Иван Павлов проводит много времени в поездах между Москвой и Петербурга. Если увидеть его в купе «Сапсана», то может показаться, что это один из тех преуспевающих корпоративных юристов, мотающихся между городами в интересах многомиллионных контрактов: аккуратная стрижка, серьезный взгляд.

Едва ли в этом человеке можно заподозрить борца за открытость государственных органов.

Выпускник юрфака

Сколько он себя помнит, Павлов хотел стать юристом. Но на дворе был разгар перестройки, СССР стремительно приближался к своему распаду, а со школьной скамьи на юрфак молодому жителю Петербурга было не прорваться.

«Я все понимал, поэтому для начала пошел и отучился в ЛЭТИ – это электротехнический институт, тогда еще имени Ульянова-Ленина. Пошел на факультет информационных технологий. Мне казалось, это что-то новое, в будущем востребованное. Не ошибся», – вспоминает Павлов.

Технический вуз он заканчивал уже в другой стране – в 1993 году. В Москве танки штурмовали Белый дом, страна усердно прощалась с советским прошлым. Пока Павлов обучался информатике, в 1991 году начала свою работу комиссия по рассекречиванию архивов ЦК, которая занялась передачей архивов КГБ и КПСС на госхранение.

Вокруг царило воодушевление – преподаватель Дмитрий Медведев читал увлекательнейшие лекции по праву, а после лекций студент помогал Юрию Шмидту и Генри Резнику

Но ровно к выпуску Павлова из первого вуза комиссия эту работу и прекратила вследствие конфликта Ельцина с Верховным Советом, а большая часть документов так и осела в ведомственных архивах силовых ведомств. Вместо этого в стране заработала комиссия по защите государственной тайны, в войне с которой Павлов в итоге проведет, по сути, всю жизнь.

В 1994 году будущий правозащитник поступил на желанный юрфак в ЛГУ. Вокруг царило воодушевление – молодой преподаватель Дмитрий Медведев читал увлекательнейшие лекции по праву, а после лекций студент помогал легендарным Юрию Шмидту и Генри Резнику. «Эти два человека и привели меня в профессию. По сути, они меня и создали как правозащитника», – вспоминает Павлов.

Октябрь 2015: Павлов защищает директора Библиотеки украинской литературы в Москве Наталью Шарину. (с) Виталий Белоусов / VisualRIAN. Все права защищены.Законы 1990-х, регулирующие адвокатскую деятельность, позволяли людям без диплома представлять интересы граждан в судах, поэтому уже в 1996 году Павлов оттачивал навыки, защищая экологов и правозащитников в их конфликтах с государством, причем так основательно, что в итоге сам на время стал главой питерской экологической организации «Беллона», которая теперь занесена Минюстом в реестр иностранных агентов.

Сотрудничество с «Беллоной» в итоге и предопределило направление работы Павлова. В 1995 году эколог и бывший председатель организации Александр Никитин был обвинен ФСБ в разглашении государственной тайны и измене родине. Суть обвинений сводилась к тому, что опубликованный им доклад «Северный флот – потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона» якобы содержал секретные сведения.

Разбирательство длилось четыре года. По словам Павлова, это было своего рода боевое крещение. Главным защитником эколога был Юрий Шмидт, ассистировал ему молодой адвокат. Дело возвращали следователям, потом снова отправляли в суд, Amnesty International признавала Никитина узником совести, пока в 2000 году Верховный суд не снял с него все обвинения.

С тех пор обвиняемые в нарушении государственной тайны стали едва ли не основными клиентами Павлова: журналист Григорий Пасько, многочисленные ученые, даже один бывший сотрудник Московской патриархии, то ли работавший под прикрытием от ФСБ, то ли, по данным этой же спецслужбы, перевербованный ЦРУ.

О деле бывшего церковного служащего, ушедшего в РПЦ из ФСБ, Евгения Петрина, Павлов рассказывает очень осторожно. Это не дело Светланы Давыдовой, которое он тоже вел, за Петрина не собирают тысячи подписей, дело не комментируют в Кремле.

Путешествуя за справедливостью

«Прилетел в Москву, пришел в суд на Петрина, а его перенесли. Вот так тупо. Я бы успел сходить на заседание в своем городе, чем тратить время», – вздыхая, говорит Павлов, собираясь на новый рейс. В пятницу 4 марта выяснилось, что юрист катался между двумя столицами совершенно не зря – на первом же заседании по делу Петрина судья решил, что в деле слишком много процессуальных нарушений, чтобы рассматривать его в нынешнем виде. Петрина повезли обратно в СИЗО, Павлов полетел в Петербург.

Жить на несколько городов нормально для активного адвоката и правозащитника, но у Павлова другой случай. Можно сказать, со всеми секретными службами у него свои счеты, это отчасти объясняет направление его борьбы.

«Знаешь, я просто думаю, что эти гады когда-нибудь свое получат, а мы восстановим справедливость»

В 2014 году его жену, гражданку США Дженнифер Гаспар, которая в Петербурге занималась консультационной помощью НКО (преимущественно, объясняла правозащитникам, как написать заявку на грант и т.д) ФСБ объявило нежелательной персоной и постановило выдворить из страны. Попытки Павлова обжаловать это решение ни к чему не привели. Дженнифер, крепкая улыбчивая брюнетка, в юношестве занимавшаяся боксом, теперь живет в Праге, где работает в CEELI Institute, который занимается правовым образованием.

Некоммерческая организация расположилась на бывшей вилле чешского железнодорожного магната, нависающей над Прагой. Вместе с Гаспар туда уехали и двое детей Дженнифер и Ивана – мальчик и девочка. В один из вечеров мы с Павловым стоим на выходе из вилле, и за сигаретой я спрашиваю его, каково это – жить на столько городов, с семьей в другой стране. «Знаешь, я просто думаю, что эти гады когда-нибудь свое получат, а мы восстановим справедливость», – говорит Павлов.

Это мог бы произнести человек помладше, который наивно верит в неизбежную победу добра над злом, но от Павлова, родившегося в 1971 году, ожидаешь услышать это меньше всего. Но я смотрю на него, в бомбере и бейсболке, вглядывающегося в пасмурную темноту пражского парка, и понимаю, что Павлов не шутит.

Секретное настоящее

Если прочертить график отношения российского правительства к открытости информации, то это кривая, иногда чуть устремляющаяся вверх, но главное направление ее движение все последние годы – вниз.

Институт свободы информации появился в 2003 году, когда правозащитники осознали, что право знать не ограничивается законами о гостайне, а куда шире. «Мы, думаю, оставили свой след в истории, так как были теми, кто, в числе многих, заставил в итоге государственные ведомства обзавестись сайтами в интернете. Сейчас это уже сложно представить, но ведь они были не у всех и довольно долго», – вспоминает Павлов.

Отношение государства к свободе информации за последние несколько лет изменилось настолько, что даже не слишком либеральные в этом смысле 1990-е кажутся эталоном открытости

Дальше были тяжбы с Ростехрегулированием, которое в итоге вынуждено было открыть доступ к ГОСТам, а больше не предоставлять его за оплату. Затем был закон «О свободе информации», который либеральная команда Минэкономразвития позвала писать правозащитников. Это сложно представить в 2016 году, но совсем недавно, в 2009 году выходцы из Института свободы информации, который предпочел самоликвидироваться в 2013-м, лишь бы не носить статус иностранного агента, еще участвовали в создании федеральных законов.

Отношение государства к свободе информации за последние несколько лет изменилось настолько, что даже не слишком либеральные в этом смысле 1990-е кажутся эталоном открытости. В Уголовном кодексе появилась новая трактовка 275 статьи – по ней выносят приговоры в госизмене. Фактически, теперь разгласить государственную тайну может кто угодно, необязательно иметь к ней допуск.

Апофеозом борьбы с изменой стало дело домохозяйки Светланы Давыдовой. Она услышала в маршрутке, как солдат делится планами по переброске отряда ГРУ на Донбасс, позвонила в посольство Украины, была арестована и внезапно стала знаменитой. Общественная кампания, сбор подписей, комментарии уполномоченного по правам человека, выполняющего аналогичные функции президентского совета, а в итоге – свобода. С тех пор, помимо Давыдовой, у Павлова только прибавилось клиентов из самых неожиданных областей, а число приговоров по 275-й статье продолжает расти.

Непредсказуемое прошлее

Но еще одни клиенты адвоката – историки. И эта сфера деятельности фактически возвращает его к истокам, когда в только что созданной России предпринимались активные попытки рассекретить гигантские архивы КГБ. Созданная Павловым организация «Команда 29», названная в честь статьи Конституции, гарантирующей право на получение информации, сейчас этим и занимается. «Команда 29» расположилась в одном из офисов в центре Петербурга, в нее вместе с возглавившим ее Павловым перебралось и несколько его бывших коллег по Фонду.

«Команда 29», среди прочего, занимается и проектом «Росответ». Его суть в том, чтобы заставить госорганы быть более открытыми. От граждан требуется на специальном сайте сформулировать суть вопросов к тому или иному ведомству, можно и в вольной форме. От юристов «Команды 29» требуется уже другое – облечь вопросы в верную бюрократическую форму и отправить по нужному адресу.

«Не всегда граждане понимают, как им узнать что-либо от того или иного ведомства. Они же так любят отписки, которые потом отбивают всякое желание что-то узнавать, хотя это может быть важная информация»

«Не всегда граждане понимают, как им узнать что-либо от того или иного ведомства. Они же так любят отписки, которые потом отбивают всякое желание что-то узнавать, хотя это может быть важная информация. Мы же становимся такими вот переводчиками», – объясняет Павлов.

Помимо запросов, «Команда 29» активно судится с государственными ведомствами, пытаясь раскрыть не только актуальную информацию, но и архивы советских времен. Например, дело Сергея Прудовского. Формально, он не имеет исторического образования, скорее просто очень увлечен советским периодом, а именно репрессиями 1930-х годов. Поводом для конфликта с государством послужило знаменитое дело харбинцев.

Причины у Прудовского были личные – его дед служил на Китайско-Восточной железной дороге в 1930-е и чудом выжил, когда среди ее кадрового состава начались репрессии. Поводом к их началу послужило датированное 1937 годом письмо главы НКВД Николая Ежова. В оперативном приказе говорилось, что органами НКВД взяты на учет 25 тысяч бывших сотрудников КВЖД, которые уехали жить в Харбин, а затем вернулись в СССР. Ежов писал, что все это бывшие белые офицеры, члены шпионско-террористических ячеек и вредители, а посему должны быть арестованы. В итоге арестам подверглись более 30 тыс. человек, из которых 20 тыс. были расстреляны.

Получить доступ к этому приказу в России Прудовский не может. Хотя в 1992 году Ельцин и издал указ о рассекречивании документов, касающихся репрессий, с тех пор суды очень вольно трактовали волю первого президента РФ. «Поначалу не было закона, который гарантирует рассекречивание, поэтому всех отфуболивали, но потом законодательно было отрегулировано, что рассекречивать нужно те документы, которым больше 30 лет, иногда этот срок можно продлить до 50 лет», – объясняет Павлов.

Но с тех пор понадобилось решение Конституционного суда, чтобы заставить нижестоящие инстанции сменить свою позицию: несмотря на появление закона, судьи отвечали, что он не имеет обратной силы, поэтому хоть 30, хоть 40 лет, а советские документы находятся вне поля его действия. Однако все это не означало автоматического рассекречивания всех советских документов – для этого необходимо заседание комиссии по защите гостайны, которая кулуарно решает, снимать ли гриф «секретно».

В законе «О гостайне» лишь сообщается, что комиссия должна руководствоваться «целесообразностью» и наличием «чувствительной для безопасности России» информации. Случай Прудовского в этом смысле редчайший. Несмотря на то, что все суды ему отказали, убедиться в формальном подходе комиссии достаточно легко – приказ Ежова еще в 2011 году был рассекречен на Украине, поэтому ознакомиться с ним может кто угодно, обладающий доступом к интернету.

Еще за одно дело команда Павлова успела взяться до закрытия Института защиты свободы информации в 2011 году. И тогда речь шла не о тяжбах с государством, а о реальных сроках. Архангельский историк Михаил Супрун пытался получить информацию об этнических немцах, в 1930-1940 годах высланных в Архангельскую область.

Однако региональное управление ФСБ сочло, что доступ к их делам Супрун получил незаконно и обвинило его в нарушении личной и семейной тайны. Разбирательство длилось довольно долго, пока суд не прекратил уголовное преследование Супруна.

«Фактически это отражение имперских амбиций Москвы и Кремля: рассекречивание в первую очередь нужно согласовывать с Москвой»

С чем связана такая политика государства? Историк Никита Петров в журнале «Уроки истории» утверждал следующее: в 2011 году на саммите СНГ в Петербурге было подписано загадочное «Соглашение о порядке пересмотра степени секретности сведений, засекреченных в период существования Союза Советских Социалистических Республик, в государствах – участниках Содружества Независимых Государств».

«Насколько мне известно, его подписали Беларусь, Армения, Таджикистан, Узбекистан – и пока не подписали Украина и Молдова, очень надеюсь, что и не подпишут», - говорил он тогда. Суть, объяснял Петров, заключается в том, что документы, засекреченные в период существования СССР, можно рассекретить только с разрешения задействованных в документе сторон и стран. «Фактически это отражение имперских амбиций Москвы и Кремля: рассекречивание в первую очередь нужно согласовывать с Москвой», - говорил он.

Ивана Павлова это не удивляет – пересмотр наследия СССР вообще всегда был одной из визитных карточек новой российской идеологии и это ее авторам решать, как это должно быть сделано. «Но все равно нам еще где-то удается отстаивать право на доступ к информации, не все потеряно», - говорит адвокат накануне заседания в Верховном суде, где должна быть рассмотрена жалоба еще одного его клиента – бывшего радиоинженера Геннадия Кравцова, который, уволившись из ГРУ, отправил резюме в Европу, а теперь отбывает длительный срок за государственную измену.

Деятельность Павлова явно не остается незамеченной. Фактически, главное признание эффективности своей работы он получил – государственный «Пятый канал» в конце февраля провел целую спецоперацию по внедрению в «Команду 29», чтобы собрать компромат.

Один из волонтеров тут же сообщил о вербовке, команда посовещалась и решила выдавать журналистам дезинформацию о своей причастности чуть ли не к ИГИЛ. Не всему телевизионщики поверили, но спустя некоторое время на телеканале появился сюжет, в котором клеймили иностранных агентов и наймитов Запада, окопавшихся в Петербурге под видом активистов за борьбу с закрытостью госорганов.

Судя по восторгу Павлова, в 2015 году получившего премию Московской Хельсинской группы, этот сюжет для него оказался куда более очевидным признанием заслуг. Особенно когда на его странице в Фейсбуке стали появляться публикации критиков, которые находят подозрительным, что организация «оказывается везде, где речь идет о гостайне» и так активно собирает стратегическую информацию под видом борьбы за свободу слова. В этих обвинениях есть всё то, с чем и борется Павлов уже много лет.