От Кабула до Киева больше трех тысяч километров, а судя по соцсетям – менее двух часов езды. Привычка реагировать на любые мировые события выработалась давно, но только Афганистан задел что-то большее, чем желание знать “что там в мире происходит”. Я не уверен, что каждый из тех, кто сейчас комментирует тему падения Кабула перед признанным террористическим движением “Талибан”, сможет отыскать эту достаточно крупную страну на карте. Но почти у каждого есть знакомый или близкий, который был “там”. И если бы мой отец был сейчас жив, он бы тоже не удержался от шпильки в сторону условного Байдена.

Я родился через десять лет после возвращения отца из Афганистана. От его службы остались письма домой, армейская татуировка и традиция “третьего тоста” – за всех погибших. Мы никогда специально не говорили о войне, но этот опыт как будто всегда был рядом, мог проскочить в любом разговоре. Уже некого спрашивать, а я все еще не знаю, чем он там конкретно занимался. Одни обрывки: связист, сержант, номер воинской части, да несколько фамилий сослуживцев...

При этом в нашем доме топонимы Герат, Мазари-Шариф, Кабул, Кундуз в отдельные моменты звучали чаще, чем названия украинских или российских городов. Для нас, как и многих других постсоветских людей, Афганистан стал важной частью семейной истории.

Когда растворился Советский Союз, а вчерашние комсомольцы и партийцы начали осваивать рыночные отношения, сотни тысяч вчерашних “воинов-интернационалистов” остались не у дел. Официальная идеология даже не смогла переварить или заменить неактуальный термин из советского словаря: то ли интернационалисты, то ли оккупанты – ну вы уж сами тут как-нибудь разберитесь. Все перешли в новую жизнь, а “афганцы” частично остались в прежней. Афганский опыт в лучшем случае проговаривался на встречах с однополчанами, в худшем – сидел внутри вчерашних бойцов десятилетиями.

Нет, конечно, они пригодились и в новой жизни – люди с подобными навыками участвовали в постсоветских войнах. Там, где не было военных конфликтов, трудоустройству способствовали экономические реалии – нужно было кого-то “защищать” или “охранять”. А в бывших советских городах вырастали однотипные памятники, иногда рядом с мемориалами “чернобыльцам”, ведь “афганцы” и “ликвидаторы” – это часто одни и те же люди, которым не повезло дважды.

Афганская вьюга сменилась афганским эхом – поэтому для нас очередная смена власти там не просто строчка из новостей.

Зрелище бегущих из Афганистана людей не может не задеть еще и тех, кто последние 30 лет спасается от войны на постсоветском пространстве. От Приднестровья до Донбасса примерно та же картина – очереди, КПП, обыски. Многие сейчас вспоминают свой опыт, пусть и любая аналогия всегда натянута. Кабульский аэропорт как символ последней надежды – успеть на последний поезд, автобус, самолет.

Вот, исследователь Юлия Таранова вспоминает, как выбиралась с семьей из Таджикистана в 1993-м: “Мы ждали, когда освободятся места на военном самолете – почти таком же, на котором вчера вывозили американский контингент из Афганистана – только, конечно, российском ИЛ-76. Кажется, первым рейсом вывезли технику, и он долго не возвращался. Нам сказали быть готовыми в любой момент, поэтому я обежала всю улицу и попрощалась со всеми. Потом еще раз. И еще раз. И уже начинала чувствовать себя глупо, думая, что мы никогда не уедем, но он пришел – огромный железный самолет. В центре брюшка поставили военную технику и груз 200, женщин и детей разместили на лавках по периметру.”

И это еще до времен, когда у каждого в кармане есть смартфон с камерой, и шокирующие кадры оказываются в сети через несколько минут. Таких записей можно найти десятки и сотни, как кто-то покидает Донецк, Луганск, Грозный и множество других мест.

А когда в 2014 году начался военный конфликт между Россией и Украиной, то многим “афганцам” пришлось взять оружие вновь. Не существует никаких цифр, но с каждой из сторон конфликта есть бывшие “шурави”. Уже седые, не всегда здоровые люди становятся ветеранами новых войн, но продолжают оставаться “афганцами”. Вероятность увидеть армейского друга в прицеле крайне высока.

Остатки афганской армии уходили в Узбекистан по мосту Хайратон, построенному советскими специалистами. Это тот же мост из легендарной хроники 1989 года, когда 40-я общевойсковая армия выходила из Афганистана навсегда. Его строили, как Мост Дружбы, но дружбы народов из советского присутствия не вышло, как и не случилось построения демократического общества позже.

Афганистан продолжает ассоциироваться с местом, где война идет всегда, на что бывшие “шурави” лишь горько усмехаются, ведь они это видели своими глазами – но не всегда могут об этом рассказать.