Нечестным выборам Путина мы хотим противопоставить честные, но настолько же безальтернативные выборы Навального(c) Grigory Dukor/Reuters/PA Images. Все права защищены.На фоне в основном безрадостных западных новостей ничуть не менее важная по своим последствиям российская общественная дискуссия поражает своей узостью. Вместе с Англией и США Россия оказалась в волнах общего кризиса постиндустриального экономического порядка и политического представительства: неравенство стало столь агрессивно, что отстаивающие его формально легитимные политические элиты не могут больше претендовать на представительство "всех"; распадается (может быть, временно) сама условность электоральной демократии, в странах с честным подсчетом голосов и без. Остро встающие при этом вопросы о налогообложении богатых и социальных гарантиях бедным в России обсуждаются в придаточных предложениях к спору о недостатках Навального.

Нет сомнений, что "предвыборная кампания" Навального, вся созданная им система мобилизации людей по всей стране - явление совершенно историческое и заслуживает всяческого внимания. Однако вызванные этой кампанией споры носят порой анекдотически мелочный характер, промахиваются мимо всех поднятых ею системных проблем: правильно ли сказал Навальный, что Путина можно помиловать, а Медведева нельзя? Что думают сторонники Навального про его загранпаспорт?

Эта поверхностная полемика, включающая и бессодержательные дебаты о будущем Навального-диктатора, есть симптом серьезных проблем с нашим пониманием политического.

Виртуальный суверенитет

Оппозиционная общественность выработала очевидную фиксацию на спектакле - а вернее телешоу электоральной политики. Эта фиксация парадоксальна с учетом позорной, никуда не ведущей истории выборов в постсоветской истории.

Нечестным выборам Путина мы хотим противопоставить честные, но настолько же безальтернативные выборы Навального. Мы повторяем друг другу простые лозунги из 1991 года, при помощи которых советским туземцам объясняли преимущества демократии ("сменяемость власти означает, что уровень жизни повысится"), хотя уже достаточно пожили в большом мире и можем отдать себе отчет, что действительная история и современность не описываются такими упрощенными схемами.

Борьба с коррупцией - главный инструмент Навального и его соратников (c) NurPhoto/SIPA USA/PA Images. Все права защищены.Почему же просвещенная оппозиционная публика довольствуется ими? Потому что за ними стоят намного более глубинные и не отрефлекcированные пока представления о природе власти, точнее - политического суверенитета.

Согласно этим представлениям, фундаментальным для всех политических групп и направлений постсоветской эпохи, народный суверенитет осуществляется и без остатка вбирается всенародно избранным политиком. Такая модель, вменяющая президенту единственное право на политическое действие и чрезвычайный символический статус лица страны, объединяет за- и антипутинцев, объясняет и плебисцитарные выборы Ельцина, и всеобщее одобрение представительских достоинств его преемника ("молодой и непьющий"), и ту роль, которую так умело примеривает на себя Навальный.

Новейшая история, и российская и западная, хорошо показывает границы и оборотные стороны этой веры в виртуальный суверенитет. Как в романе Пелевина “Generation П”, механизмы представительства, построенные на электоральной условности, оказываются тождественны иллюзорной медийной представительности. Главной функцией правителя оказывается спектакль прихода к власти и ее отправления; самый могущественный выборный пост в мире достается (даже не по воле большинства, а по юридическому недоразумению) герою светской хроники и телеведущему.

В такой политике избиратели вне ритуала выборов остаются разрозненными зрителями у телевизора, как в первых сценах мирзоевского фильма "Борис Годунов", а обращенная к ним аналитика рассуждает об абстрактных свойствах различных внеположных их воле режимов или процессов, которые могут разрушить или укрепить их благосостояние.

Понятое так электоральное представительство одновременно направляет и обуздывает массовый интерес к политике, делает коллективную политическую волю невесомым предметом медиа-потребления. Видимо, поэтому путинский аппарат сохраняет загадочную приверженность не только худшим образцам западной телевизионной эстетики, но и самой идее выборов. В этой же системе координат работает и Навальный, виртуоз своего дела, мобилизующий сторонников двойным медиа-форматом предвыборной кампании и телеканала с утренней передачей "Кактус".

Замечательный лозунг Болотной: "вы нас даже не представляете" - не только описывает кризис демократического представительства в политике, но и в своей перформативности указывает на необходимые пути расширения наших понятий о политическом

Между тем, при всей незаменимости электоральных и правовых институтов (а также свободного телевещания), идея ограничивать ими сферу политического действия в лучшем случае близорука, в худшем – прямо разрушительна для демократического протеста.

Политика и медиаэстетика современных демократий делегирует политическую волю живых масс экранной олигархии "избранников" и вообще "элитам" - говорящий термин, сплавляющий политические полномочия с как будто естественными, неважно откуда взявшимися имущественными привилегиями. Именно эта конструкция, воплощенная на телеэкране фигурой Путина (а теперь и Усманова), завела Россию в политический и социальный тупик, размыв границу между демократией и авторитаризмом, между интересами массового избирателя и хищной олигархией. Замечательный лозунг Болотной: "вы нас даже не представляете" - не только описывает кризис демократического представительства в российской и англо-американской политике, но и в своей перформативности указывает на необходимые пути расширения наших понятий о политическом, без которого массовый протест не может привести к структурным переменам.

Самый популярный лозунг протестов 2011-2012 актуален и сегодня (c) ЖЖ Эраста Галумова. Опыт последнего времени показал со всей очевидностью, что и в России, и в "развитых странах" сама по себе политика выборного представительства не способна и не желает представлять интересы массового избирателя. По всему миру она наращивает темпы неравенства и демонтирует социальные гарантии, выстроенные в предыдущую социал-демократическую эпоху под давлением внеэлекторальных сил -  массовых протестов и профсоюзов.

Вытеснение систематического массового действия из демократической политики – важнейшая черта нынешней фазы в истории Запада, начавшейся в 1980-е: неолиберализма. Оно свойственно и политическому сознанию путинской России, где не только кремлевские политтехнологи, но и либеральные аналитики рассуждают об опасностях массового политического подъема и политическую субъектность приписывают единственно "элитам". Не приходится удивляться, что такая программа протеста не вызвала энтузиазма масс.

Протест и границы политического

Нужно признать, что преобладающий в оппозиционном поле либеральный язык электоральной свободы и политико-экономического индивидуализма оказался неспособен к мобилизации и консолидации массовой протестной энергии. Владимиру Гельману кажется само собой разумеющимся, что растущий протест связан "с ограничением не только политических и гражданских свобод, но и индивидуальных", однако это автоматизированное описание совершенно не очевидно.

Но белые ленточки в 2017 никто не носит(c) Alexander Zemlianichenko AP/Press Association Images. Все права защищены.Распад больших протестов 2011-12 годов показал, что оторванная от реальных исходов условность свободных выборов и выстроенная вокруг нее конституционная абстракция демократии сами по себе не кажутся массовому избирателю решением реальных, осязаемых социальных проблем. Именно на этом фоне нужно рассматривать поразительный успех "предвыборной кампании" Навального, который под видом разговора о коррупции заговорил о системном экономическом неравенстве и проблематичных режимах собственности в постсоветской России.

"Кампания" Навального представляет собой отлично отлаженную и координируемую из Москвы политическую машину. Однако выработанная ей огромная энергия мобилизации уже позволяет рассматривать ее как гетерогенную коалицию различных, хоть и не до конца осознавших себя интересов и импульсов - или по крайней мере как наглядную проекцию тех напряжений и противоречий, без которых немыслима современная массовая политика в России. Среди них принципиально важно структурное, независящее от личных свойств противоречие между социальными проблемами, толкающими массы к протесту, и функцией электорального политика. Политику "положено бороться за власть", за членство в экранной элите "представителей"-функционеров вместе с Меркель и Макроном.

Навальный акробатически балансирует между габитусом центристского электорального политика и популистской апелляцией к реальным массовым проблемам

Удивительное мастерство исторической "кампании" Навального состоит в том, что ему, по всей видимости, удается мобилизовать для этой цели глубинные социально-экономические фрустрации, которые до сих пор не находили выхода в электоральной политике. Навальный акробатически балансирует между габитусом центристского электорального политика и популистской апелляцией к реальным массовым проблемам. Техничность Навального не должна, однако, стать ловушкой для массового протеста, внутренний смысл которого состоит не в смене первых лиц, но в перестройке общественного договора. В полемике с Усмановым Навальный на один краткий миг вывел на политическую авансцену безымянных шахтеров и горняков, однако от политика, по сути своей профессии ищущего поддержку у собственников и политического класса, не приходится ждать последовательной работы в интересах обделенных.

Случай Навального заостряет важнейший парадокс современной политической ситуации: политика - слишком важное дело, чтобы отдавать ее на откуп политикам. Когда защитники Навального с гордостью подчеркивают, что он – политик, а не активист или правозащитник, они обнаруживают то слишком узкое представление о границах политического, которое включает политтехнологов, но исключает борцов с реальным и повседневным социальным злом.

Кампания Навального возвращает общественное внимание к главным вопросам социального устройства (c) REUTERS/Tatyana Makeyeva. Все права защищены.Между тем если политика есть сфера установления и развертывания власти в отношении ко всему коллективу и отдельным его членам, то сопротивляющиеся полицейскому насилию активисты ОВД-инфо или журналисты “Новой газеты”, сообщающие о казнях чеченских геев, заняты политикой в намного более прямом и буквальном смысле, чем Навальный или Леонид Волков.

Двойная, общественная и административная, маргинализация активизма и внеэлекторальной солидарности как неполитической благотворительности может работать в интересах нынешнего порядка, но никак не соответствует интересам массового протеста. Настоящие линии борьбы проходят сегодня через объединения дальнобойщиков или профсоюзы ученых, и именно там – а не в симулякрах электоральных партий – сопротивлению катастрофически не хватает сил.

Настоящие вопросы

Медиа-кампания Навального обещает явно недостаточно для решения социальных проблем. Конечно, реформы судов и правоохранительных органов нужно добиваться всеми силами - однако поставленная таким образом цель преобразований явно ограничена административно-технократическими горизонтами и не предполагает серьезного пересмотра режимов неравенства.

Рассуждая на телеканале Навального  о необходимых преобразованиях, двое высокопрофессиональных экономистов в качестве примера хорошо работающей корпоративной системы приводят США - страну с высочайшим уровнем неравенства и безразличия государственной машины к массовой нищете. Один из этих экономистов работает при этом в Университете Чикаго, который расположен посреди огромного гетто, воплощающего все социальные язвы дерегулированного капитализма.

"Популистская", или просто демократизирующаяся, политика начинает - пока очень осторожно - возвращать в качестве точки отсчета для предполагаемых политических решений интересы массового избирателя

Сам Навальный, постоянно апеллирующий к бедам обделенных, тем не менее собирается бороться с избытком рабочих мест "дармоедов" в госсекторе - то есть сохраняет верность неолиберальным ортодоксиям жесткой экономии, austerity, постепенно разъедающим социальную безопасность и массовое благополучие по всему Западу.

Мы должны быть, однако, признательны ему и его кампании: она возвращает общественное внимание к главным вопросам социального устройства, оттесненным было зрительским интересом к занимательной, хоть порой и кровавой, политике кремлевского "карточного домика". Лев Шлосберг, споря с Навальным задается важнейшим вопросом о связи либеральных реформ первого путинского срока с сегодняшним положением дел. Мовчан и Миронов спорят о проекте минимальных зарплат, чуть-чуть сдвигая влево стрелки мейнстримных экономических ортодоксий.

"Популистская", или просто демократизирующаяся, политика начинает - пока очень осторожно - возвращать в качестве точки отсчета для предполагаемых политических решений интересы массового избирателя, а не стремительно устаревающие неолиберальные догмы. Эти дискуссии нужно, конечно, заострять: если мы готовы требовать больше от корпораций ради минимальных зарплат, то почему бы не обдумать, например, введение всеобщего универсального дохода? В отличие от вопроса о выводе войск с Донбасса, здесь есть что обсудить.