Говорят, что общественные ожидания от осенних выборов в России невелики: мол, сами они мало что значат, а избиратели мало что могут сделать. Оппозиционный политик может в ответ на это предъявить свидетельства манипуляций, с помощью которых власть снижает интерес граждан к выборам. А со стороны социальной науки, в свою очередь, требуется критика того, как собирается информация об общественных ожиданиях.

Дело в том, что основные инструменты, которыми пользуются российские социологи, несовершенны даже для замера поверхностного общественного мнения, не то что для улавливания общественных настроений. Но именно глубинные настроения, а не мнения — часто поверхностные и искажаемые из-за боязни социально неодобряемых ответов — говорят о потенциале политического действия и о том, какого развития событий можно ожидать. Чтобы увидеть, описать и проанализировать эти настроения, массовые опросы, выдающие множество количественных данных и сами по себе еще не являющиеся социологическими исследованиями, годятся только в качестве вспомогательного средства. Разумеется, в России существуют и качественные социологические исследования общественных настроений. Проводятся они, как правило, при помощи методов наблюдения и интервью. Однако такие исследования до сих пор были направлены на слишком узкие популяции, а их методология не позволяет перекинуть мост от анализа настроения отдельных групп к выводам о широких культурных и идеологических процессах.

Но давайте все же посмотрим, как массовые опросы могут улучшить понимание того, что происходит сегодня в России. С одной стороны, наблюдая за тем, как и в каких условиях они проводятся, мы можем говорить об их коррумпированности в широком смысле, то есть – об их институциональной испорченности. Эта коррумпированность получаемой информации обусловливается двумя основными факторами: чрезмерной государственной ангажированностью мейнстримной опросной индустрии и дефектами самой опросной среды, отравленной пропагандой и не способствующей искренности респондентов. В этих условиях приводимые поллстерами абсолютные показатели – например, будто 70% россиян положительно относятся к роли Сталина в истории страны – не могут вызывать доверия.

С другой стороны, некоторым выявляемым с помощью массовых опросов долгосрочным трендам доверять вполне можно – например существенному падению рейтингов Путина и партии "Единая Россия". Тут даже кремлевским поллстерам не удается утаить шила в мешке (что, впрочем, может привести к запрету публикации в России такого рода данных). В то же время, работая с трендами, даже относительно независимый Левада-Центр, получивший дополнительную медийную раскрутку благодаря известному опросу весны 2019 года об отношении россиян к Сталину (см.выше - прим.ред.), демонстрирует "зависимость от колеи", практически не пытаясь изменить тактику опросов, чтобы увидеть то, что находится под поверхностно схваченными мнениями. Однако при всей ограниченности массовых опросов даже с их помощью можно было бы представить более полную и глубокую картину общественных настроений — если по-другому составлять вопросники.

Чтобы увидеть, насколько легко можно было бы с помощью массовых опросов углубить понимание общественных настроений, достаточно обратиться к той же теме отношения к Сталину или к теме поправок к Конституции, голосование по которым прошло летом 2020 года. В первом случае массовые опросы упускают возможность изучения того, что можно обозначить как общественное мета-мнение, а во втором — возможность сравнения настроений до и после события, имеющего долгосрочные последствия.

Начнем с мета-мнения. Общественное мета-мнение — это то, как люди представляют себе публичное мнение, не обязательно его при этом разделяя. То, как это работает, отлично показывает командная телеигра Family Feud, известная в России под брендом "Сто к одному". Цель участников игры — угадать, как большинство рядовых "людей с улицы" ответят на вопросы, не имеющие однозначного ответа, например: "Что вы прятали от родителей, когда учились в школе?" или "Какую еду больше всего любят французы?". Когда на первый вопрос игроки отвечают "сигареты", а на второй — "багет", они не выражают свое собственное мнение, а пытаются угадать, как на эти вопросы ответили бы другие.

Однако социологическое исследование может пойти намного дальше, чем телепередача: с его помощью от вопросов о том, что люди думают, можно перейти к получению мета-мнений — то есть к ответам на вопросы о том, почему они так думают. Так, задав респондентам вопросы "Как, по вашему мнению, большинство россиян относится к Владимиру Путину?" или "Как большинство россиян расценивает ответ властей на пандемию?", можно затем расспросить их о том, на чем основаны их представления, и тем самым получить более глубокую картину общественного мнения и, более того, общественных настроений.

С одной стороны, мета-мнения снижают ответственность респондентов за социально неодобряемый ответ, поэтому с их помощью проще проверить, например, предположения о природе "низового неосталинизма". Вместо того, чтобы задавать прямые вопросы "как вы относитесь к Сталину?" или "как вы относитесь к Путину?", социологи могут спросить респондентов о том "почему россияне так относятся к Сталину". Полученные ответы могут стать основой для новых интерпретаций "любви" к вождю. Например, может выясниться, что за декларируемой любовью к историческому лидеру стоит, скорее, недовольство современным управлением страной, критическое отношение к власти и лично к Путину, нежели стремление народа назад к диктатуре. К сожалению, несмотря на обилие гипотез о природе тех или иных общественных предпочтений, сегодня такие исследовательские приемы в рамках массовых опросов практически не используются.

Качественно подготовленный опрос мета-мнений лучше приспособлен к снижению социологического "белого шума" (нагромождения множества данных, дезориентирующих потребителей информации) и ложного впечатления о тотальном пессимизме респондентов относительно смысла и последствий их участия в разных формах социально-политического действия — например, в выборах. Опираясь на тщательно подготовленные варианты ответов на вопросы "почему люди так думают?", такой опрос может выявить менее субъективные и более свободные суждения. Собранные таким образом данные позволят лучше разглядеть реальные настроения, так или иначе определяющие будущее политическое поведение.

Еще один способ лучше понять настроения респондентов в их динамике, а не просто собрать "мнения", — зафиксировать отношение к определенному, имеющему долгосрочные последствия действию властей в период его совершения и спустя некоторый "контрольный период". Яркий пример такого действия — организация голосования по поправкам к Конституции страны. Во время его проведения высказывалось предположение, что до широких масс россиян истинный смысл 206 поправок к Конституции — а именно, легализация неограниченного правления Путина и других антидемократических шагов — дойдет примерно через год. Но если такое действие совершалось под видом утверждения разнообразных общеразделяемых ценностей — например, экономического роста или экологического благополучия — то через год самое время задать респондентам вопросы о том, насколько эффективно это сработало, насколько принятые поправки улучшили их благосостояние. Однако "большая социологическая тройка" (ФОМ, Левада-Центр и ВЦИОМ) игнорирует такую возможность проанализировать изменения в косвенных оценках действий властей, хотя это могло бы углубить понимание общественных настроений в контексте выборов в Госдуму и другие представительные органы осенью 2021.

Вместо того, чтобы терять последнюю веру хоть в какой-то смысл демократических процедур — даже не с точки зрения возможности выбрать "своего представителя", а по принципу "клин вышибают клином" — критически настроенным гражданам с помощью результатов массовых опросов было бы чрезвычайно полезно увидеть не просто картину того, насколько все сложно в стране, а то, что при всей ее сложности в их политическом действии есть смысл. Такое политическое знание требует различных усилий от каждого в зависимости от степени информированности, но в первую очередь от тех, чей профессиональный долг — доносить до общества знание о нем самом.

Общественное политическое знание сработало несколько иначе перед президентскими выборами в Беларуси в 2020 году: несмотря на фактический запрет социологических исследований, затрагивающих принципиальные политические вопросы, знание общества о себе самом стало набирать критическую массу благодаря возникновению политической альтернативы. Не так в России-2021: во-первых, выборы предстоят не президентские, то есть не самые экзистенциально значимые для граждан; во-вторых, на фоне отсутствия политических альтернатив лучшее, что могут предпринять критики власти — это вышибать клин "Единой России" клином "Умного голосования".

Проблема однако в том, что до того как оно предъявит свои результаты, "Умное голосование" само по себе не может быть средством общественного самопознания. Требуются большие просветительские усилия, в том числе со стороны социологов, чтобы помочь избирателям избавляться от выученной беспомощности и эффекта фальсификации предпочтений. Более разносторонняя картина социальных настроений поможет каждому лучше понять потенциальную силу собственного голоса. Если такое понимание укрепится, то даже до того как в стране появится возможность нормального демократического волеизъявления, консолидированное протестное поведение избирателей может оказаться более действенным.

Если считать социологию не абстрактной наукой, а средством самопознания общества, то можно попробовать сделать так, чтобы в условиях электорального авторитаризма массовые опросы помогали избирателю выстраивать свое гражданское поведение при отсутствии в бюллетене "собственного кандидата". Так через общественное самопознание умное консолидированное протестное голосование обретает две свои важнейшие функции: (1) подрыв планов властей, основанных на стратегии недопущения соревновательности, и (2) обеспечение хотя бы минимальной зависимости депутатов от избирателей, когда важны не персоналии выигравших в политическом соревновании, а сам факт избрания представителя – в противоположность назначению его сверху.

Благодаря Умному голосованию в казалось бы полностью выхолощенный и предсказуемый выборный процесс снова вносится неопределенность — и это тоже требует более активной работы социологов. Мы не знаем, каковы будут результаты сентябрьских выборов, какова будет реакция на них со стороны граждан и со стороны международного сообщества — сложится ли, например, ситуация их непризнания, как это получилось с результатами беларусских президентских выборов-2020. Скорее всего уличной активности беларусского масштаба в этот раз ожидать не приходится, но даже при относительном поражении "Единой России" на парламентских выборах перспективы усиления позиций общества в противостоянии с властью могут значительно улучшиться в преддверии президентских выборов-2024.

И тут возникает огромное поле для ответственной социальной науки. Ее прогресс в области сбора массовых количественных данных, разумеется, не может сводиться лишь к паре обозначенных выше инноваций. Но даже небольшие усилия по борьбе с опросной "колеей" могут помочь развернуть всю опросную индустрию так, чтобы она лучше служила задачам просвещения и общественного самопознания.