До 24 февраля жизнь россиян невозможно было представить без перекусов в "Макдоналдс", мебели из IKEA или смартфонов Apple. Иностранные компании поставляли подавляющее большинство непродовольственных товаров, а также обеспечивали около двух миллионов рабочих мест.

Какими бы враждебными ни были отношения Кремля с западным миром, еще недавно РФ считалась довольно привлекательным местом для международных инвесторов. Начиная с 90-х, транснациональные компании активно обживали страну. Помимо обширного рынка, им нравились сравнительно низкие налоги и дешевая, не склонная бастовать и относительно квалифицированная рабочая сила.

Присутствие иностранного бизнеса было особенно заметно в автопроме, производстве бытовой техники, пищевой, табачной и фармацевтической отраслях, торговле и общепите, а численность сотрудников некоторых западных компаний сопоставима с населением среднего российского города. Например, российский "Макдоналдс" давал работу 62 тыс. человек, а тольяттинский "АвтоВАЗ", производящий самую востребованную в России марку - Lada, 32 тыс. До середины мая завод на 68% принадлежал Renault.

Вторжение в Украину все изменило. За три военных месяца около тысячи зарубежных фирм свернули деятельность в стране, полностью или частично. В итоге без работы, по противоречивым оценкам властей, рискуют остаться от 250 до 600 тыс. человек. Последняя цифра сравнима с общей численностью официально зарегистрированных безработных.

Впрочем, большинство сотрудников компаний, покидающих страну, еще не являются безработными де-юре. Это объясняет, почему официальная статистика пока не регистрирует катастрофических событий на рынке труда.

Сокращение штатов – длительная процедура; кроме того, некоторые фирмы пока выжидают, и не торопятся распускать персонал. Вместо этого они выводят сотрудников в простой (вынужденный отпуск за 2/3 зарплаты) или режим неполной рабочей недели.

Мы поговорили с некоторыми из них, чтобы понять, какое будущее их ждет и что они думают о войне.

Что теряют работники?

Хотя действовавшие в России ТНК нередко обвиняли в двойных стандартах и эксплуатации дешевого труда, все же сотрудники иностранных фирм считались и считали себя везунчиками.

"Любая иностранная компания дает лучшую социальную помощь, чем российская. [Медицинская] страховка, дополнительные выплаты, премии, подарки детям, компенсация занятий спортом, онлайн-сервисов, книг – все это в российских компаниях представлено скудно или отсутствует вообще. Зарплаты [в ТНК] выше процентов на тридцать. Если в российских компаниях я получал 50-70 тыс. рублей в месяц, то в иностранных – около 100 тыс.", – говорит Арсений (имя изменено по просьбе собеседника), 26-летний инженер-механик, работающий в шведской машиностроительной корпорации, уходящей из России.

Некоторые работники подчеркивают более демократичный стиль управления, выгодно отличающийся от старомодного авторитаризма, свойственного российскому бизнесу.

"Здесь маленькие команды по 9-10 человек, нет вертикали власти, решения принимаются, если не консенсусом, то чем-то похожим. Начальство не дергает [по мелочам], а ставит долгосрочные цели", – рассказывает Алина (имя изменено), айтишница из Санкт-Петербурга, работающая в американской компании, разрабатывающей инструменты для интернет-маркетинга.

Конечно, такое можно сказать далеко не о всякой зарубежной фирме в России. Тем не менее именно предприятия ТНК стали благоприятной средой для так называемых новых профсоюзов, обычно возникающих "снизу" и ориентированных на коллективные действия.

"[Иностранным] менеджерам не казалось сюрпризом, если работники объединялись для защиты своих прав. Безусловно, это заслуга рабочего движения на Западе", – отмечает замдиректора Центра социально-трудовых прав (ЦСТП) Юлия Островская.

Европейские (особенно скандинавские) инвесторы внедряли немало практик, малознакомых отечественным компаниям: содержательные коллективные договоры, поддержка женского лидерства, программы для работающих родителей, корпоративные кодексы, запрещающие дискриминацию, и другое. Кое-что из этого копировал и российский бизнес, слегка затронутый модой на ESG-принципы.

Война, видимо, положит конец этой тенденции. "Когда нет конкуренции [за кадры с иностранными компаниями], обостряется конкуренция между работниками, а Россия выходит из международных организаций и договоров, стимулы к социально ответственному поведению исчезают", – считает эксперт.

Продажа иностранных компаний российским собственникам может ухудшить условия труда. Некоторые работодатели заявляют об этом напрямую.

Управляющий директор компании, в которой работает Арсений, выкупил фирму-дистрибьютора и предложил некоторым сотрудникам перейти в нее. "Он предупредил нас: "Раньше вы работали по стандартам шведского социализма, а теперь будете работать по общемировым". В переводе это означает: меньше социалки, больше потогонки", – рассказывает инженер-механик.

Между прекаризацией и релокацией

Незащищенная занятость угрожает многим рабочим и специалистам в отраслях, тесно связанных с мировым рынком. Например, число вакансий в автоиндустрии в апреле упало на 69% к прошлогоднему уровню, в банках – на 60%, в сфере IT – на 11%. Импортозамещение, о котором твердит пропаганда, если и произойдет, то не повсеместно и не скоро. А значит, квалифицированным кадрам, привыкшим к белым зарплатам и соцгарантиям, придется искать себе применение в низкооплачиваемой сфере услуг или неформальном секторе экономики.

В попытке спасти рабочие места правительство национализирует активы некоторых иностранных компаний. Так произошло с "АвтоВАЗом" и другими заводами группы Renault. Но смогут ли они работать в условиях разорванных цепочек поставок – непонятно.

"Раньше у нас было производство полного цикла, но с 2008 года мы стали звеном [производственной] цепочки Renault. Фактически нас обезглавили: уничтожили делавший роботов Волжский машзавод, Опытно-промышленное производство, Научно-технический центр. Осталась сборка, штамповка, металлургия. Теперь завод – как поломанная игрушка… Я бы не сказал, что ВАЗ изменился при французах [в лучшую сторону], но без них мы не можем", – говорит Михаил (имя изменено), рабочий прессового производства "АвтоВАЗа".

Регулярные простои на предприятии продолжаются не первый месяц (они начались еще до войны из-за вызванного пандемией дефицита микросхем). Теперь ситуация усугубилась. По словам Михаила, рабочих кормят обещаниями, что завод вот-вот получит комплектующие из Китая, а сокращений не будет. Однако в это верят не все.

Из-за простоев вазовцы лишились трети заработка, в среднем составляющего 47 тыс. рублей в месяц. Их доходы упали примерно до 30 тыс., в то время как нормальной зарплатой в небогатой Самарской области считается сумма около 40 тыс. рублей.

Мало у кого из заводчан есть сбережения. Большинство живет от получки до получки. "У меня двое детей. Вчера мы доедали картошку, а хлеба не было. Хорошо, что у нас еще нет кредитов", – говорит Михаил.

Власти пытаются предотвратить отток кадров, организуя общественные работы.

"Мы демонтируем старое оборудование, стрижем траву, вскапываем клумбы, красим бордюры, перекрашиваем гидранты, спиливаем сухие ветки. За сорок часов работы получаешь 13,8 тыс. рублей", – объясняет Михаил. Но неквалифицированным трудом можно заниматься и за большие деньги. Поэтому многие вазовцы предпочитают подрабатывать курьерами по доставке еды, отмечает собеседник.

Инженер Арсений недавно пережил длительную полосу "коронавирусной" безработицы. Отчаявшись устроиться по специальности, выпускник престижного технического вуза пробовал открыть маленькую блинную, но прогорел. Вновь столкнувшись с неопределенностью, он больше не хочет повторять этот опыт.

"Сейчас на рынок труда выплеснулось много специалистов. Для работодателей это повод урезать зарплаты. [В случае увольнения] меня ждет несколько месяцев поисков, и в итоге я найду что-нибудь низкооплачиваемое, в районе 50-60 тыс. рублей в месяц", – говорит сотрудник шведской компании.

Поэтому, когда фирма предложила ему работу в казахстанском филиале, он, не раздумывая, согласился. На новом месте Арсений хочет подтянуть английский, чтобы в будущем получить место в Европе или Америке. В Россию специалист возвращаться не намерен, по крайней мере, при Путине: "Надеюсь, рабочие скоро разочаруются в ебаной войне, и будет всплеск народного недовольства".

Похожая ситуация – у айтишницы Алины. Офис ее компании в полном составе (а это около тысячи человек) эвакуируют в разные европейские страны. Самой Алине, ее мужу и новорожденной дочери предстоит ехать в Барселону.

"Компания боится, что им запретят работать с сотрудниками из России, где сосредоточена вся разработка. Поэтому вывозят всех, даже меня, хотя я недавно ушла в декрет. Те, у кого здесь остаются старые родители, восприняли новость прохладно; кто помоложе – с энтузиазмом. Но практически все выбрали уехать", – рассказывает Алина.

Ситуация типична для отрасли, где многие и до войны считали себя "гражданами мира". Уже в первые недели конфликта из России выехало 50-70 тыс. IT-специалистов. Эмигрировавших в апреле и мае, вероятно не меньше. В итоге, по некоторым прогнозам, Россия может лишиться трети программистов.

Российские власти пытаются сдержать отток айтишников, предлагая остающимся льготную ипотеку под 5% и отсрочку от армии. Тем не менее многие все равно опасаются за будущее. По мнению Алины, самые интересные проекты в IT связаны с Западом. К тому же она не уверена, что женщина с маленьким ребенком может найти работу в сжимающемся и преимущественно "мужском" секторе.

Но переезд в чужую страну с младенцем на руках – то еще приключение. Тем более зарплата Алины (около 200 тыс. рублей) после релокации не вырастет, а расходы увеличатся.

"Придется затянуть пояса. Но, по крайней мере, мою дочь никто не заставит фотографироваться с буквой Z", – говорит девушка.

Что работники иностранных фирм думают о войне?

По мнению некоторых экспертов, россияне, чья деятельность предполагает широкие международные связи (например, айтишники, ученые, бизнесмены, творческие работники), чаще придерживаются прозападных взглядов. Однако коллеги Алины, Арсения и Михаила – программисты, инженеры и рабочие – реагируют на войну по-разному.

"Люди из моего ближнего круга все против войны. Кто-то воспринял происходящее эмоционально, как трагедию, кто-то проявил больше политической сознательности и обещал выйти на митинг. В итоге вся наша команда, кроме тех, у кого были проблемы со здоровьем, свалила из страны (еще до объявления о релокации). Кому-то страшно, что призовут. Другие говорят, что больше не вернутся в этот Мордор", – говорит Алина.

Такое единодушие – исключение. Большинство коллективов разделилось, как и общество в целом, на сторонников и противников войны. Некоторые профессионалы вынуждены выбирать между лояльностью государству и компании.

"Когда управляющий директор объявил, что компания уходит и будут сокращения, многие восприняли это, как предательство. Те инженеры, кто поддерживают спецоперацию, не захотели уезжать [в Казахстан]. Но хватает и тех, кто войну осуждает (хоть их и меньше). Это как раз наша команда – тех, кто уезжает", – рассказывает Арсений.

Простым рабочим отступать некуда. Многим на "АвтоВАЗе" кажется, что победа в войне покончит с экономическими проблемами и даже сделает возможным некий лучший мир.

Нельзя сказать, что вазовцы слепо доверяют властям. Многие из них на прошлых выборах голосовали за компартию, а в предыдущие годы митинговали против сокращений. Тем не менее некоторые убеждены, что война с Украиной и, как утверждают в Кремле, коллективным Западом, даст шанс на возвращение в воображаемый Советский союз.

"Говорили: раз Путин пытается взять под контроль Украину, значит, он хочет построить СССР, где все будет хорошо: вернутся гарантии, работа, независимость от других [стран]. Кричали: "Надо французов прогнать!" – передает Михаил настроения коллег в первые недели войны.

Но "возвращение в СССР" на ВАЗе пока заметно лишь в попытках выпускать архаичные модели машин без импортных комплектующих. Зато с войной вазовцы соприкасаются значительно ближе, чем представители среднего класса.

"Первое время включилось тоннельное мышление: "Ты или за нас (Россию), или за них (Украину)", а сейчас мечтают, чтобы все это поскорее закончилось. Люди почувствовали ужас "невойны". Обсуждают, кто у кого пришел "двухсотым" (погибшим), у кого мать на опознание ездила. У многих есть воюющие родственники на Украине… Если бы объявили мобилизацию, никто бы не захотел ехать", –считает собеседник OpenDemocracy.

Многие рабочие – выходцы из депрессивных сельских районов, где служба по контракту – один из немногих способов выбраться из нищеты. Поэтому война для них – не просто телевизионная картинка. Некоторым она видится если не привлекательной, то обсуждаемой альтернативой безработице.

"Вчера говорил об Украине [с другими заводчанами] после смены, – рассказывает Михаил. – У многих запасы подходят к концу. Шутят, что теперь придется по контракту ехать [воевать]. Хотя бы дети получат семь лямов, если убьют. Но это такой юмор, как будто у человека истерика: ему страшно, а он смеется".