Оформление хайма в Марцане. Фото предоставлено автором. Все права защищены.32 остановки на трамвае — это приблизительно 50 минут езды. За окном кирпичные дома центрального района Митте плавно перетекают в широкие проспекты и небоскребы Александерплатц. С проспектов трамвай сворачиваем в разрисованные графитти переулки Фридрихсхайна, где 24/7 можно купить фалафель или смузи. Мой сосед, молодой парень в подвернутой шапке и с багетом в сумке, вышел здесь. Фридрихсхайн сменяется маленькими загородными домиками. Ко мне подсаживаются двое мужчин, говорящих между собой на арабском. На соседнем сидении маленький светловолосый мальчик что-то клянчит у мамы. Один из мужчин бросает на него озорной взгляд и протягивает ребенку руку: "Hallo!". Женщина презрительно смотрит на него и пересаживает испуганного мальчика себе на колени. До конечной трамвая несколько остановок. Ещё десять минут и из города можно будет выйти пешком.

Марцан-Хеллерсдорфф, административный округ Берлина — огромный, наполненный бесконечными пустошами восточный край берлинского моря. Это самый большой многоэтажный район во всей стране. В нём живет как минимум 250 тысяч людей — средний немецкий городишко, нитками трамвайных линий пришитый к столице Германии. До развала стены его населяли простые ГДР-овские работяги — Шмидты и Кляйны c местных заводов. Но в 90-х, после объединения Германии, они заработали свои первые настоящие деньги и выехали из многоэтажек в пригородные дома. До четверти всех квартир стали бесхозными. Место Шмидтов заняли переселенцы. Некоторых из них, тоже звали Шмидт, но не Герхард или Клара, а Геннадий или Катерина: тоже немцы, только “русские” - то есть, выходцы из СССР.

Марцан-Хеллерсдорфф — огромный, наполненный бесконечными пустошами восточный край берлинского моря

С 1990-го года в Германию переехало два с лишним миллиона репатриантов из бывшего Советского Союза. Тут их называют “русскими немцами”, а на официальном уровне - Spätaussiedler - “поздние переселенцы”. Пока едешь на трамвае, рассматривая окрестности, которые ошеломительно напоминают любые провинциальные черемушки, квартиры выходцев из СССР можно узнать по застекленным балконам (в Германии такой традиции нет, и во многих городах застеклять балконы вообще запрещается законом). Поздних переселенцев здесь почти 30 тысяч.

До недавних пор район был моноэтническим (до 80% жителей являлись гражданами Германии), однако в последние несколько лет, выходцы из мусульманских стран стали разбавлять демографическую картину Марцана - и это многим не нравится. Среди серых многоэтажек появились не менее серые "хаймы" — общежития для беженцев. Они ограждены от внешнего мира высоким забором. За одним из них трое подростков спорят о том, кто будет кататься на велосипеде по огражденной территории. Одного из них из окна зовёт мать. Охранники смотрят на всех пешеходов, включая меня, останавливающихся возле забора, с опаской.

– Раньше в таких же хаймах жили мы, — говорит Александр Райзер, приехавший в Берлин в конце 1990-х. Офис его организации Vision, занимающейся интеграцией поздних переселенцев в немецкое общество, находится в одном квартале от общежития для беженцев. – Для семьи давали комнатку – 13 метров, с санузлом и кухонькой, но долго так не проживешь. Записывали на шестимесячные курсы немецкого. И после полугода наша жизнь начиналась заново – с новым паспортом, в новой стране, с новой пропиской.

Как немцы среди немцев

"Жить как немцы среди немцев" – фраза, которую часто можно услышать от поздних переселенцев, переехавших в Германию. На эмиграцию их подтолкнула, с одной стороны, экономическая и политическая нестабильность, особенно усугубившаяся после распада СССР в среднеазиатских республиках, где проживало большинство “русских немцев”. С другой стороны, переехать в Германию их побуждала ещё и возможность говорить на языке своих предков и как минимум не стесняться своей фамилии – после десятилетий преследований и депортаций. Однако Германия не была до конца готова к такому наплыву эмигрантов.

"Жить как немцы среди немцев" - после десятилетий преследований и депортаций

– Немцы не принимали нас, потому что просто не знали о нашей истории и о том, почему мы приехали в Германию. Они говорили, “вот только избавились от русских и снова они”. Нас называли русской мафией, говорили, что мы не хотим работать, воруем машины и вообще преступники , — вспоминает Александр Райзер.

Сотрудница НКО "Мемориал" Марит Кремер исследует память потомков депортированных поволжских немцев. Она считает, что такое отношение к поздним переселенцам привело к тому, что они пытаются быть больше "немцами", чем сами немцы:

– Председатель самой большой организации русских немцев в Германии любит говорить, что дома русских немцев всегда более ухоженные и чистые, чем дома “просто немцев”, - говорит Марит Кремер. - Мы проводили исследование и среди этнических немцев, оставшихся жить в России. Среди них такого нарратива нет. Видимо, от того, что репатрианты чувствовали себя чужими в СССР, они очень стараются стать "своими" здесь".

Госпожа Кольпин, респондентка исследования НКО "Мемориал", в Советском Союзе всю жизнь пыталась лишиться своей немецкости: взяла фамилию русского мужа, изменила трудно произносимое отчество "Иверхардовна" на привычное "Георгиевна", первой в семье вышла из землянки — получила образование и добилась экономической стабильности. Когда в 1990х она переехала в Германию, то столкнулась с препятствием — диалект поволжских немцев, на котором говорила Кольпин, жителям Германии казался непонятным и смешным. Её новые немецкие коллеги подшучивали над ней, говоря, что она работает, "как все эти русские". В ответ на это, она уходила в подсобку и тихонько плакала.

Марит Кремер, которая общалась с госпожой Кольпин, комментирует это так: "Бороться с конфликтом она училась в Советском Союзе, где ей, как немке, в первую очередь нужно было обращать на себя как можно меньше внимания".

Навыки маскировки

Поздние переселенцы начали целенаправленно переезжать в Марцан, потому что в 1990-х квартиры здесь были самыми доступными в городе..

– Были опасения, что на Марцане образуется своеобразный русский анклав. Но у нас тут только один русский магазин – как дань нашему прошлому, куда можно пойти и купить селедочку , — подчеркивает Александр Райзер.

Магазин Mix Markt — с виду непримечательный супермаркет. Расположен рядом с гигантом ALDI, который известен своими дешевыми ценами. Казалось бы, должен пустовать. Но внутри толпа — вечер буднего дня, все пришли за продуктами на ужин. "Снова отвратительное качество" , — женщина с короткой стрижкой и красными волосами ворчит, выкладывая банку солёных огурцов из корзинки назад на полку.

Ассортимент магазина Микс-Маркт в Марцане. Фото предоставлено автором. Все права защищены.Вход через стеклянные самораздвижные двери — телепорт в одно из измерений России. "Световское" (именно так) шампанское по скидке, водка в стакане "Москва-Воронеж", березовый сок "Бодрость" с настоем шиповника, более 30 видов обжаренных подсолнуховых семечек и всё это под аккомпанемент Радио "Дача". Снаружи сущность этого магазина выдает только выглядывающий из соседнего ларька календарь с лицом Путина и надписью "Наш президент 2018". Главный навык — умение маскироваться.

Хотя приезд русскоговорящих немцев в Германию в 1990-х наделал много шуму, к началу 2000-х о них все забыли. И на фоне прибытия беженцев из Сирии, возможно, никто бы о них и не вспомнил, если бы не история девочки Лизы.

Попытка восстания

Магазин Mix Markt — одна из главных локаций, в которых разворачивалась эта общественно-политическая драма. В начале 2016 года, по сообщениям бульварных немецких газет и русскоязычной прессы, тринадцатилетняя Лиза из семьи “русских немцев” пропала на 30 часов. А когда вернулась, якобы объявила, что её похитили и изнасиловали "лица арабской внешности". История породила скандал и череду протестов среди жителей Марцана в адрес полиции и миграционной политики правительства: по словам протестующих правоохранительные органы заставили девочку изменить показания для защиты беженцев. Несмотря на то, что полицейские быстро выяснили, что факта изнасилования не было, а Лиза уже давно встречалась с парнями, которые и беженцами-то не являлись, протесты русскоязычной диаспоры ещё около двух месяцев вспыхивали в разных немецких городах.

Александр Райзер загорается, когда я задаю ему вопрос о том, кто эти люди, протестовавшие у русского магазина в Марцане:

– Есть четкое разграничение между теми русскими немцами, которые сумели интегрироваться в немецкое общество, и теми, кто не нашли себе тут места. Вторые сидят на пособии, смотрят зомбо-ящик и со временем начинают ворчать, что Германия им ничего не дала, – говорит Александр.

Действительно, процесс интеграции поздних переселенцев был, по сути, отдан в руки им самим.

Столкновение с реальностью

Мы встречаемся с Андреем, приехавшим в Германию из Казахстана в подростковом возрасте, утром за чашечкой кофе. Он извиняется, говорит, чувствует себя неважно, ведь прошлой ночью тусовался в "Ангаре 49" — месте встречи русскоязычных жителей Берлина. Сам он приехал в Германию в 1994-м, четырнадцатилетним. То время он вспоминает без особенного удовольствия. Интеграция для него и его родителей проходила настолько неожиданно сложно, что переезд, по его словам, нанес ему психологическую травму, с которой он до сих пор не до конца может разобраться.

Отец Андрея — немец, мать — белоруска. Они переехали в Германию из казахского промышленного Целинограда в поисках лучшей жизни, но сразу же окунулись в вереницу проблем и препятствий.

– Ожидания от Германии у нас были заоблачными. Казалось, что мы приедем и сразу заживем богато и хорошо. В итоге, советские инженерные дипломы моих родителей в Германии не признали, а поэтому нам около двух лет приходилось жить на пособии — на жизнь хватало, но не более. Мне, четырнадцатилетнему, было стыдно, что мои родители — безработные, — вспоминает Андрей. — Отец смог переквалифицироваться во фрезеровщика и найти работу, а мама так и не сумела реализоваться профессионально. Ей очень тяжело далось изучение языка. Она определенно чувствовала унижение из-за того, что ей, человеку с высшим образованием инженера, приходилось работать уборщицей. Были моменты, когда она агитировала нас вернуться назад, но отец был против.

Процесс интеграции поздних переселенцев был, по сути, отдан в руки им самим

Признание дипломов — одна из самых больших проблем, с которыми сталкиваются поздние переселенцы в Германии. По данным последнего исследования Федерального ведомства по делам мигрантов и беженцев Германии, дипломы лишь 20% поздних переселенцев были признаны действительными. Тем не менее, уровень трудоустройства среди этой диаспоры, на несколько процентов выше, чем среди коренного населения Германии. Другой вопрос, что часто, это низкооплачиваемые и тяжелые работы.

– Меня сразу отдали в школу. Понадобился год, чтобы выучить язык, но друзей в я нашел намного позже — года через четыре. Было сложно привыкнуть к изменениям, — вспоминает Андрей. — До этого мы тусовались с другими русскоговорящими ребятами, которые тоже переехали сюда. Но нас кроме языка ничего не объединяло, поэтому, как только мы нашли друзей по интересам, общаться перестали.

Типичный Марцан: русские березки и немецкие автомобили. Фото предоставлено автором. Все права защищены.Эта тенденция - отсутствие общих интересов, за исключением происхождения - типична для всего русскоговорящего сообщества в Германии, считает Дмитрий Вачедин, российский журналист, работающий в Берлине.

– В бытовом плане, русские очень объединены. Например, если приезжает группа Ленинград, они набивают десятитысячный зал. Но при этом в политическом плане русскоязычные так и не смогли четко организоваться и выразить свою позицию, - говорит Вачедин. - Из-за того, что нет какой-то единой системы ценностей русскоязычных немцев и сообщество совсем не монолитно, от его имени может говорить, по сути, кто угодно. И в последний год рупором поздних переселенцев попыталась стать Альтернатива для Германии.

Политическое отсутствие

Действительно, когда АдГ — молодая ультраконсервативная партия, созданная в 2013 году - впервые прошла в парламент на прошлогодних выборах, многие приписывали ее взлет именно успеху среди поздних переселенцев.

В течение нескольких десятилетий немцы из бывшего СССР поддерживали на выборах Христианско-демократический союз (ХДС) - консервативную партию, ныне возглавляемую Ангелой Меркель. В первую очередь, такие предпочтения, вероятно, сложились из благодарности за то, что Гельмут Коль, глава этой партии в 1990-х, пригласил “русских немцев” вернуться на их условную родину. Однако, за последние несколько лет, политические предпочтения русскоговорящих немцев, по всей видимости, еще сильнее сместились вправо - к АдГ.

Тем не менее, измерить то, насколько решающую роль поздние переселенцы сыграли в её успехе в 2017, практически невозможно — по факту, все “русские немцы” являются гражданами Германии и не отмечают на бюллетенях, в какой стране мира родились. Как отмечает исследовательница Центра Восточноевропейских и международных исследований, Татьяна Голова, влияние русскоговорящих общин на финальный результат АдГ на выборах (почти 13%) можно лишь предположить, посмотрев на количество проголосовавших за партию в тех городах и регионах, где проживает много русских немцев. Как и в Марцане, в других местах их локализации, уровень поддержки АдГ достаточно высок.

За всю историю объединенного Бундестага, только трём поздним переселенцам удалось стать его депутатами - двое из них попали в парламент лишь на последних выборах. Оба - представители АдГ.

За последние несколько лет, политические предпочтения русскоговорящих немцев, по всей видимости, еще сильнее сместились вправо

При этом, Дмитрий Вачедин отмечает, что если бы вошедшие в парламент партии хотели видеть в нём русскоязычных немцев, они могли бы поставить своих кандидатов-переселенцев на более выгодные позиции в списках.

– Возможно, они проигнорировали репатриантов из СССР несознательно, рассчитывая на то, что смогут справиться с удовлетворением их нужд самостоятельно, или же, просто для политических деятелей желания русскоязычных избирателей непонятны, а поэтому непонятно кому их представлять в парламенте, — объясняет Вачедин. — Русскоговорящая диаспора однозначно слабо представлена в органах власти, но это потому, что политические взгляды этой группы невозможно очертить.

Русскоязычное население Германии - вовсе не монолитная социальная группа, а мозаика из множества диаспор. К тем, кого в Германии условно называют “русскими” относятся не только поздние переселенцы и члены их семей, но и ряд других эмигрантских сообществ: евреи из бывшего СССР; трудовые мигранты, беженцы из Дагестана или Чечни; творческая и академическая интеллигенция и много других разнообразных подгрупп. Некоторые из них (например, еврейские эмигранты) имеют лидеров, которые могут грамотно донести до политических элит потребности и предпочтения группы.

В основном же, сообщество русскоговорящих в Германии настолько разношерстно, что выразить четкую всеобъемлющую политическую позицию оно пока не способно. В результате выходцев из бывшего СССР в публичной сфере представляют и ультраправые АдГ, и такие либеральные организации как “Союз русскоязычных родителей Германии”.

Если бы “традиционные” немецкие партии хотели видеть в парламенте немцев из бывшего СССР, они могли бы поставить своих кандидатов-переселенцев на более выгодные позиции в списках, считает Вачедин. Но этого не произошло - и политическую лакуну заняли АдГ.

Это не та Германия, в которую мы ехали

Основная причина перехода части поздних переселенцев в лагерь АдГ - это разочарование миграционной политикой Меркель. Именно на этих настроениях в русскоязычной среде манипулируют АдГ, разжигая неприязнь у русскоязычных немцев к мигрантам с Ближнего Востока. Одним из основных слоганов партии является тот самый призыв "Жить как немцы среди немцев": АдГ акцентирует внимание на том, что беженцы из мусульманских стран хотят помешать поздним переселенцам жить в такой Германии, какой они себе её представляли.

Основная причина перехода части поздних переселенцев в лагерь АдГ - это разочарование миграционной политикой Меркель

Осознавая проблему, Александр Райзер и его организация Vision, решили организовать серию встреч, которые познакомили бы между собой русскоязычных жителей Марцана и беженцев из Сирии. "Мы видим, как ломаются их предубеждения и стереотипы друг о друге. Они начинают видеть друг в друге в первую очередь людей, а не ярлыки", — говорит Александр, но тут же уточняет, что такие встречи не меняют негативного отношения к миграционной волне: ведь “русские немцы” выступают в первую очередь не против мигрантов лично, а против миграционной политики правительства.

– Из-за арабов такое ощущение, что я приехала не на запад, а на восток, — возмущается София (имя изменено по просьбе героини — авт.).

София приехала в Берлин несколько месяцев назад, родной Баку покинула ещё на неделю раньше: в Азербайджане, где она родилась и выросла, ей не было чем дышать — эта страна никогда не была ей родной. Но когда приехала в Германию, то поняла — здесь ее тоже никто не ждет.

– В лагере для переселенцев нас кормили отвратительно. В Берлине вместо двух дней на получение прописки я потратила полторы недели. Нами тут никто не занимается - все переквалифицировались и занимаются беженцами с Востока. Всё везде только для них, — продолжает девушка. Она едва ли нашла место в одном из общежитий для переселенцев. София расстроенно подчеркивает, что она единственная его жительница, не знающая арабский. Даже охранники — и те арабы. Пообщаться ей здесь не с кем, интернета в общежитии тоже нет. На стуле в её комнате лежит клубок ниток — вышивает.

Она проводит мне небольшую экскурсию по этажу — кухня, душ, туалет, с десяток комнат. На стенах какие-то объявления на арабском, вьетнамском и немецком.

Оформление хайма в Марцане. Фото предоставлено автором. Все права защищены.Расположенное на противоположном от Марцана, западном конце Берлина, общежитие выглядит точной копией марцанских хаймов: такая же тусклая серо-зеленая многоэтажка, отрезанная от всей Германии. Сетчатый забор, украшенный по-детски написанными призывами к толерантности, отделяет его от пешеходов; кабели оптоволокна - главный связующий 21-го столетия - тоже огибают его, блокируя от всего остального мира. За забором три улыбающихся охранника о чём-то смеются с маленькими темноволосыми девочками — девчонки включают на телефоне какие-то записи, охранники слушают и отвечают. Впускают и выпускают по пропускам, долго не могут понять, что из моего имени имя, а что — фамилия.

– Вот как тут интегрироваться? — озадаченно спрашивает София. – Я получила гражданство, потому что немка, но резко останавливается и добавляет: — Кстати, я выделяю какие-то определенные группы людей не потому что они мне не нравятся. Я понимаю, что эти беженцы сюда не от хорошей жизни приехали. Мне не нравится только, что ими занимаются больше, чем мной. Если бы мной так же носились, я бы не возмущалась.

В Германии все равны. Но до того момента, пока время сотрет память поколений о пятой графе в паспорте, поздние переселенцы из СССР будут жить на окраинах, пришитых к Германии нитками трамвайных линий. Нерусские и не-немцы, навсегда застрявшие где-то посредине, в путешествии, вечно едущие в своём трамвае 32 остановки до центра города.