В то время как в России правозащитники и активисты борются за принятие закона о домашнем насилии, в Армении он был принят еще в декабре 2017 года. Его принятие сопровождалось бурными спорами и конфликтами между защитниками прав женщин и сторонниками "традиционной армянской семьи". Влияние консервативных группировок отразилось даже в его названии: "Закон о предотвращении насилия в семье, защите жертв насилия и восстановлении мира в семье."

Сегодня дискуссия о гендерном равенстве вернулась в публичное поле из-за возможной ратификации Арменией Стамбульской конвенции — соглашения Совета Европы о гендерном равенстве и защите от любых видов домашнего насилия (в том числе партнерского). Армения подписала документ в 2018 году при правительстве Сержа Саргсяна, и для вступления в силу конвенция должна быть ратифицирована Национальным собранием. Однако в Ереване в конце 2019 года прошли протесты против ее ратификации.

О том, как началась и продолжается борьба с домашним насилием в Армении, oDR рассказала журналистка, правозащитница и представительница Коалиции против насилия в отношении женщин Зара Ованесян.

Как шла работа над принятием закона? Насколько я понимаю, активисты боролись за него достаточно долго.

С 2007 года Women's rights center — одна из организаций, которая сейчас находится в Коалиции против насилия в отношении женщин — начала работать над законопроектом о предотвращении домашнего насилия. Эта работа длилась год-полтора, после этого они пытались лоббировать этот закон. Впоследствии законопроект был улучшен Коалицией против насилия в отношении женщин, но поскольку у нас среда не очень восприимчива к проблеме домашнего насилия, только в 2013 году драфт удалось представить Национальному собранию. Как и следовало ожидать, Национальное собрание его не приняло.

Тогда говорили, что он очень затратный — не дошло до разговоров о семейных ценностях. А вот в 2017 году, когда правительство уже само инициировало этот законопроект, пошли разговоры о разрушении армянской традиционной семьи. Но им пришлось пойти хоть на какие-то шаги, потому что случаев домашнего насилия было очень много, в каждом международном докладе говорили — "у нас нет закона, нет способов предотвратить домашнее насилие, и поэтому полиция не реагирует". [По данным ОБСЕ, 60% женщин в Армении хотя бы раз в жизни становились жертвами домашнего насилия. — прим.ред.]

Повлиял ли грант Еврокомиссии, который не дали бы без принятия закона?

В 2017 году Еврокомиссия поставила вопрос ребром — не примите закон, не получите бюджет по правам человека. И из-за этого депутаты зашевелились и в 2017 году начали серьезно работать над законопроектом.

Учитывалось ли при принятии закона мнение активистов и сотрудников НКО?

Сначала для разработки закона они [депутаты] использовали драфт, подготовленный Коалицией против насилия в отношении женщин, много консультировались с представителями гражданского общества. Но в итоге на закон повлияли националистические группировки, и дискуссии были в дискурсе "закон все разрушит". Кардинально текст закона поменяли прямо перед принятием. Сказали, что в обществе есть разные мнения, которые надо учитывать. Даже в парламенте были и остаются недостаточно компетентные люди, которые считают, что этот закон может подорвать семейные ценности.

В итоге в тексте принятого закона есть национальные и патриархальные черты. В названии говорится, что закон принят для сохранения "гармонии в семье", а в тексте упоминается защита "традиционной семьи". У этого всего нет никакой дефиниции, и закон из-за этого поменял свою ось.

Мы пытались на это повлиять, но не хватило времени. Наши предложения не учитывались, не было поддержки со стороны депутатов. А тех депутатов, которые пытаются пойти против общественного мнения, так компрометируют, что они решают ничего больше не говорить. И сейчас схожее происходит со Стамбульской конвенцией. То же самое было в 2013 году, когда принимался закон о гендерном равенстве. Все говорили: "Что такое гендер, что за слово такое, как о нем вообще можно в Армении говорить"?

Наш изначальный драфт был направлен на то, чтобы предупредить домашнее насилие, но третья часть закона, который был в итоге принят, не поддается в итоге никаким комментариям.

Это часть о медиации? Расскажите подробнее, что это такое и как работает.

Да, это медиация, и по факту она вообще недопустима. Государство должно защищать человека от насилия, а не пытаться всеми способами сохранить семью. В законе есть три вида ордера для защиты. Если человек, в отношении которого было совершено домашнее насилие, обращается в полицию первый раз, то совершившему насилие выдают ордер-предупреждение. При обращении во второй раз — или если будет тяжелый случай — полиция должна применить ордер, который называется в законе "незамедлительное вмешательство". Это значит, что человека, совершившего акт насилия, могут выставить из квартиры в течении 20 дней.

Третий ордер, то есть самые тяжелые ситуации, рассматривает суд. И первое, что обычно говорит судья — "Может помиритесь?". В суде сидит жертва домашнего насилия, насильник, который ее избивал, а ей говорят: "Ну, у вас двое детей, помиритесь". Это совершенно недопустимо. Это не просто ссора, а насилие, там смехотворно говорить о перемирии. В любом случае, максимум последствий по этому третьему типу охранного ордера — это шестимесячный запрет на общение с жертвой домашнего насилия, и этот срок может продлеваться два раза в суде по три месяца. А кто это контролирует? Контролирует, опять же, полиция, поэтому закон работает плохо. В Армении нет браслетов, которые следили бы за перемещением преступника, и женщина опять должна идти в полицию и писать жалобу. По сути, это не так уж эффективно.

Как это происходит на практике? Например, звонит женщина, говорит: "Меня неоднократно избивал муж, и я боюсь, что это повторится. Он кричит и ругается". Полицейские приходят и проводят воспитательную беседу?

Практически так и происходит. Об этом как раз говорит Стамбульская конвенция. В случае домашнего насилия примирение недопустимо, потому что после того, как уходит полицейский, ситуация усугубляется. У нас никто не проводит реальную работу с насильником, кого с кем примирять? Человек не изменился. Это невозможно.

И второй пункт. Вообще-то государство не имеет права вмешиваться в личную жизнь человека. Оно должно защищать человека от насилия, но вмешаться в личную жизнь не может. Хочешь —разводись, хочешь — не разводись, главное, чтобы женщина была в целости и сохранности. А останется семья или нет — это не дело государства. С помощью же медиации государство вмешивается в личную жизнь человека и пытается сохранить семью, а не жизнь и здоровье женщины. Закон кривой, он не способствует предотвращению домашнего насилия, а способствует целостности семьи. Можно на международном уровне говорить, что у нас есть закон, а о чем этот закон и как он работает, никто в подробности вдаваться не будет.

В какой момент начинаются серьезные действия? Например, арест?

В Армении домашнее насилие не криминализировано даже после принятия закона. Арест назначается только в случае, если причинен очень серьезный вред здоровью, если женщина в больнице. И в случаях фемицида. Но и тогда не наказывают так, как хотелось бы. Было, например, ужасное убийство Дианы Наапетян, когда муж-убийца получил всего три с половиной года лишения свободы. В основном 9-11 лет, в редких случаях получают больше. За избиения дают штраф 100-200 тысяч драм (300-400 евро) — это очень мало. Можно избить жену, заплатить и дальше пойти продолжать свое черное дело.

Расскажите, как работает Коалиция против насилия в отношении женщин?

Коалиция была создана в 2010 году, после того, как скончалась жестоко избитая мужем 20-летняя Заруи Петросян. Сейчас в Коалиции 10 организаций и еще две скоро станут членами. Мы все вместе боремся против домашнего насилия и разных форм дискриминации. Это очень разные организации, начиная от организаций которые работают с женщинами и заканчивая теми, кто специализируется на работе с людьми, живущими с ВИЧ. Профили очень разные, но пути пересекаются, потому что бывает и двойная, и тройная дискриминация. На государственном уровне проще работать сообща, хотя бывают и проблемы. Мы проводим совместные акции и мероприятия, тренинги, занимаемся изучением документов, которые издают государственные органы по нашим темам. Два раза в год издаем фемицид-репорт — доклад о насилии в отношении женщин, в котором рассматриваем случившиеся за год дела, судебные процессы и то, насколько объективно и качественно эти дела были рассмотрены.

Какие еще нормы есть в законодательстве Армении , которые хотя бы косвенно регулируют вопросы домашнего насилия?

В Уголовном кодексе определяется физическое и сексуальное насилие. Кроме этого в нескольких законах упоминается наказание за принуждение к селективным абортам — прерыванию беременности, когда известно, что родится девочка, так как большинство мужчин хотят рождения сыновей, а не дочерей. [Армения входит в 11 стран мира с самым высоким числом селективных абортов, — прим.ред.]

Проблема в том, что случаи насилия рассматриваются не комплексно, а как единичный акт. Человек один раз избил жену — и все, не учитываются все факторы: экономическое и психологическое насилие, другие аспекты ситуации.

Что не вошло в финальную версию законопроекта, который вы предлагали, но, на ваш взгляд, должно там быть?

Был определено понятие сталкинга, то есть преследования жертвы. Также в законопроекте предлагалось распространить понятие домашнего насилия и на партнерские отношения, то есть насилие между партнерами, не состоящими в браке. Это не включили, потому что опять подняли шум, что партнерство может быть только при однополых отношениях. Однако включили наше предложение о форме насилия, которая называется игнорирование (от английского "neglect") и которая относится, в основном, к детям и старшему поколению, когда семья не учитывает их нужды: например, особое лечение, уход, питание, учебу.

В законе также говорится, что необходимо увеличить количество кризисных центров. Меняется ли что-то в этой сфере?

После принятия закона в Армении появилось шесть кризисных центров, работающих на государственные средства. В течении года должны открыться центры в каждом регионе. Обычно там работает только один психолог и один соцработник. В кризисных центрах нельзя остаться на ночь, поэтому в особо сложных случаях женщин отправляют в шелтеры. С этого года наша Коалиция проводит тренинги для социальных работников, чтобы они поняли, что вообще такое домашнее насилие, потому что до этого они работали с совершенно другими проблемами.

Есть два шелтера, организованные НГО. В каждом могут поместиться пять женщин с детьми. Они обычно переполнены, но всегда принимаются какие-то экстремальные меры — например, ставятся раскладушки, чтобы было, где спать. Шелтер — это не только ночлег: там помогают с обучением, чтобы женщины могли работать, помогают найти квартиры и школы для детей. Но это в идеале. Бывает, что после шелтера женщины возвращаются к партнерам. Иногда шелтер до восьми раз принимает одну женщину — мы никого не отвергаем. Никто не говорит: "Ты такая плохая, мы тебя содержали, и все зря, ты снова ушла к мужу, а потом к нам прибежала за помощью". Это серьезная психологическая проблема, и она так просто не решается.

Часто ли женщины возвращаются к партнерам, совершившим насилие? Почему так происходит?

Первая причина — психологическая: принять решение об уходе от мужчины для многих очень сложно. Вторая — экономическая: если человек не может содержать себя и своих детей, то возвращается к насильнику. И третья проблема — это вопрос детей. Органы, которые занимаются детьми, работают непрофессионально. При выборе того, с кем останутся дети после развода, они смотрят на имущество родителей.У кого есть машина, квартира — тому и дети. Ну и естественно, все это есть у мужа, и дети остаются при муже. И поэтому женщина стоит перед выбором и думает: "А если я никогда не смогу забрать детей, а если я не найду работу, а если у меня никогда не будет квартиры?"

Кроме того, в этих комиссиях обычно сидят представители местных властей, а мы хорошо знаем, что в семье, где есть насилие, женщина очень мало общается с различными органами. А вот мужчина вполне может общаться и, соответственно, может влиять на это решение. К тому же, есть большой риск коррупции.

Но ведь патриархальное воспитание невозможно изменить только с помощью законов? Что еще нужно?

Должна меняться система образования, это единственный инструмент. И СМИ. Потому что СМИ, разные сериалы и телепрограммы изображают женщин как слабых и нежных существ, которые все время сидят дома и постоянно плачут. Это неправильная репрезентация женщины.

В рамках закона было обязательство создать экспертный совет, который должен разработать политику борьбы с домашним насилием. Это мультидисциплинарный совет, цель которого — проводить комплексную работу с сектором образования, труда и соцобеспечения. В совет входят и представители НПО. Он был создан сразу после революции, прошло очень мало времени и пока никаких серьезных шагов не было.

Есть ли какая-то статистика по обращениям о домашнем насилии в полицию за этот год?

Есть статистика от полиции за 10 месяцев — за это время поступило 2682 вызова. Из них большая часть закончилась предупреждениями. В 2019 году было зарегистрировано 84 случая насилия против сексуальной свободы и сексуального иммунитета женщин, а в 2018 году — 77 зарегистрированных случаев.

Наша система — не сенситивная, она не понимает всю сложность проблемы домашнего насилия. Если даже полицейские и будут иметь какие-то навыки работы с домашним насилием, то уже в суде могут обнулять всю работу.

По вашим оценкам, после принятия закона обращений женщин стало больше?

Да, их стало больше. Раньше полиция заходила в семью и говорила: "Это твой муж, ничего, терпи". Сейчас они не имеют права этого делать. И очень много полицейских прошли тренинги, получили знания о работе с домашним насилием и должны сдавать тесты на знание закона. Когда они получают звонок, то спрашивают, связан ли вызов с насилием в семье или нет. Если домашнее насилие есть, то выезжает специальная группа.

Конечно, пока система несерьезно относится к проблеме. Но важно уже то, что женщины стали более информированными, знают наши организации и куда обратиться, в большинстве случаев знают о законе.

В год на горячую линию Коалиции мы получаем больше пяти тысяч звонков. И на горячую линию звонят чаще, чем в полицию, потому что женщины боятся, что после обращения в полицию будет еще хуже. Полицейский заходит в дом, и муж знает, что женщина пожаловалась. А вот когда звонят в горячую линию НПО, то она может получить советы и помощь без этого. Но этим проблемы не решаются, нужно серьезное наказание.

Сейчас те же люди, которые были против закона о домашнем насилии, выступают против принятия Стамбульской конвенции. Это как-то связано с упоминанием прав ЛГБТ?

Там есть термин "партнер", которого нет в армянском законе. И все сразу думают, что партнер — это только про однополые отношения, но ведь это еще и про любые отношения без брака, про отношения после помолвки и до свадьбы. Если это насилие со стороны жениха к невесте, тогда что? Это уже не домашнее насилие, потому что нет штампа в паспорте или потому что они не живут вместе?

В этом году был случай — мужчина убил женщину, которая два раза останавливалась у нас в шелтере. Убивший не был ее мужем, у них были партнерские отношения. Полиция не вмешивалась, потому что партнерские отношения якобы не относятся к случаям домашнего насилия. Мы все время про этот кейс рассказываем, как еще можно было ее защитить?

Почему в России еще идет борьба за закон о домашнем насилии, а в Армении его приняли уже два года назад?

Потому что европейское влияние в Армении больше, чем в России. Армения также нуждается в поддержке Европы.

Что изменится после ратификации конвенции на практике?

Системе придется стать более гибкой, более чувствительной к гендерным вопросам. Конвенция обязывает государство изменить всю политику внутри системы, а не только принять номинальные законы. Первый шаг — это поменять систему образования, особенно юридического образования, потому что юристы становятся судьями, адвокатами, следователями. А сейчас эта система плохая, как мы видим. Второе — это медицинская система: медработники у нас очень непонятливые в плане гендерных вопросов и часто ведут себя неприемлемо. Также должна появиться новая методика работы с детьми, образования в школах, просвещения в гендерных вопросах и вопросах домашнего насилия.

Много ли активистов выступают за поддержку женщин?

Не очень много, поэтому мы уязвимы, нам угрожают, говорят, что мы разрушаем семьи. Никто не говорит о том, какую тяжелую работу мы делаем и как мы вытаскиваем женщин из кошмара.

Мешают ли вам во время проведения публичных акций?

Бывает, но мы всегда говорим об этом полиции, и она помогает. Мы всегда стараемся их уведомить заранее, чтобы они могли обеспечить мирное проведение акции. Нам не могут запретить проводить акцию, но иногда случаются какие-то стычки с разными группами, которые говорят, что мы разрушаем традиционные ценности, поэтому лучше, чтобы полиция была на месте.

Как смешивается националистический, гомофобный и сексисткий дискурсы у противников закона?

Они очень ловко смешивают это, но самое главное у них — это все же гомофобный дискурс. А сексизм — это о том, что женщина должна знать свое место, иначе все армянские традиции рухнут. Причем армянская семья превозносит матерей, но женщина не должна выходить за рамки. Нет ничего плохого в том, чтобы поддерживать национальные традиции и учитывать национальные чувства людей, но не тогда, когда они вредны для прав человека.

Чего все-таки добился закон о домашнем насилии за это время?

Теперь женщины все же звонят в полицию. У нас есть закон и его всегда можно улучшить. В позапрошлом году у нас была консультация с коллегами из Грузии, где закон был принят десять лет назад. Тогда он был смехотворный, всего на две-три страницы. Но они нам говорили - "Примите закон, пусть и в плохом виде". Улучшить всегда проще, чем принять. Они все десять лет его улучшали, а теперь в Грузии очень хороший закон, соответствующий всем международным стандартам. И Грузия уже ратифицировала Стамбульскую конвенцию.

У нас уже есть черновик улучшения закона. И правительство одобрило предложенные нами изменения, сейчас они находятся на общественном обсуждении. Мы добавили пункт про партнерские отношения, про сталкинг. Процесс пошел, и мы очень надеемся, что он пошел в правильном направлении.