Президент Украины Петр Порошенко и патриах Константинопольский Варфоломей. Фото Creative Commons Attribution 4.0 International: Официальный сайт Президента Украины. Некоторые права защищены.Еще полгода назад практически никто за пределами церковной ограды не знал слов "автокефалия", "томос" и "евхаристическое общение". А название "Константинополь" отзывалось в сознании обывателя лишь глубокой древностью. Сейчас уже сложно найти человека, который хотя бы краем уха не слышал о конфликте, разгоревшемся в мировом православии из-за попытки создания в Украине единой и независимой национальной церкви. Перипетии "украинской автокефалии" обсуждаются на центральных телеканалах и в СМИ. Спорами об интерпретации канонических правил наполнены соцсети. "Украинскому церковному вопросу" уделяется внимание на Форуме Бориса Немцова и в Совете безопасности РФ – церковная проблематика оказывается одинаково актуальной и на собрании российской оппозиции и на заседании российского государственного органа, занимающегося вопросами оборонной политики.

В апреле 2018 года президент Украины Петр Порошенко обратился к Константинопольскому патриарху Варфоломею с просьбой рассмотреть вопрос о создании единой автокефальной церкви на Украине. Понятие "автокефалии" в богословском языке современной Православной церкви означает то же самое, что "суверенитет" – в политическом. Украинская церковь, с точки зрения президента Порошенко, должна стать независимой от общего церковного центра в Москве. В условиях политического конфликта между Россией и Украиной такое требование, по мнению украинских политических элит, – вполне естественно.

Другой смысл, заложенный в тезис о "единой автокефальной церкви", связан с темой церковного единства. В Украине, помимо признанной мировым православием – канонической – Украинской церкви, юрисдикционно принадлежащей к Московскому патриархату, существует еще несколько непризнанных церковных юрисдикций, самые крупные из которых – Украинская православная церковь Киевского патриархата и Украинская автокефальная православная церковь. С точки зрения православного устройства, эти церковные структуры – раскольнические. Если продолжать аналогии с политическим устройством, их можно уподобить сепаратистским формированиям, не признанным ни одной из стран мира.

Порошенко не стал просить об автокефалии для Украинской церкви Москву. Он обратился к патриарху Константинопольскому Варфоломею. Константинопольская церковь – одна из четырнадцати автокефальных церквей в мировом православии. В православной традиции константинопольским патриархам присваивается первенство чести среди равных между собой предстоятелей автокефальных церквей. Первенство чести тесно связано с понятием авторитета. Еще во времена Цицерона "авторитет" и "честь" связывались вместе, наряду с такими понятиями как "достоинство", "благоразумие". Через римское право они вошли в право церковное. Авторитет выстраивается, прежде всего, на неформальном доверии, а не на формальных властных полномочиях. Потеря благоразумия или достоинства неизбежно приводит к потери авторитета и чести. Но константинопольские патриархи трактуют свое первенство чести как дополнительные властные полномочия в общецерковном масштабе, среди которых – право предоставлять автокефалию.

Эксклюзивное "право" константинопольского патриарха на предоставление автокефалии не находит своего основания в традиции

Главный вопрос: действительно ли константинопольский патриарх имеет право единолично предоставлять автокефалию церковным структурам, находящимся за пределами его юрисдикции? И как в таком случае можно квалифицировать действия Константинопольской церкви на территории Украины?

Важно понимать, что провозглашение автокефалии не регулируется каноническим правом Православной церкви. Древние церковные каноны не дают представления о том, каковы критерии и процедура провозглашения автокефалии. В Православной церкви также нет устоявшегося обычая провозглашения автокефалии, который мог бы стать источником для правового решения вопроса. В каждом конкретном случае автокефалия появлялась по-своему. В большинстве из них это деяние сопровождалось расколом между новой автокефальной церковью и церковью-матерью, от которой она отделилась.

Эксклюзивное "право" константинопольского патриарха на предоставление автокефалии не находит своего основания и в традиции. Представители Константинопольской церкви часто говорят, что "право" предоставлять автокефалию разделяется всеми и является общепринятым, однако это не так. Достаточно обратиться к материалам дискуссий по этому вопросу, которые велись на различных всеправославных предсоборных встречах.

Здесь надо сделать небольшое отступление и рассказать о всеправославном предсоборном процессе. С 1920-х годов в Православной церкви возникает идея о необходимости проведения общецерковного собора, в котором бы принимали участие представители всех автокефальных церквей. Собор должен был разрешить накопившиеся между церквами конфликты и принять решения по актуальным проблемам церковной жизни. В том числе – выработать правила по провозглашению новых автокефалий. Несколько десятилетий ушло на бесплодные попытки собрать представителей всех автокефальных церквей. Наконец, в 1961 году официальный предсоборный процесс начался. Он продолжался с перерывами вплоть до 2016 года.

Никакой общепринятой традиции провозглашения автокефалии в православии не существует

К обсуждению темы автокефалии участники процесса приступили в начале 1990-х годов. Изучение позиций разных церквей выявило, что никакой общепринятой традиции провозглашения автокефалии в православии не существует. Одни считают, что автокефалию должна даровать церковь-мать, другие – константинопольский патриарх, третьи – всеправославный собор. Москва традиционно настаивала на первом варианте. Константинополь – на втором. Это разногласие было зафиксировано на межправославной встрече в 1993 году. В конце 2000-х годов церкви вернулись к обсуждению того, как должна провозглашаться автокефалия, но консенсус вновь так и не был достигнут. В 2014 году, когда было принято решение о проведении собора, тема автокефалии была исключена из повестки. Впрочем, некоторым промежуточным итогом этих дискуссий стало понимание того, что вопрос о провозглашении новой автокефалии должен решаться не единолично, а коллегиально – с участием всех автокефальных церквей.

Таким образом, утверждение о том, что константинопольский патриарх обладает особым "правом" предоставлять автокефалию не имеет никаких правовых оснований и его применение – это чистый произвол. Но ситуация осложняется тем, что никаких правил, которые можно было бы противопоставить произволу, так и не было выработано. Если одна автокефальная церковь усваивает себе какие-то особые властные полномочия без каких-либо на то правовых оснований и ограничений, то все остальные церкви оказываются совершенно беззащитны перед ее самоуправством.

Задача церковной дипломатии - в предотвращении изоляции. Фото: Фото CC BY-NC-ND 2.0: Brian Jeffery Beggerly/ Flickr. Некоторые права защищены.Константинополь компенсировал уязвимость аргумента об "эксклюзивном праве" на провозглашение автокефалии решением Синода КПЦ об отмене "юридических обязательств" 1686 года по передаче Московскому патриархату права поставлять Киевского митрополита. Логика этого решения такова, что Константинопольская церковь становится не только исторически, но и юридически церковь-матерью для Украинской церкви и на законных основаниях может предоставить ей автокефалию. На том же заседании Синода 11 октября 2018 года было принято решение о восстановлении общения Константинопольской церкви с УПЦ КП и УАПЦ, т.е. раскольнические церковные структуры, фактически, были признаны легальными. В ответ на это Синод Русской церкви на заседании в Минске 15 октября разорвал евхаристическое общение с Константинопольской церковью.

В современной Православной Церкви отсутствует институт права на уровне отношений между автокефальными церквами – аналог международного права. Но существует обычай взаимного признания автокефальных церквей в существующих границах, который выполняет роль права. Фактически, это взаимное признание границ друг друга является единственной формой правовых межцерковных договоренностей, на которых основываются отношения между автокефальными церквами. Нарушение границ приводит, как правило, к разрыву евхаристического общения.

Разрыв евхаристического общения предполагает запрет клирикам и мирянам поместной церкви, принявшей такое решение, причащаться и участвовать в других таинствах в храмах той церкви, с которой были разорваны отношения. В случае разрыва общения между Москвой и Константинополем это означает, что клирикам и мирянам Русской православной церкви запрещено причащаться в храмах, находящихся в юрисдикции Константинопольского патриархата. Это – храмы в Турции, на Крите и островах Додеканес, Северной Греции (включая Фессалоники и Святую гору Афон) и Финляндии, а также храмы Константинопольской церкви в православной диаспоре по всему миру.

Государство может применить организованную силу, а у церкви нет таких средств

Если вновь провести аналогии с международными отношениями, то действия Константинополя в Украине выглядят следующим образом. В нарушение международных договоренностей одно суверенное государство под предлогом восстановления исторической справедливости и внутреннего мира вторгается на территорию другого суверенного государства, попутно признавая легальность действующих на этой территории сепаратистов. Разница лишь в том, что государство может применить организованную силу, а у церкви нет таких средств. Еще в сентябре Константинополь направил на Украину двух посланников (экзархов), перед которыми была поставлена цель готовить объединительный собор Украинской церкви – прямой аналог референдума о самоопределении.

Стремление Украины к обретению собственной автокефальной церкви совершенно естественно, особенно в ситуации, когда по§литической нации приходится бороться за свой суверенитет. Однако, для того, чтобы автокефалия была действительно суверенной, она должна быть легитимной. В православии легитимация автокефалии происходит через ее признание всеми остальными автокефальными церквами. Односторонние действия Константинополя стремительно уничтожают пространство для признания легитимности украинской автокефалии, что в будущем грозит исключить Украинскую церковь из всех общецерковных процессов. Что-то подобное произошло с Православной церковью в Америке (ПЦА), автокефалия которой признается примерно половиной церквей, в то время как вторая половина продолжает формально считать ее частью РПЦ. ПЦА не имеет своего представительства во всеправославных процессах. В связи с этим возникает вопрос о том, какова реальная цель Константинополя: забота о церковном будущем Украины или столкновение с Москвой?

Горькая ирония заключается в том, что для многих верующих Украинской православной церкви в юрисдикции Московского патриархата события вокруг "украинской автокефалии" имеют типологическое сходство с действиями России в Крыму. Им приходится проходить через это чувство потери уже во второй раз: ощущение, что у них забирают часть территории, которую они считали своей. В первом случае речь идет о части территории государства, во втором – части духовного пространства.

Решение Синода Русской церкви о разрыве евхаристического общения без каких-либо иных радикальных действий в адрес Константинополя выглядит достаточно взвешенным

При этом те комментаторы в России и за ее пределами, которые в 2014 году, апеллируя к нарушению международных норм права, критиковали проведение референдума в Крыму, сейчас приветствуют самоуправство Константинополя в отношении Украинской церкви. Некоторые из них ставят под сомнение легитимность автокефалии Русской церкви, т.е. обращаются к риторике failed church – прямому аналогу риторики failed state, которая активно использовалась российской пропагандой для оправдания действий России в отношении Украины в 2014 году. Надо сказать, что радикальное крыло Русской православной церкви советует священноначалию тот же самый способ действия: объявить Константинопольскую церковь failed church, вторгнуться на ее территорию и вступить в диалог с сепаратистами в тылу врага. Эта риторика с обеих сторон только разжигает противостояние.

В этой атмосфере эскалации конфликта, нагнетаемой церковными и около-церковными кругами, решение Синода Русской церкви о разрыве евхаристического общения без каких-либо иных радикальных действий в адрес Константинополя выглядит достаточно взвешенным. А обращенный к другим автокефальным церквам призыв "к совместному поиску путей выхода из создавшейся тяжелой ситуации" может стать реальной возможностью для начала процесса выхода из кризиса.

Но одного призыва недостаточно. Здесь необходима совместная работа по созданию общеправославных правовых оснований, защищающих церкви от произвола. Для этого понадобится активизация международной деятельности; развитие культурного и богословского обмена между церквами; учреждение межправославных коллегиальных институтов и др. Иными словами, путь – противоположный международной изоляции, на котором настаивают российские церковные радикалы.

Еще пятьдесят лет назад автокефальные церкви могли существовать без общецерковных коллегиальных институтов, без регулирующего межправославные отношения права, но сегодня, благодаря глобализации и стремительному развитию средств коммуникации, православный мир становится все более тесным и прозрачным. Взаимодействие между церквами становится более интенсивным, что чаще приводит к конфликтам. Но существующее устройство Православной церкви не способно защитить отдельные поместные церкви от произвола со стороны других. То, что сейчас происходит в Украине, вполне представимо и в других регионах православного мира. Отсидеться в домике, пережидая бурю, уже не удастся.