказать, что эта тенденция сохраняется до сих пор. Наоборот, журналисты все еще ощущают давление со стороны государства.

Так, во время одного из тренингов редактор популярного медиа в Узбекистане признался мне, что после пресс-тура в США его вызвали на негласную беседу в СНБ. Там его допрашивали о том, чем он занимался во время поездки, с кем общался и для чего ездил. Об аналогичной ситуации рассказали и несколько блогеров: их также приглашали на беседы с представителями МВД, где расспрашивали, для чего они ездили на тренинги. Им также говорили, что это плохо и вредит интересам государства. Страх — по-прежнему крайне эффективное средство управления, поэтому ни один из опрошенных не согласился предавать ситуацию огласке под своим именем.

Схожая ситуация произошла с одним из внештатных сотрудников в моей редакции Hook.report — работая над материалом про религиозных беженцев, мы от лица редакции сделали юридический запрос в министерство внутренних дел. Нам нужно было узнать, как много религиозных беженцев вернулось в страну и как их встретило государство. Однако вместо ответа, сотрудник получил приглашение на неформальную беседу в само министерство. Там его проводили в отдел борьбы с терроризмом и начали психологическое давление — угрожали тюремным сроком, проблемами для семьи, преследованием по делу о пропаганде и распространении терроризма. Его не было на протяжении пяти часов, а спасло от дальнейшего обострения конфликта лишь то, что время встречи он сказал, что взял с собой диктофон и возможно записывал их слова. Сотрудника отпустили, попросив "не губить свою жизнь".

Еще одна история приключилась с несколькими участниками тренинга в одной из постсоветских стран. Как выяснилось позже, один из участников тренинга сотрудничал со службой государственной безопасности (СГБ) и вел запись во время тренинга. По приезду несколько участников получили от СГБ устные угрозы — если они будут слишком много говорить или писать, на них заведут уголовные дела по статье 155.2: прохождение обучения, выезд или передвижение в целях осуществления террористической деятельности. После этого участники тренинга, по их словам, задумались о дальнейшей жизни в стране, но пока решили остаться. Казалось бы, именно здесь нужно было подключать существующее АИМК.

Но, во-первых, респонденты побоялись угроз со стороны СГБ, а во-вторых, не доверяют АИМК по нескольким причинам. Бизнесмен Комил Алламжонов, который возглавлял агентство до недавно времени, плотно связан с политикой государства, как при прошлом, так и при нынешнем президенте. По слухам, при президентстве Каримова Алламжонов тесно сотрудничал с главным налоговиком страны Ботиром Парпиевым. С его помощью он создал бизнес-империю, куда вошла автошкола нового поколения "Автотест" (она получила монопольное положение при правительстве Мирзиеева), газета "Солик Инфо" (несмотря на статус частного издания, ее обязаны выписывать все государственные организации), телеканал Milliy, программы по автоматизации бухгалтерской работы "Бем" и другие активы.

С таким бэкграундом при правительстве Мирзиеева Алламжонов стал секретарем президента, однако через несколько месяцев покинул эту должность и был переведен на позицию начальника АИМК, которое до его назначения называлось Узбекское агентство по печати и информации. Заняв этот пост, Алламжонов решил налаживать контакты с журналистами и блогерами страны, однако далеко не со всеми. На первую встречу с новым директором пригласили немногих медийщиков страны, и эта встреча поделила журналистское сообщество на лояльных и нелояльных к правительству людей.

Широким жестом АИМК (в лице Алламжонова) подарило всем приглашенным смартфон местной фирмы Artel, владельцем которой выступает мэр Ташкента Джахонгир Артыкходжаев, и другие незначительные подарки. С тех пор Алламжонов не раз собирал в стенах агентства этих же людей, тщательно фильтруя тех, кому можно попасть на "аудиенцию", а кому нет. Например, блогерка Акида Ханум выходила в живой эфир летом прошлого года, когда на одну из встреч ее сначала пригласили от лица Алламжонова, а потом оказалось, что ее нет в списке и она не может войти в здание.

Но и это назначение стало последним. В этом году Алламжонов ушел из АИМК, став главным в ННО "Общественный фонд поддержки и развития национальных масс-медиа". При фонде был сформирован Общественный совет, куда также вошли блогеры и журналисты, наиболее лояльные к правительству страны.

Зная историю Алламжонова, АИМК и нового ННО, пока неочевидно, могут ли журналисты рассчитывать на защиту и помощь, если окажутся под давлением государства, или это очередной инструмент управления медиа. Кнутом здесь выступает СГБ, следящая за публикациями о первом лице, а пряником — Комил Алламжонов и Саида Мирзиеева, которые обещают защиту от преследований, но с определенными оговорками.

Нет источников — нет материалов

При подготовке материалов журналисты страны как правило опираются на информацию официальных источников. Но как часто бывает, этой информации может не быть.

По закону Республики Узбекистан о СМИ и закону об информации, каждое заинтересованное лицо может получить необходимую информацию, если эта информация не представляет государственную тайну. Формально любой человек вне зависимости от своей аффилиации — будь то сотрудник юридической организации, ННО, СМИ или просто частное лицо — может запросить любую информацию о работе государственных служб и получить ответ в указанные сроки. Но это идеальная картина, которая практически не встречается на практике. У многих пресс-служб есть свои фавориты среди СМИ, которым они отдают предпочтение, когда делятся информацией.

Так, летом 2019 года, один из главредов популярного столичного СМИ рассказал мне , что пресс-секретари ряда ведомств не отвечают на их запросы или передают ответы только в одно СМИ: "Когда мы спрашиваем их об информации, они отвечают, что уже все рассказали "Газете" (самое популярное онлайн СМИ Узбекистана на русском языке), и если нам нужна информация, мы должны брать ее там и ссылаться на них. О том, чтобы дать нам отдельный комментарий или работать с рассылкой, речи не идет".

Эта ситуация не единична, пресс-секретари категорически не умеют работать с журналистами, ожидая от них работы пиарщиков или агитпропагандистов. Запросы на информацию теряются где-то между ведомством и конечным адресатом, а все неполадки сваливаются на государственную почту, которая не доставила письмо. Если ответ все же поступает, то чаще всего информацию, которую дает ведомство, невозможно использовать — документ содержит стандартную "отписку", в которой нет и намека на запрашиваемую информацию.

Помимо плохо налаженной цепочки между СМИ и пресс-службами ведомств, в стране есть и проблема с нехваткой данных. Открытые данные, которыми хвастается Госкомстат, на деле часто оказываются бесполезными, неточными, или имеют немашинописный вид, а значит с ними фактически невозможно работать. Несмотря на то, что в стране 52 источника открытых данных, многие из них совершенно бесполезны с точки зрения журналистики.

Например Data.Gov — главный источник открытых данных. Однако если журналист захочет узнать, как много государственных объектов находится на балансе столичной мэрии, он столкнется с проблемой — этой информации нет на сайте. Как и нет аналогичной информации с разбивкой по регионам. С регионами на портале плохо в принципе — это информацию либо не заливают, либо ее в принципе нет. Или остается еще один вариант — это в принципе не нужно никому, кроме горстки журналистов.

Сайтом государственных закупок можно пользоваться, только зная идентификационный номер налогоплательщика (ИНН) государственной или частной компании. А вот открытого перечня ИНН государственных предприятий в республике также нет.

Аналогичная ситуация с данными по кадастру. Всемирный Банк выделил 20 миллионов долларов на создание проекта с открытыми данными по кадастру. Проект должны были завершить летом 2019 года, однако о нем нет никакой информации, впрочем как и информации о том, куда пошли эти деньги.

В сентябре 2017 года должны были принять закон о государственной службе, который бы обязал чиновников декларировать свои доходы. Однако спустя три года нет ни закона, ни обсуждения того, почему его нет. И такая история про открытые данные наблюдается практически во всем.

Где деньги, Зин?

Самым большим препятствием к существованию СМИ в Узбекистане становятся деньги, точнее их отсутствие. Именно финансовая нестабильность мешает изданиям быть сильным рычагом давления на правительство. Большая часть медиа зависит либо от своих владельцев, либо от рекламодателей. Но и то, и другое накладывает ограничения на работу и заставляет медиа самоцензурироваться.

В списке независимых СМИ, созданных журналистами в столице, только два проекта. Большая часть остальных принадлежит бизнесменам, и это тоже могло быть небольшой проблемой, если бы не распорядок жизни Узбекистана.

Одной из "традиционных" ценностей страны можно назвать кумовство, которое процветает практически везде. Недостаточно просто делать свою работу, живя в Узбекистане: бизнес плотно зависит от правительства — некорректные высказывания, опасные движения и признаки бунта могут стоить предпринимателю лицензии на работу, сделок, контрактов и прочих неприятностей. У правительства достаточно инструментов давления, начиная от налоговой, заканчивая санитарной инспекцией. Именно поэтому, владея СМИ, бизнесмен заинтересован в максимальном конформизме подаваемой информации, потому что на кону будет стоять не только работа редакции, но и труд всей жизни того или иного предпринимателя.

Рынок рекламы также крайне слабо развит, большинство рекламодателей заинтересованы в стандартных PR-материалах и не хотят рисковать репутацией. Публикация рекламы в потенциально диссидентском СМИ может обернуться проблемами для рекламодателей.

Ну и, наконец, самая главная проблема — в стране нет ни одного независимого института, который имел бы право помогать журналистам. Здесь нет доноров, да и в принципе международное донорство запрещено законом. Кстати, Узбекистан и Туркменистан — единственные из всего региона Центральной Азии, кто не позволяет своим журналистам принимать помощь международников. А стать резидентами Узбекистана организации не могут по иным причинам.

Уже три года подряд две крупные международные организации, пожелавшие остаться неизвестными, пытаются получить разрешение на работу в Узбекистане. После смерти Каримова казалось, что новая власть заинтересована в сильных медиа и хочет помогать им развиваться. Но раз за разом организации получают отказ, а чиновники довольно часто используют связку "иностранные инвестиции у СМИ — враги государства".

Годы правления Каримова выработали в редакциях сильную самоцензуру и недоверие к коллегам. Именно поэтому журналисты не предают огласке истории давления от спецслужб и не доверяют друг другу — каждый непроверенный журналист может работать с СГБ, находясь под давлением или выбрав такое продвижение "в карьере". Разделив между собой журналистов и СМИ, правительство тормозит развитие гражданского общества и журналистики как четвертой власти. Одна из самых больших проблем медиапространства Узбекистана — крайне сильная разобщенность журналистов и нежелание работать вместе. Журналисты Ташкента могут не знать о своих коллегах в регионах, какие СМИ там существуют и о чем они пишут. Разобщенное и слабое сообщество не способно консолидироваться и вряд ли станет сильным элементом. Однако помимо прямого силового воздействия, у государства есть еще множество способом помешать журналистам в их работе.

Что мы можем сделать для того, чтобы изменить ситуацию? Этот вопрос остается открытым, но рецепты максимально простые — перестать бояться и начать говорить. Понемногу этот процесс уже запущен, и возможно, спустя несколько лет СМИ все же смогут усилить свое влияние, формируя институт гражданского общества. Но пока мы слышим только множество красивых слов и почти не наблюдаем реальных действий.

И хочется попросить лишь о малом — если вы не хотите помогать, то попробуйте хотя бы не мешать. И быть может, все изменится.