21 сентября 2021 года

Меня зовут Таня Капитонова, я фотограф и журналистка из Минска. Последние полтора года я работаю с изданием, которое власти Беларуси недавно признали экстремистским – впрочем, как и многие другие независимые медиа.

После 9 августа 2020 года – дня президентских выборов в Беларуси – меня слегка контузило светошумовой гранатой, но я продолжила снимать все последующие протесты и истории людей. Возможно, я не сделала каких-то культовых фотографий и видео, но документирование происходящих событий давало мне ощущение значимости своей деятельности.

За последний год в Беларуси я привыкла жить с постоянным фоновым чувством страха и напряжения. Научилась вычислять тихарей – силовиков без формы и опознавательных знаков – и убегать от бусов – микроавтобусов, в которых эти тихари перемещаются. Стала бояться громких и резких звуков. От взрыва светошумовой гранаты остался постоянный звон в левом ухе, размер одежды изменился с M на S, волосы резко стали седеть.

За первые девять месяцев протестов мне удавалось избежать задержания, в то время как многие мои коллеги уже не раз побывали на Окрестина или даже оказались в тюрьме по уголовным делам. И все это время меня преследовала навязчивая мысль о том, что это геройство – оказаться за решеткой. Мол, это значит, что ты делаешь что-то значимое и заметное, раз становишься неугодным человеком для государства. Этим размышлениям были посвящены многие сеансы психотерапии.

В мае 2021-го за мной пришли силовики – долго же они шли!

Дело было так. Через девять месяцев после первой женской цепи солидарности на Комаровском рынке девушки опять вышли на это место, и я снова фотографировала эту мирную акцию. Но если в первый раз вышли сотни человек, то спустя почти год протесты в Беларуси оказались практически полностью подавленными, и участниц было около десяти.

Я бы выделила два основных вида уличных протестов, которые остались к маю 2021: редкие дворовые марши и акции "девушек в белом". Загадочные девушки выходили на улицы Минска примерно раз в две недели, чаще всего надевали светлую одежду, маскировали лица, иногда брали с собой бело-красно-белые зонтики. Они ничего не выкрикивали, не блокировали дороги – не делали ничего из того, за что сейчас судьи дают тюремные сроки.

Но когда на следующий день после этой съемки за мной пришли и увезли в Советский РУВД на "разговор", то трое неизвестных мужчин (вероятно, оперуполномоченные, но они не называли своих должностей) сообщили, что этих "девушек в белом" нужно признать террористками-экстремистками. И меня заодно, ведь я их снимала и распространяла фотографии – значит, причастна к их террористической организации. Говорили, что посадят меня на несколько лет. Пытались выяснить хоть какие-нибудь контакты. В итоге ничего не добились, и на следующий день судья вынесла мне приговор: 10 суток административного ареста.

Это был мой первый опыт задержания: за 28 лет у меня даже не было штрафов за переход на красный свет или безбилетный проезд.

На Окрестина, по словам бывалых, в мае 2021 года были самые жуткие условия: в пиковое время нас было 16 человек в двухместной камере, из-за чего мы спали на полу, нам не выдавали передачи от родных, подселяли бездомных женщин со вшами, не открывали окна, не выводили на прогулки, дважды будили каждую ночь. Даже сокамерница, которая отсидела семь лет за разбой, называла эти условия хуже тюремных.

Вскоре после освобождения меня пригласили на фотофестиваль в Польше. Я уехала с одним рюкзаком на неделю, чтобы немного развеяться и затем вернуться в Беларусь. За день до отправления мне позвонили два человека и объяснили, почему мне не стоит возвращаться. Знакомый, который раньше работал следователем, подтвердил их опасения.

Ровно три месяца назад я приняла решение остаться в Польше, хотя никогда не думала об эмиграции.

23 сентября 2021 года

Я слышала самые разные истории вынужденной эмиграции: кто-то пересекал границу через леса и болота, кто-то выезжал на секретных маршрутках, кто-то оказался в лагере для беженцев, кто-то остался без работы в новой стране.

Мне повезло. У меня появилась новая работа, близкий человек, а большинство друзей уже переехали в Польшу раньше. Я просто перенесла свою жизнь в другую локацию и первое время практически не ощущала мигрантских проблем. Тосковать по дому начала только недавно, но возвращаться в эту Беларусь пока что не хочу.

Единственное, к чему до сих пор не могу привыкнуть – это к тому, что можно просто "работать работу" и не бояться, что за мной придут, что меня арестуют во время съемок, что нужно осторожней передвигаться по городу и следить за подозрительными бусиками.

Фоновое чувство страха сменилось на чувство вины. Хоть в Беларуси в последнее время было очень неуютно, я ощущала важность своего нахождения внутри страны. Казалось, если все активные люди уедут, то наступит вечный террор. Весь прошлый год я старалась не злиться на уехавших – получалось не всегда. Но я старалась напоминать себе, что люди уезжают не лично от меня, а от режима и репрессий. Или ради лучшего будущего для своих семей. Уехав сама, мне стало стыдно – будто я предала свои идеалы. И хоть я понимаю, что на свободе в другой стране я могу сделать больше, чем за решеткой в Беларуси, и хоть никто ни разу не обвинил меня в отъезде, и хоть родители впервые за год спокойны за мою жизнь, я все равно порой корю себя.

Самобичевания стало меньше лишь недавно: многие журналисты стали массово уезжать, потому что власть закрыла все независимые редакции в Беларуси. Почему-то легче переживать переезд, когда понимаешь, что ты не одна такая.

За последний год я стала настолько собранной, что никак не могу расслабиться. Революция определенно сделала меня сильней, смелей, решительней. Вместе с тем я стала более нервной, теперь быстрее "загораюсь" и ярче проявляю эмоции. Впрочем, моя психолог говорит, что это неплохо – я слишком долго держала все переживания в себе.

28 сентября 2021 года

Сегодня появилась странная новость о том, что сотрудники КГБ выломали двери в одной минской квартире. По их словам, там "могло находиться лицо, причастное к террористической деятельности". В результате произошла перестрелка, погиб сотрудник КГБ и парень-айтишник, к которому, собственно, и пришли. В квартире вместе с ним была жена. Ближе к ночи стало известно, что на нее завели уголовное дело за соучастие в убийстве сотрудника КГБ.

Эта новость сразу стала обсуждаться повсюду и вызывать множество вопросов: почему эту ситуацию снимали с нескольких камер, почему силовики были в гражданской одежде без бронежилетов, где их ордер на обыск? Весь вечер посвящен дискуссиям о том, фейк это или нет.

Если фейк, то от чего отвлекают внимание? Если это провокация, то стоит ли ждать еще более жестокого обращения с несогласными?

Если не фейк, то какие будут последствия?

12 октября 2021 года

Бывают дни ужасных новостей. Сегодня стало известно о еще двух смертях.

Скончался Павел Сибилев, водитель автобуса. Его ранило гранатой 10 августа 2020 года, после чего у него начались проблемы со здоровьем. Он провел месяц в военном госпитале: у него обнаружили огнестрельный перелом позвонков, множественные ранения левого плеча, ушиб почек, минно-взрывное ранение в области поясницы. Следственный комитет Беларуси отказал Павлу в возбуждении уголовного дела. Позже у 49-летнего Павла нашли онкологию – возможно, от этого он и скончался.

Затем появилась новость о смерти Елены Амелиной, которая заболела коронавирусом во время пребывания на Окрестина. Моя знакомая сидела с ней и говорила, что 53-летняя Елена была самой бойкой и энергичной в камере, пока не свалилась с короной, которой переболели все сокамерницы. Из лекарств давали только парацетамол, а в самых тяжелых случаях – антибиотики. Вспоминаю, что со мной было то же самое, причем парацетамол нужно было выпрашивать и всячески доказывать, что он на самом деле нужен.

В такие дни ужасных новостей я мечтаю скорей заснуть, чтобы забыться. Я все еще переживаю за каждое подобное событие, за каждое задержание знакомых, за каждый несправедливый приговор, за каждую смерть, которая связана с этой революцией.

Если год назад беларусы убивали беларусов на улицах, потом – во дворах их домов, то сейчас – в квартирах. Если в 2020-м люди погибали от пуль, то в 2021-м – от последствий репрессий.

Не знаю, как можно абстрагироваться, особенно если работаешь с беларуской повесткой каждый день.

15 октября 2021 года

Я не в Беларуси уже 4 месяца. Это самый долгий срок вне дома. Когда я уезжала на неделю, родители хитро подмигивали мне и говорили: "Оставайся там". Они всегда хотели, чтобы я уехала из Беларуси "за лучшей жизнью". А я последние лет пять была уверена, что смогу устроить себе полноценную жизнь в Минске – и уверенно к этому шла.

Сейчас я на резиденции для фотографов, которые снимали протесты. Мы живем неспешной жизнью в домике у Балтийского моря, гуляем по лесу и дышим свежим воздухом, работаем над своими архивами, и каждый день у нас проходят жаркие дебаты.

Фотографы, которые приехали из Беларуси, говорят: "Там тоже есть жизнь. Мы чувствуем сплоченность и стараемся поддерживать друг друга. Пожалуйста, не надо транслировать негативные сценарии". И это я часто слышу в последнее время: "Нытики и скептики надоели. Перестаньте фонить, и так тяжело".

У меня, как и у многих, сейчас период упаднического настроения. Ясного результата революции нет, и кажется порой, что все эти репрессии надолго и ничего хорошего в ближайшее время не будет. Поняла для себя, что в такое время действительно лучше замолчать, не говорить вслух и не писать ничего безнадежного.

И в то же время понимаю, насколько это больно для политзаключенных. Пока мы завариваем свежемолотый кофе в аэропрессе, рассуждаем о фотопроектах и говорим, что "это просто период такой и нужно подождать", сотни людей сидят в изоляторах, тюрьмах, колониях, карцерах и ждут, когда их освободят.

Я помню, как мучительно давался каждый час на Окрестина и как хотелось поскорее вернуться на свободу. Я провела в заключении 10 суток, а кто-то сидит уже больше года.

Страшно представить, что кто-то уже отсидел свой срок за участие в протестах и вышел, а результата все еще нет. О чем думают эти люди?

На прошлой неделе я приняла решение расстаться со своим партнером, потому что мы не сходимся в глобальных идеях, которые важны для меня. И сейчас мне предстоит поиск жилья, прохождение собеседований с владельцами квартир, мне нужно будет отдать огромные деньги, чтобы заселиться и обустроить новое гнездо. Ощущение, что сама становлюсь героиней сюжетов, которые я уже десятки раз снимала и рассказывала.

Прошла тест Люшера на тревожность. У меня 4 из 12. Говорят, чем дальше от Беларуси, тем уровень тревожности ниже. У знакомой, которая уехала в Грузию, результат теста – 0 из 12. Возможно, так сейчас беларусы могут искать страну для эмиграции?