Деньги в тумане: башни Трампа на Майами Бич. Фото: CC BY-NC-ND 2.0: Jerry Edmundson / Flickr. Некоторые права защищены.Западные инвесторы идут в Россию в надежде быстро заработать и сэкономить на социальных и экологических расходах. Российские же чиновники и предприниматели переводят свои активы в оффшоры и швейцарские банки. Кому выгодна трансграничная коррупция - и кто за нее платит? Об этом oDR поговорил с участниками экспертной группы “Борьба с трансграничной коррупцией”  Гражданского Форума ЕС-Россия.

Участники дискуссии: Константин Рубахин - координатор движения “В защиту Хопра”, автор ряда расследований, Андрей Калих - координатор группы “Борьба с трансграничной коррупцией” Гражданского форума ЕС-Россия, журналист, Анастасия Кириленко - независимый журналист (The Insider Russia, Mediapart.fr).

oDR: Transparency International предлагает определять коррупцию как “злоупотребление доверенной властью ради личной выгоды”. Корпоративная выгода тоже может быть включена в это определение. В чем именно заключается выгода от трансграничной коррупции, масштаб которой выходит далеко за пределы часов, яхт, кроссовок и даже недвижимости?

Константин Рубахин: Речь идет не только о материальных богатствах в чистом виде, а о системном влиянии. Личное благополучие в данном случае связано не только с умножением своего бизнеса, потому что, начиная с какого-то момента, речь уже идет не о том, чтобы заработать себе денег на жизнь, а о том, чтобы победить в некой гонке: гонке капиталов, гонке политического влияния и т.д. Все это имеет отношение к личной выгоде.

Но основная личная выгода в данной ситуации  – это безопасность. К примеру, в контексте России – это гарантии, того, что власть не даст ход международному расследованию, как мы видим на примере Испанского дела. Благодаря этому Искандер Махмудов и Олег Дерипаска не попадают, к примеру, в списки Интерпола [подробности по вышеприведенной ссылке - oDR]. В обмен на это коррумпированные бизнесмены делают власти разные гешефты, в том числе,  в виде работы с европейским бизнесом, склоняя его на российскую сторону, как мы видим на примере Альстома (Alstom) с тем же Бокаревым и Махмудовым.

Коррупция – это не то, что выражается в материальном поощрении, это не взятка чемоданами, которые перевозятся через границу.

Андрей Калих: Все, что рассказывает Константин, описывается в рамках термина “глобализация коррупции”. Это, конечно, далеко не новое явление. Коррупция уже давно вышла за рамки национальных государств, коррупционные связи прокладываются через границы, и не только между коррумпированным бизнесом, но и между государственными чиновниками, связанными с бизнесом. И вообще, коррупция – это не то, что выражается в материальном поощрении, это не взятка чемоданами, которые перевозятся через границу. Коррупция уже давно стала сложнее, чем взяточничество и чем то очень узкое и однобокое определение коррупции, которое дано в российском законодательстве.

Выгода от трансграничной коррупции для наших коррупционеров заключается, во-первых, в возможности скрыть свои активы на Западе, во-вторых, в возможности сотрудничать с помощниками на Западе. Это уникальная ситуация, состоящая из двух встречных процессов. С одной стороны, экспорт российской коррупции из России в Европу или во весь мир привел к заражению коррупцией тамошних чиновников и бизнесменов. С другой стороны, иностранные чиновники и корпорации сами инвестируют средства в проекты в России, потому что знают, что в России можно получать легкие деньги.

Иными словами Россия предлагает всему миру свою коррупционную привлекательность: вот посмотрите, у нас очень легко проводить ваши проекты, а если вы нас еще похвалите, то будете поощрены и заработаете кучу преференций. В виду того, что жесткость законов нивелируется их неисполнением и направлена только на “чужих”, то для “своих” свободы использования средств не по назначению в России гораздо больше. Интернациональная коррупция потому так и успешна в России, что здесь легче нарушать законы, экологические нормы, права местного населения – например, как в Африке.

Кроме того, у трансграничной коррупции есть очень важный политический аспект. Россия уже на протяжении многих лет ведет активный подкуп европейских политиков и корпораций. У многих российских чиновников есть железная уверенность в том, что создать свою группу политических сторонников на Западе можно только с помощью денег или предоставлении преференций, например, для тех же инвестиционных проектов на территории России. Но, в любом случае, важно создавать свою группу поддержки среди политических и бизнес-кругов. Вот конкретный и уже давно доказанный пример -  финансирование европейских право-популистских политических партий и движений, вмешательство в выборы, действия, направленные против  оппонентов правых сил. Во Франции, Венгрии и некоторых других странах уже достаточно много опубликовано документов, чтобы об этом можно было говорить открыто.

На Западе создается пул хорошо прикормленных сторонников российского политического режима, которые если и не обязаны говорить о России хорошо, то лишены возможности ее критиковать

Таким образом на Западе создается пул хорошо прикормленных сторонников российского политического режима, которые если и не обязаны говорить о России хорошо, то лишены возможности ее критиковать. За ними стоят выгодные контракты, непрозрачность в тендерах, в которых они участвовали и в которых они замешаны. Вот эта важная часть с которой в трансграничной коррупции нужно особенно бороться, потому что это создает поддержку политическому режиму здесь.

Анастасия Кириленко: Действительно, Венгрии, лидер которой высказывается за снятие санкций с России, Россия дает огромное финансирование - 10 миллиардов евро на строительство атомной электростанции. При этом, финансирование было принято даже без тендера. Европейский союз начал расследование и заблокировал сделку. В ответ Венгрия просто не стала сотрудничать c Еврокомиссией (были обвинения в политической подоплеке дела), и расследование ушло в песок, отчасти и потому, что сделка содержит секретные параметры. Местные исследователи коррупции, в частности Балинт Мадьяр, полагают, что через оффшоры часть этих денег пойдет руководителям Венгрии. При этом, нет механизмов как-то этому воспрепятствовать до тех пор, пока сами венгерские власти этого не захотят.

oDR: Каков эффект от трансграничной коррупции на экономическое развитие России? Помимо краткосрочных выгод, которые получают предприятия за счет того, что все можно сделать в обход закона, есть ведь еще вполне определенные риски.

Анастасия Кириленко: Пока что желание большой прибыли перевешивает риски. Например, концессии, когда иностранные предприниматели осуществляют стройки в России. Иностранные концессии оформляются через офшоры таким образом, что видно, что часть идет откатом к PEPs (politically exposed persons, политически значимые лица, тайные друзья и знакомые чиновников).

Просека на месте будущего строительства трассы Москва - Санкт-Петербург в Химкинском лесу 2010 год. Фото: Валерий Мельников, РИА Новости. Все права защищены.В результате, никто не следит за эффективностью бизнеса, потому что все равно бюджет российский все оплатит, возместит даже убыточные проекты. Ярким примером этому служит строительство французской компанией Vinci трассы Москва-Петербург через Химкинский лес, при том, что трасса стоит пустая. Согласно расследованию гражданских активистов, по всей видимости, компания заплатила “откат” (до 18%, около 300 миллионов евро) Александру Плехову (упоминается в Панамских документах как близкий к Владимиру Путину) и Аркадию Ротенбергу. Что интересно, Vinci проверяют в прокуратуре Франции, также она она названа в числе шести самых коррумпированных компаний в отчете OLAF по Венгрии наряду с Siemens.

Если ты договорился с российской властью, то деньги никогда не признают коррупционными, нелегальными.

Константин Рубахин: Западный бизнес радостно вовлекается в схемы по отмыванию, если они работают. Россия – это такая лаборатория отмыва. Что-то через нее прошло, на выходе мы имеем какие-то деньги. Если ты договорился с российской властью, то эти деньги никогда не признают коррупционными, нелегальными. Ты можешь завести туда левые какие-то деньги, а получить неплохие прибыли. Ты можешь показать любую сумму на входе и другую сумму на выходе, в зависимости от того, как у тебя бизнес идет, и эта сумма на выходе всегда будет легальна. Ты можешь нарисовать у себя в отчетах любые суммы. Я, кстати, удивляюсь как те же аудиторские компании, компании, которые делают отчеты – Ernst and Young, например – как они вообще могут работать в России, когда в отчетах делается все что угодно.

Если взглянуть на эту ситуацию с позиции адвоката дьявола, то возникает такой вопрос: есть ли какие-то неожиданные позитивные побочные эффекты от этого взаимовыгодного процесса? Например, где-то строится завод и население получает работу на новом предприятии, которое появилось за счет коррупции?

Константин Рубахин: Тут сразу можно ответить на конкретных примерах, на примере Хопра, в частности, можно сказать простую вещь: в Европе ты не получишь кредит в банке, не отчитавшись по “Принципу Экватора”, то есть, за экологическую безопасность проекта, и так далее. При этом, в Европе есть структурные фонды, из которых предприятие может получить вплоть до 50% финансирования проекта, если он экологически ориентирован. Там есть все возможности и способы развивать и внедрять экологические технологии. Любой проект оценивается с точки зрения его экологической, экономической и социальной выгоды.

В России же все эти аспекты перечеркиваются сразу несоблюдением закона, невозможностью обратной связи с населением и отсутствием гражданского контроля. Поэтому коррумпированное предприятие априори не может быть полезным.

Участники всероссийской акции против добычи Никеля в Черноземье. Москва, 2014. Фото предоставлено Константином Рубахиным.С экономической точки зрения, коррупция работает только если включить экологический демпинг. Например, на Хопре: там уже после геологоразведки становится очевидно, что предприятие будет выбрасывать радиоактивные элементы, которые попадут людям в воду, пищу. Там уже сейчас радиоактивные, полные ядовитых элементов подземные рассолы в результате геологоразведочных работ попали в питьевые источники. Но местная администрация всячески старается это скрыть - подчищает за горно-металлургической компанией. И все понимают, почему это происходит.

В результате, тысячелетний земледельческий потенциал Черноземья перечеркивается ради возможности быстрой добычи никеля, и потом деньги уйдут в офшоры к Махмудову с Бокаревым, их коррумпированным партнерам и чиновникам. Местное население от этого страдает, социально и экологически это разрушительно, экономически это выгода Махмудова, Бокарева и чиновников. Что здесь хорошего? Ноль, сплошной отрицательный результат.  

Говорить о позитивных эффектах коррупции можно для отдельного человека в повседневной жизни, но на уровне государства и общества это довольно нелепо.

Анастасия Кириленко:  Я могу привести пример. Я говорила с итальянским бизнесменом, который платил взятки на Шереметьевской таможне, и он очень доволен. Он говорит: “После того как я заплатил взятку, она работает гораздо быстрее, чем наша таможня в Италии”. Все происходит в какие-то там часы, и это, естественно, нарушение правил конкуренции между бизнесменами. Получается, кто-то один заплатил взятку, у него быстрее все растамаживают, ему преференции. Так было и в случае французской компании Vinci, которая платила взятки в России и тем самым нарушила права других французских компаний, поскольку это ведет к недобросовестной конкуренции. При этом, бизнесмены вполне нормально к этому относятся - они не обязательно борцы с коррупцией.

Проблема в том, что издержки за это платит потребитель, расходы на коррупцию просто добавляются к стоимости продукции. Поэтому говорить о позитивных эффектах можно для отдельного человека в повседневной жизни, но на уровне государства и общества это нелепо.

Издержки на коррупцию оплачивает потребитель

Андрей Калих: У нас в стране есть исследователи, которые всерьез утверждают, что от коррупции есть позитивный эффект. Действительно, если смотреть сугубо с практической точки зрения, то возникает ощущение, что от коррупции дела делаются эффективнее - но это, конечно, только иллюзия. Во-первых, коррумпированные бизнесмены совершенно несвободны. Их бизнес  находится под контролем, власть на каждого из них имеет свое досье и использует его. Во-вторых, коррупция устанавливает несправедливость: живут лучше (до известного предела) только те, кто платит и получает взятки. Вся остальные граждане страны, кто не хочет или не может платить взятки, являются жертвами коррупции. Поэтому я бы вообще не стал рассуждать о позитивном эффекте этого явления. 

oDR: В каких сферах индустрии и предпринимательства трансграничная коррупция особенно масштабно выражена?

Константин Рубахин: Это, конечно, все, что касается природных ресурсов. При этом, речь идет не только о самих металлах или нефти, но и схемах существующих вокруг них. К примеру, толлинговые схемы, которые были в России в девяностые – схемы поставки сырья и выплавки из него продукта за счет недорогого российского электричества. Все отрасли, связанные с ресурсами, очень коррупционно емкие. Во-первых, в денежные потоки, которые идут за металлы и тому подобное, заливались нелегальные деньги от казино, проституции и так далее. С этих на вид легальных денежных операций, на самом деле, кормится целый общак мафиозный. И мы видим как с помощью этих денег, этих ресурсов, российские предприятия захватывают, предприятия европейские, забирая их пакеты.

Расследование Константина Рубахина: Кто украл Россию?

В такие схемы вовлечены, как крупные частные российские предприятия, так и принадлежащие государству. Например, Росатом имеет очень большую сеть, у него имеется холдинг Uranium One в Нидерландах. Через него в 2013 году более 5 тысяч тонн урана было добыто. Немецкая фирма Nukem тоже принадлежит Росатому. В общем, это крупная международная структура, использующая свое влияние в странах присутствия.

И если мы возьмем ту же Роснефть, то это тоже сеть, которая включает десятки европейских компаний. В основном, кстати, это не только офшорные, но и голландские, немецкие, британские, ирландские, лихтенштейнские компании, через которые проходят миллиарды евро, что наводит на мысли о путинских друзьях.

Анастасия Кириленко: Есть еще русско-украинская компания  Росукрэнерго. Она прекратила свое существование только после начала войны на  Украине в 2014 году. Создана подставным человеком криминального авторитета Семена Могилевича с одной стороны, и при участии “Газпромбанка” под руководством Андрея Акимова - с другой.  По всей видимости, цель этой компании в том, чтобы  часть денег от продажи российского газа оседала напрямую чиновникам, а не поступала в бюджет России. Создалось такое впечатление, что одна из причин войны – это сохранить эту и ей подобные кормушки, основанные на трансграничной коррупции. Недавно в Австрии был арестован Дмитрий Фирташ, который может пролить свет на это дело. Австрийская полиция и раньше интересовалась этой компанией, и сведения о ней (о том, что она создана для увода части стоимости газа в частные руки) я получила из файлов австрийской полиции.

oDR: Как повлияют на ситуацию с трансграничной коррупцией скандалы вокруг Трампа и вокруг попыток России контролировать политические процессы за рубежом? Может ли возникнуть новый виток в создании правовых механизмов для контролирования коррупции?

Андрей Калих: По поводу Трампа стоит сказать, что хотя бы те косвенные факты, о которых, например, писал журнал “Форбс”, что половина квартир в “башнях Трампа” раскуплены российскими мафиози и бизнесменами, показывают связи с Россией, которые у него были до избрания президентом. Поэтому Россия и думала, что Трамп у нее на крючке. Она ставила на Трампа и радовалась, когда он был избран, что оказалось иллюзией, как мы теперь понимаем. Вообще, на месте американцев я бы отменил эти выборы просто из-за обоснованных подозрений во вмешательстве в них со стороны.  

Анастасия Кириленко: Дело в том, что общественное мнение (у Трампа рейтинг упал, сейчас, вроде, до 42%) в США не так согласно с Андреем. И мне нравится фраза Карен Давиша, автора книги «Клептократия Путина», что американские или европейские исследователи стоят на плечах российских. Так, в описании квартир в Trump Tower, купленных русской мафией, участвовал заместитель директора российского бюро Transparency International Илья Шуманов. Пока мы, россияне, в том числе, проживающие за рубежом, не создадим убедительных примеров наших расследований, не продемонстрируем: “это мафия и ее вмешательство в западный бизнес и политику опасно”, ничего не изменится.

 Пока что российские правоохранительные органы занимаются тем, что защищают преступников. Это не просто слова. Константин Рубахин упоминал слова Хайдарова в немецком деле против Измайловской группировки о том, что есть совершенно конкретные сотрудники в ФСБ, МВД, которые занимаются развалом дела и отчитываются регулярно руководителям группировки.

В условиях коррумпированности российских прокуратур и судов, западные прокуроры формально лишены возможности преследовать коррупционные деньги из России

 Мы, гражданские активисты, пытаемся повысить уровень осознания этих фактов - но смотрим в будущее довольно пессимистично. Отчасти, проблема в том, что подобные дела освещают иностранные журналисты, а без помощи российских коллег они мало могут.  Например, общественное мнение во Франции довольно лояльно к фактам трансграничной коррупции.  Так, издание Mediapart.Fr задается вопросом, почему кредиты “Национальному фронту” выдали “сомнительные и откровенно мафиозные банки” (Первый Чешско-русский банк (ПЧРБ),Strategy Bank, NKB).  Все эти банки были ликвидированы после выдачи траншей, они исчезли в 2016 году, у них была отозвана лицензия, а заместитель директора ПЧРБ был задержан в Москве по обвинению в мошенничестве. 

Эксперты рабочей группы по борьбе с трансграничной коррупцией, Таллинн, 2 апреля 2016. Слева напрво: Владимир Римский, Харри Хуммель, Павел Антонов, Андрей Калих, Анастасия Кириленко и Константин Рубахин. Фото предоставлено Гражданским Форумом ЕС-Россия.И тем не менее, подобные заемы почти не не повлияли на рейтинг ле Пен. Французы все равно думают, что она их собственный кандидат -  а не агент российской преступности. Эксперты осознают то, что мы говорим, а общественное мнение пока не очень. 

Андрей Калих: В условиях российской коррупции и отсутствия в России независимых прокуратур, судов и следователей западные прокуроры формально лишены возможности преследовать российские коррупционные деньги. Они лишены возможности формально приступить к расследованию происхождения темных денег на территории их стран, так как не отвечают за predicate offensive - основное преступление, совершенное на территории России, как, например, хищение денег из российского бюджета.

oDR: Очевидно, что правовые механизмы, которые должны противодействовать коррупции, неэффективны. Есть ли у вас идеи по поводу того, как эти механизмы можно совершенствовать?

Анастасия Кириленко: Сами механизмы, прописанные в законе, довольно эффективны, просто они слабо применяются. Большинство дел уходит в песок из-за отсутствия сотрудничества со стороны российских органов, как это, например, произошло с делом Магнитского. В США по делу Дениса Кацыва, которого подозревали в отмывании денег из российского бюджета по схеме, которую обнаружил Сергей Магнитский, стороны пришли к мировому соглашению. Это уже хороший результат, при этом, по моим данным, прокурор жаловался на отсутствие сотрудничества со стороны России и просил продлевать сроки следствия. Или, допустим, в Испании у следствия есть данные, что деньги отмывались, одни и те же бенефициары сами себе продавали недвижимость. И они знают, что, по оперативным данным, это были люди, связанные с наркотиками и убийствами. Но у них нет доказательств из следственных органов с печатью из России - поэтому все выкладки испанского следствия не могут быть основанием для осуждения.

Но есть и другие примеры, как, например, дело Виктора Бута по торговле оружием, когда американские правоохранительные органы  сумели вынести приговор, насколько я понимаю, без правовой помощи из России. Есть разная практика по странам. Испания, все же, в авангарде преследований русской мафии. Может быть, ведение таких дел надо хотя бы унифицировать под Испанию.

Возможно, достаточно осознания того, что не стоит ждать у моря погоды, сотрудничества со стороны российских органов. Достаточно парочки прецедентных решений судов на Западе, чтобы прокурор не был обязан ждать ответа из России и закрывать дело в его отсутствии.

Кроме того, в перспективе было бы хорошо провести люстрацию и реформу российских правоохранительных органов по примеру грузинской. Всех представителей правоохранительных органов выгнать и набрать новых. Мне кажется так. Потому что уровень мафиозности у нас такой же, как был в Грузии. Мелкие шажки важны, но в перспективе нужно что-то масштабное.

Константин Рубахин: Нам, гражданским активистам, конечно, нужна институционализация. Нам нужно больше сотрудничать с общественными организациями, свои развивать. Потому что на запросы от Кости Рубахина пишется формальный ответ, как мне написала английская полиция на одно из заявлений: «Обратитесь в страну, где эта коррупция произошла». Индивидуальные обращения вообще не замечаются, выкидываются и так далее. Но когда этот запрос пришел и тебе позвонили десять журналистов поинтересовались про этот запрос, то они уже понимают, что есть общественный контроль.

Мы видим в Европе как работают институты гражданского общества. В Германии, например, мне помогал Немецко-Русский обмен. Они объясняли мне, что если преступление произошло в одной из земель, то нужно в той же земле подать заявление в полицию. Полиция тоже видит, что запрос идет от общественной организации. Чтобы дело двигалось необходимо давление медиа, давление гражданских организаций. И тогда этот диалог между властями и, в частности, правоохранительными органами европейских стран и гражданскими активистами пойдет. Только так.