В этом году День Победы в дополнение к своему традиционному историческому измерению, выраженному формулой "мы помним, мы гордимся", приобрел высочайшую степень актуальности в связи с войной в Украине, новая фаза которой началась 24 февраля. Ожидалось, что в преддверии 9 мая или непосредственно во время выступления на военном параде президент Путин объявит военное положение в России и отдаст приказ о проведении мобилизации в той или иной форме: прямо и открыто (что абсолютно не соответствует его риторическому стилю), либо в виде намека, достаточно ясного и однозначного. Этого не случилось. Войска не отправились с Красной площади на фронт, как это произошло 7 ноября 1941 года.

Однако в одном ожидания многих оправдались: речь Путина была построена вокруг войны в Украине. "Специальная военная операция", которую проводит Россия, была вписана в логику тысячелетней борьбы с врагами отечества, в результате чего победа 1945 года как будто лишилась статуса вневременного морального торжества правды и света над злом и смертью. Победа над нацизмом оказалась вытесненной на задворки памяти как нечто самоочевидное и рутинное, не требующее продолжительного комментария. Человек, выстроивший вокруг Великой Победы настоящий политический культ, сам же ее и обесценил.

Но все же попытка Путина соотнести войну с Украиной с войной против гитлеровской Германии ставит важнейший вопрос – в чем может заключаться победа в этой войне? Ответ на этот вопрос мог бы помочь разобраться с тем, зачем, по мнению президента России, ведется эта война и когда она должна быть прекращена.

Стоит с самого начала оговориться, что применение слова "победа" к тому, что официальные российские власти скромно называют не войной, а специальной военной операцией, проблематично. Победа – символически, а главное, морально нагруженное понятие, которое в контексте вооруженного противостояния может относиться к войне, но не к малым и ограниченным формам. Можно ли говорить о победе, одержанной в ходе проведения полицейской операции или победоносном уничтожении "националистической группировки"? Язык позволяет сделать это, однако символическое значение такой победы невысоко, так как масштаб таких акций незначителен.

Победа же представляет собой нечто большое и заметное. Победа требует проявления военных добродетелей, но мародерство и неизбирательные убийства мало с ними соотносятся. Чтобы одержать победу, нужно объявить войну – или признать свое участие в ней. Именно поэтому 9 мая президент Путин читает лекцию о постоянной угрозе для России, а президент Зеленский прямо говорит о двух днях победы – прошлом и будущем.

Немаловажно также, что в современных войнах в целом наблюдается эрозия победы. Одержать военную победу недостаточно для того, чтобы признать войну успешной, а все ее цели выполненными. В конце 2001 войска Соединенных Штатов и их союзников, казалось бы, достигли военного успеха в Афганистане. Это была быстрая и относительно легкая военная победа – Талибан отступил. Военные цели как будто были достигнуты, после чего кампания в Афганистане несколько раз объявлялась близкой к завершению, обсуждался вывод войск, но на протяжении 20 лет военные операции продолжались, закончившись спешной эвакуацией американских военных и мгновенным разложением правительственной афганской армии. Выбор в пользу исключительно военных средств не оправдал себя.

Победа в современной войне может быть обретена только за счет сочетания военных усилий (желательно ограниченных) с политической, социальной, экономической, просветительской работой, что мало кому (или вообще никому?) под силу. Современная война превращается, таким образом, в войну без победного конца. Это хорошо заметно и на примере российско-украинского конфликта. Россия, сделавшая в войне против Украины ставку на бомбардировки больших и малых населенных пунктов, не предлагает населению оккупированных территорий никакого образа будущего. Заставить поверить в победу в таких условиях можно будет только при широком развертывании репрессивных мер и пропагандистских сил.

В этом отношении показательно, что большую часть своего выступления на параде 9 мая Путин посвятил оправданию российского вторжения в Украину, а не будущему его завершению. На третий месяц активной фазы войны, которая идет уже с 2014 года, он, как бы оправдываясь, говорил именно о ее причинах, а не о целях возможной победы. В чем заключался смысл победы в войне с нацистской Германией, было ясно участникам этой войны с первого дня и очевидно даже сейчас, в 2022 году. Не только защита отечества от вторгшихся немецких войск и освобождение оккупированных территорий, но и уничтожение немецкого нацизма как такового – смертоносного, бесчеловечного, преступного политического режима – составляли суть Великой Победы. Это была победа человечества над античеловеческим проектом.

Денацификация и демилитаризация гитлеровской Германии не были пустыми словами. В чем может заключаться победа над Украиной, не способен внятно объяснить даже президент страны-агрессора. Россия не конструирует образ нового мира, она жалуется на угрозы и опасения – нелепое совмещение логики политического реализма, согласно которому все политические процессы управляются стремлением к реализации национальных интересов и борьбе за власть, с банальным морализаторством.

Речь Путина на параде Победы не стала откровением. Мы в который раз услышали человека, который живет в XIX веке, в эпоху империй, торжества суверенитета, "большой игры", противоборства коалиций, но не защиты прав и свобод человека и демократизации политических режимов. Нападение на Украину он считает "вынужденным решением сильной и самостоятельной страны". Таким странам иногда "приходится" воевать – есть такая профессия. Сама же "специальная военная операция" была названа Путиным упреждающим отпором агрессии. В современной этической теории войны упреждающее нападение действительно считается легитимной причиной для нападения (несколько сложнее его оправдать с точки зрения международного права). Но упреждение допустимо только при наличии бесспорных доказательств близкого и неминуемого нападения. Противник должен совершать на протяжении какого-то времени агрессивные невоенные действия, его вооруженные силы должны стоять на границах, а риски промедления с военным нападением должны перевешивать обязанность использовать исключительно мирные средства для разрешения конфликтов. О какой именно агрессии говорит Путин и его сторонники, можно только догадываться.

В частных беседах порой приходится слышать, что на Донбасс или Россию готовилось нападение со стороны Украины и что это давно доказано. Но фактов, подтверждающих эту подготовку, мы не видим. Сам президент использовал формулировку "все говорило о том, что столкновение с неонацистами, бандеровцами, на которых США и их младшие компаньоны сделали ставку, будет неизбежным".

Позволю себе предположить, что до 24 февраля немногие россияне могли бы объяснить, что именно им угрожает, причем угрожает настолько, что требуется стереть с лица земли Мариуполь. Если же российское политическое руководство опасается теоретической будущей атаки на территорию России, то это не упреждающий удар, а превентивная война – неправовая и несправедливая. А заявление о вторжении на "наши исторические земли, включая Крым", звучит как попытка обосновать аннексию части территории Украины, территориальную целостность которой Россия обязалась признавать и уважать в соответствии с Будапештским меморандумом 1994 года, а также еще ряда международно-правовых договоров.

Мы уже хорошо знаем, что Путин видит себя большим историком и считает апелляцию к прошлому сильным политическим аргументом. Но если принять всерьез риторику возвращения исторического права на владение теми или иными землями, то России придется отказаться от части своих современных территорий. Под вопросом оказывается статус Калининградской области. Видимо, ее стоит вернуть Германии. А может быть Польше (именно польский король пригласил в эти земли западных рыцарей для защиты христиан) или Литве (пруссы, населявшие территории, на которых появился Кенигсберг, были одним из балтийских племен, как и литовцы). В состав Российской империи Крым вошел примерно в то же время, что и территории грузинских княжеств или земли Речи Посполитой. Стоит ли пересмотреть вопрос о суверенитете Польши, Беларуси, Грузии, Армении? И каких успехов стоит ждать на этих направлениях?

Заигрывая с историей, путинская Россия на самом деле ведет войну с прошлым, с неправильно сложившейся историей. Или даже с неправильно написанной историей – отсюда маниакальная претензия на монополию трактовки истории и "борьба с ее искажениями или ложными интерпретациями". Это борьба с несправедливостью прошлого и ошибками, за которые, по мнению Путина и части населения России, ответственны определенные политические руководители страны (Ленин, Хрущев, Горбачев) и, конечно же, враги России.

В таком случае война с Украиной оказывается имперским ресентиментом, замаскированным под борьбу с угрозами усиления националистических организаций. На роль немецких нацистов и европейских фашистов 1930-40-х годов назначаются "бандеровцы", праворадикальные украинцы, но также и правительства недружественных стран. Холодная война продолжается. Карибский кризис из страшного урока превращается в прецедент, который мы "можем повторить". А границы Российской империи нигде не заканчиваются. Но прошлое, как и ветряные мельницы, нельзя победить.

В речи Путина есть и еще одна проблема. Если война, которую ведет на территории Украины Россия – это война не с Украиной, а с куда более крупным, опасным и при этом недостаточно четко определенным врагом – США, Великобритания, страны НАТО, все недружественные страны, глобальный Запад, нацисты, забывшие традиционные ценности, – то и перспективы окончания такой войны становятся весьма туманными. Путин не может остановиться на Украине. Победа над Украиной, о которой он мечтает, может пониматься только как передышка, первый успех в противостоянии с врагами России. Украина – это только первый рубеж.

По всей видимости, в логике путинского режима это противостояние России и ее недругов, перечень которых может произвольно обновляться, будет вечным и потребует от каждого поколения россиян принесения себя в жертву этой сакральной борьбы. Здесь уже не до победы – финальной точке в войне. Все существование российского государства, со всех сторон окруженного врагами, превращается в бесконечное сражение. Аристотель считал, что человек ведет войну, чтобы жить в мире, потому что "никто ведь не собирается ни воевать ради того, чтобы воевать, ни готовить войну ради нее самой, ибо невероятно кровожадным покажется тот, кто станет даже друзей делать врагами, лишь бы сражаться и убивать". Путинская Россия, взявшая равнение на прошлое, опровергает эту логику и предлагает жить, чтобы вести войну.

Неясно, способна ли Россия завершить войну с Украиной и в чем могла бы состоять победа России. Однако совершенно очевидно, за что ведет войну Украина и в чем она будет заключаться. Об этом говорил в обращении в честь 9 мая президент Зеленский. Но есть и еще одна цель, за которую сражаются вооруженные силы Украины, даже не предполагая и, надо думать, всячески противясь этой мысли – их победа будет означать победу жизни в России: она избавит граждан России от необходимости гибнуть и соучаствовать в акте преступной агрессии на территории соседней независимой страны. Немало, чтобы пожелать скорейшего приближения дня победы.