В рамках рубрики Unlikely Media oDR освещает независимые и неожиданные издания, появляющиеся на постсоветском пространстве. Максим Эдвардс говорит со создателями сайта "Зеркало. Российская социальная действительность" Александром Замятиным и Мариной Рунович о социальном неравенстве в России.

Как появилась идея создать сайт и почему вы выбрали это название?

А.З. Исходная идея мне кажется настолько простой, что я верю в успех проекта несмотря на то, что наши ресурсы ограничены: по любым оценкам, в России высокий уровень социального неравенства, но если заглянуть в наше информационное пространство, то можно подумать, что этой проблемы просто не существует. Мы решили не хоронить себя размышлениями о том, почему никто еще не занялся разработкой и популяризацией этой проблемы, и взяться за дело самостоятельно. В стране нет ни think tank’ов при партиях, потому что нет партий, ни фондов, готовых финансировать что-то большее, чем академические исследования. Значит, нужно придумывать какой-то нестандартный ход. Мы решили заложить фундамент в виде микроскопического медиа о российской социальной действительности.

Первый состав редакции сложился скорее стихийно, чем из функциональных соображений. Мы просто не могли себе позволить набрать профессионалов на зарплату и пытались пропустить через работу всех, кто умеет что-то делать и обладает запасом энтузиазма. Такие конструкции долго не живут, поэтому по мере развития состав редакции изменялся. Сейчас в редакции вообще только два человека.

Само название "Зеркало" – продукт сумбурного мозгового штурма, настроенного на то, что проект должен восприниматься как можно более широкой аудиторией. Для этого нужно, чтобы каждый мог легко интерпретировать его название по-своему.

Как воспринимается ваш проект среди тех, о ком вы пишете? Они распознают себя в "зеркале"?

А.З. Сразу скажу, у нас нет задачи собрать какой-то новый "опасный класс" из социально угнетенных, пропагандируя среди них идеи равенства. Это было бы очень наивно и глупо. Но в России высокий уровень проникновения интернета, и у нас есть возможность вести разговоры о неравенстве с самыми разными людьми, при этом не навешивая ярлыки "бедняков" или "нищих". Наоборот – мы боремся со стигматизацией.

Перед запуском было несколько гипотез о том, кто станет нашим адресатом. Сейчас по факту можно отметить, что это люди в возрасте от 45 и в меньшей степени 25-35 лет. Но мы до сих пор разными материалами цепляем совершенно разные социальные группы. Ещe труднее понять, какая часть наших героев может стать нашими читателями.

У нас есть возможность вести разговоры о неравенстве с самыми разными людьми, при этом не навешивая ярлыки "бедняков" или "нищих". Наоборот – мы боремся со стигматизацией.

М.Р. Я не участвовала в запуске проекта, но пришла в "Зеркало" с таким же вопросом – кто наша целевая аудитория? Странно и страшно почти вслепую заниматься чем-то, чувствуя, что это, вроде бы, нужно всем, но не зная, кому именно. Но во время работы (сначала фотографом, потом и редактором) я поняла, что аудитория, на которую мы должны рассчитывать — прогрессивная молодeжь (как и всегда для социально значимых медиапроектов) и люди, близкие к среднему возрасту, которые давно и всерьeз сталкиваются с неравенством, но иногда не понимают его природы.

Многие из них придерживаются мнений вроде "раз так случилось, то сами виноваты, и жалеть никого не надо". Жалеть-то, может, как раз не стоит, а вот разобраться в проблеме и тем самым помочь было бы славно. Стереотипные установки мы и стараемся корректно развенчивать, исследуя реальные бытовые примеры нашей общей действительности. На мой взгляд, таким образом в "Зеркале" распознать себя могут очень и очень многие: наши сюжеты тем и важны, что неудивительны.

На сайте написано, что в вашей команды нет ни одного журналиста. Есть ли у вас постоянный пул авторов? 

А.З. Модель проекта предполагает, что большая часть материалов производится сторонними авторами, которые по тем или иным причинам не готовы работать всe время, но могут иногда подготовить хороший текст или фото. Мы бы хотели, чтобы авторы оставались с нами, но заведомо понятно, что мы даeм им очень ограниченные возможности.

М.Р. Здорово, когда талантливые люди готовы сделать что-то на значимой площадке просто ради идеи. Мы пока совсем не такие большие. Так что обычно нам сразу пишут со своими живыми темами, и редакционных заданий мы не даeм. Если человек приходит с близкой ему историей, тексты, бывает, получаются очень хорошими. Например, последняя статья "Снести дом своими руками" Вадима Скворцова про кузнечан, которых выселяет трубопроводная компания, мне очень нравится. Она личная, но при этом объективная и широко освещает проблему. 

Постоянный пул авторов — это, по факту, я и Саша. Надеюсь, скоро нас будет больше. А про то, что у нас нет ни одного журналиста, не совсем правда: я вот пытаюсь как-то двигаться в этом направлении. Скорее, у нас пока нет ни одного стопроцентного профессионала. 

А какие у вас источники финансирования?

А.З. Проект существует за счет краудфандинга, хотя стартовые вложения, конечно, делались из своего кармана. Это мизерные суммы, мы очень мало можем себе позволить пока. В ближайшие полгода планируем запустить несколько новых направлений, для чего потребуются значительные средства. Быть этому или нет – решать нашим жертвователям. Мы можем только убеждать их и гарантировать, что деньги будут эффективно потрачены на крайне важное для общества дело.

М.Р. Я скрепя сердце отношусь к краудфандингу, но гранты или другая помощь фондов для такой спорной темы, как наша — совсем не вариант. Это сделало бы нас несвободными. 

Вы отмечаете, что каждый шестой россиянин оказался за официальной чертой бедности. В прошлом году 41% россиян признали, что им не хватали денег на покупку еды или одежды. Какова ситуация в начале этого года — изменится ли она к лучшему?

А.З. Мы видели умопомрачительный рост числа россиян за чертой бедности с 16 млн. до 19 млн. за 2015 год. Этот показатель увеличивается с 2013, а в прошлом году он достиг 21,4 млн. человек. Даже с поправкой на то, что происходят чисто технические сдвиги величины прожиточного минимума, это очень значительный рост. Можно представить себе, сколько ещe людей находится рядом с этой чертой. Сегодня медианный доход в России составляет 25 000 рублей, то есть каждый второй работающий россиянин получает не больше этой суммы. 

Регулярно выходят результаты опросов и официальная статистика, свидетельствующие о падении производства, кризисе, сжатии среднего продуктового чека. Но на самом деле это всe очень спекулятивная материя, потому что на одних и тех же цифрах строится как минимум три одинаковых по убедительности и принципиально различных по содержанию интерпретации: неолиберальная об ограниченности экономической модели для роста, государственно-консервативная о реиндустриализации и провластная о нащупывании точек роста и встраивании в глобальные производственные цепочки. 

Экономический рост нулевых действительно уменьшил число россиян за чертой бедности. Но за этот же период в стране появилось около 80 миллиардеров, при том что в 2000 году в России не было ни одного

Интересно как раз то, что вся эта каша не имеет никакого отношения к неравенству. Во-первых, нет жeсткой корреляции между уровнем неравенства и величиной ВВП. Бурный экономический рост нулевых действительно уменьшил число россиян за чертой бедности с 42,3 млн в 2000 году до 17,7 в 2010-м, но за этот же период в стране появилось около 80 миллиардеров, при том что в 2000 году в России не было ни одного. В результате за этот период индекс Джини, например, лишь однажды опустился ниже 40 во время кризиса в 2009 году. Во-вторых, неравенство зарплат это не то же, что неравенство накопленных капиталов. Яхта, собранная на немецкой верфи и купленная на офшорное юрлицо, даeт вклад в зарубежный ВВП, но увеличивает имущественное расслоение здесь, в России.

Совсем огрубляя, кризис говорит про абсолютные показатели, социальное неравенство же – про относительные, и неравенству присущ свой специальный набор эффектов, некоторые из которых мы испытываем буквально каждый день. То есть само относительное расположение людей на доходной шкале имеет значение, поэтому, например, на доступности медицины отражается и то, у кого какая яхта. 

Как освещают эту тему в российских СМИ? 

А.З. Вяло. Упомянутые базовые соображения о природе и влиянии неравенства кажутся слишком сложными для массового использования. При этом Россия по названным показателям находится где-то между Мали и Тринидадом и Тобаго. Меня это вообще не удивляет, наоборот, то, что я наблюдаю всю жизнь, стало объяснимо только через понятие социального неравенства. У темы мощнейший объяснительный потенциал, но в стране нет ни одной институции, которая разрабатывала бы еe, доводя до широкого потребления. Мы ставим перед собой цель как раз создать такую структуру.

М.Р. Материалы, подобные нашим, на крупных федеральных ресурсах выходят от силы раз в месяц, а иногда реже. Популярные неформальные проекты же часто преподносят сюжеты из российских реалий как поэтизированную родную чернуху. На мой взгляд, таким процессам не хватает освещения от сердца, но с холодной головой. В наших планах — как можно чаще привлекать к подготовке материалов социологов и экономистов, и тем самым давать читателям возможность правдиво взглянуть на привычные сюжеты через призму социального неравенства. 

Ростовские шахтеры объявили голодовку, бастуют строители космодрома в Приамурье. За последние полтора года произошёл резкий рост протестных акций из-за невыплат заработной платы и нарушения трудовых прав. Но даже протестующие дальнобойщики обратились к Путину с просьбой решить проблему. Есть сомнения в том, что всё это приведет к формированию самостоятельного всероссийского политического движения в защиту трудовых прав. Какую роль играют рабочие протесты в политической повестке дня?

А.З. Практически никакой. Это такая голубая мечта российских левых – по мере ухудшения материального положения растeт самосознание людей труда, и они постепенно организуются в политический субъект, не без участия самых правильных марксистских формул. Я тоже переболел этой схемой, ведь кажется, что история передовых западных демократий развивалась именно так. К тому же трудовые протесты и в самом деле очень быстро политизируются, лозунги "Кормилец, помоги" легко эволюционируют в "Долой!" 

Трудовые протесты очень быстро политизируются, лозунги "Кормилец, помоги" легко эволюционируют в "Долой!" Но чаще всего они купируются на ранней стадии

Но чаще всего эти протесты купируются на ранней стадии. Последний яркий пример – тракторный марш краснодарских фермеров на Москву, который закончился, едва начавшись, у границ области, а потом переехал в кабинет главы Следственного комитета. А дело в том, что помимо пассивной ставки на трудовые протесты необходима и активная политическая борьба, нужны структуры и лидеры, способные участвовать в выборах, работать с общественными запросами (а не с нашими представлениями о таковых) и проталкивать требования свободы слова и свободы собраний. На сегодня это удаeтся делать только праволиберальной оппозиции, и как только она оседлает тему трудовых протестов, последняя появится в политической повестке.

Несмотря на всe сказанное, я смотрю на наше политическое будущее с большим оптимизмом, дух прогресса уже мелькает в общественной дискуссии.

М.Р. "Рабочий протест" начинается, собственно, с работы. Кто-то оставляет еe ради акций на улицах, а кто-то продолжает заниматься каждодневным трудом, изрядную часть свободного времени посвящая борьбе с несправедливостью внутри организации. Про это был мой материал о сотрудниках Пулковской обсерватории в Петербурге, которые борятся с застройкой защитной зоны вокруг учреждения. В политической повестке дня это играет, может быть, совсем небольшую роль, зато для нас с вами я считаю пример петербургских астрономов весьма показательным. Никто там не вешает стяги "Долой!" на телескопы, но они с завидной въедливостью добиваются справедливости и своими силами поддерживают собственную работу. В адекватной реальности никакой учeный не должен вместо важных исследований заниматься покупкой столов в кабинеты и организацией кампаний, но такое упорство ещe как заряжает духом протестного единства.

Что означает для вас термин "социальный расизм"?

А.З. Хороший термин, который стоит воспринимать прямо – как нетерпимость по признаку имущественного достатка. Человек гуляет по Камергерскому переулку и вдруг ему становится стыдно за свои дешeвые лохмотья и стоптанные ботинки, он ловит на себе презрительные взгляды, чувствует неловкость за себя, потом за свою семью, свой образ жизни – вот обыкновенный социальный расизм. 

Должен признаться, что к необходимости борьбы с социальным неравенством я пришeл не только через рациональные доводы, но и испытав в определeнный период своей жизни эту нетерпимость на себе. С тех пор замечаю страшную силу привилегий повсеместно и каждый день. Можно сказать, что господство социального расизма в России мотивирует, по-хорошему злит меня. 

“Господство социального расизма в России мотивирует, по-хорошему злит меня”

М.Р. Социальный расизм для меня — не только тогда, когда тебя оценивают по кроссовкам, девайсу в кармане и в целом по наличию имущественных привилегий. Это ещe и про то, что нельзя позволить себе, например, показаться глупой. Или оставить опостылевший институт, чтоб не очутиться без диплома. А то сегрегируют по IQ и поминай как звали.

Лев Гудков заметил склонность россиян к "пассивной адаптации". Как вы считаете, действуют ли жители России по принципу "денег нет, но мы держимся"? 

А.З. Не хотел бы спорить с социологом на его поляне, но выводить какие-то ментальные сущности, а тем более атрибутированные по национальному признаку, из социологических исследований – это запрещeнный приeм. Нет никакого "менталитета", вы же помните пример с Ногалесом из книги Асемоглу и Робинсона. Поэтому говорить о каком-то особом отношении россиян к их тяжeлому социальному положению всерьeз нельзя.

Ясно, что ваш вопрос о том, когда нам надоест и мы возьмeмся за вилы. Но уже давно должно было стать очевидным, что это не так работает. Помню, как одна жительница аварийного барака в Твери, про который мы делали материал "Самые известные казармы в России", очень просила, чтобы мы донесли Путину: "Он ведь просто не знает, что здесь творится". А потом недобрым словом вспоминала арестованного накануне министра Улюкаева. Этот разговор повторяется со многими нашими героями.

Встанут ли проблемы бедности и неравенства остро на повестку дня – зависит в том числе от того, сможем ли мы сделать тему социального неравенства ключевой в общественной дискуссии. А мы сможем

Такое еe отношение попадает под "пассивную адаптацию"? Я думаю, дело в другом. Скажем, все понимают, что надо ходить в школу, потому что школа – это работающий институт. А вот выборы и местное самоуправление – нет, поэтому эта женщина не может ничего предпринять в свою защиту. Значит, нам нужно запустить эти институты, и не стоит ждать, когда государство позволит. Все работающие институты в нашем обществе, включая ту же школу, созданы лишь при частичном участии государства. Кстати, институт социальной поддержки в России как раз глубоко неполноценен в этом отношении. 

Любому прогрессивному политическому выступлению предшествует инфраструктура, целый букет организаций, функционирующих в области борьбы за политические и экономические права, просвещения, распространения информации, местного самоуправления и т.д. Встанут ли проблемы бедности и неравенства остро на повестку дня – зависит в том числе от того, сможем ли мы сделать тему социального неравенства ключевой в общественной дискуссии. А мы сможем.

Какое влияние память о 90-х оказывает на восприятие сегодняшнего социального неравенства? 

А.З. Открою вам секрет, мы работаем над спецпроектом о девяностых, но выйдет он очень нескоро. Невозможно обойти эту тему, особенно при изучении российской социальной политики. Практически всe, что происходило в этой области за последние 17 лет, определяется либо как антитеза, либо как продолжение заложенного в 90-е социально-экономического курса. Это большой и сложный разговор, но если коротко, девяностые не заканчивались. 

Вместе с тем это десятилетие оставило нам огромное количество примеров социального неравенства, очень богатый материал. Подозреваю, что на нeм можно проиллюстрировать все основные эффекты.

Ваша тема становится все более актуальной. Какие у вас планы на будущее?

А.З. Это очень прогрессивная тенденция, потому что неравенство здесь было всегда, а мы наконец-то начали "ловить" его на приборах. Наша задача постепенно перейти от чисто эмпирической, описательной части к анализу и объяснениям тех или иных явлений через неравенство. В мире проводится огромное количество исследований на эту тему, проектируются и обкатываются реформы и программы, работают НКО и государственные департаменты. 

Мы импортируем всe самое интересное из зарубежного опыта. Будем организовывать лектории, издавать переводы, привозить экспертов, подробно разбирать отдельные кейсы неравенства с проектами решений. И если нам удастся собрать профессионалов, интересующихся этой темой, – а сегодня они раскиданы по всей стране, нужна лишь структура, – мы сможем заняться разработкой реальных и конкретных рецептов борьбы с бедностью и неравенством в России в виде проектов реформ, государственных и партнeрских программ или даже дизайна будущих институтов социальной поддержки. 

М.Р. Мне трудно заглядывать так далеко, как смотрит Саша, и потому я всe время призываю нас сосредоточиться на конкретных проблемах, которые есть у "Зеркала" как медиапроекта. Будущее, им описанное, выглядит чрезвычайно привлекательным и нужным, но лично мне важно увидеть отклик аудитории здесь и сейчас. Считаю важным вывести наших читателей на активную дискуссию хотя бы в соцсетях, но для этого нужно многое улучшить и ещe подрасти.

Мы учимся всему на ходу и стараемся дотянуть до максимума везде, где можем. В ближайшее время мы хотим продолжить развивать тему бездомных, в планах ещe несколько проектов и работа с авторскими текстами из разных уголков страны. И, конечно, мы всегда ждeм в нашу команду единомышленников — этой весной мы собираемся провести встречу для всех, кто хочет получше всмотреться в "Зеркало".

Фотографии: общежитие в Москве и деревни в Ивановской области. (c) Марина Рунович и Тимофей Изотов. Все права защищены.