"Ну ты же прекрасно знаешь, что ты натворил", – говорят атлетичные люди в черном сотруднику арт-центра, окружая его и блокируя ему выход с рабочего места. "Такие люди, как ты – позор нации!" – заявляет хозяйка салона красоты парикмахеру, прежде чем выгнать ее на улицу. "Ты Родину предала!" – твердит воспитатель детского кружка своей коллеге, отказываясь дальше работать с ней в одном коллективе.

Согласно данным мартовского отчета российского министерства труда, в ближайшее время около 59 тысяч россиян будут "высвобождены от работы". Этот новый эвфемизм – достойное дополнение к "отрицательному росту" вместо "падения" и "хлопку" вместо "взрыва" – означает увольнение. В первую очередь "высвобождение" происходит из-за кризиса российской экономики, стагнирующей в условиях внешней блокады. Но есть и не самая заметная категория "высвобожденных" – они теряют рабочие места за свою антивоенную позицию. oDR собрал истории нескольких таких людей.

Художник. "ГЭС-2"

Открытие дома культуры "ГЭС-2" на Болотной набережной в Москве наделало немало шума летом 2021 года. Прямо перед новой художественной институцией (спонсируемой олигархом и предполагаемым "другом Путина" Леонидом Михельсоном) была установлена гигантская скульптурная работа Урса Фишера "Большая глина №4". Москвичи, прозвавшие ее "какашкой", требовали от мэра Москвы Сергея Собянина разобраться с якобы портящей облик столицы инсталляцией. Однако городской глава был непреклонен: "какашка" осталась на своем месте, встретила в Москве начало российско-украинской войны и успешно пережила ее первый месяц.

Того же нельзя сказать о карьерах всех сотрудников живущего в тени "какашки" "ГЭС-2". До войны московский художник Даниил работал там администратором открытой детской мастерской, в которой родители, пришедшие наслаждаться современным искусством, могли оставить детей для спокойного и полезного досуга. Дети под надзором Даниила мастерили "нечто из бумаги, дерева и глины". Даниилу работа очень нравилась, и он не мог представить, что лишиться ее будет так легко.

"Наверное, мой случай можно чисто формально списать на какой-то внутренний устав", – говорит Даниил. Утро 26 февраля он начал с того, что сделал маркером на стене курилки маленькую надпись "Нет войне!" и пошел работать. Рабочий день прошел без происшествий, но вечером к Даниилу в мастерскую спустились шесть человек в черной форме из службы безопасности и заблокировали выход на улицу. Оказалось, что его "акт вандализма" попал на одну из камер наблюдений комплекса.

Охранники заблокировали дверь помещения и заявили Даниилу, что не отпустят его с рабочего места, пока он не согласится проследовать за ними, взяв с собой паспорт. На протяжении нескольких часов охранники на разный лад твердили художнику, что собираются сдать его в полицию – для "дальнейшего рассмотрения дела". "Ну ты же сам прекрасно знаешь, что ты натворил. Сейчас будем разбираться с тобой", – говорил один из них Даниилу.

Общение с сотрудниками службы безопасности убедило Даниила в том, что это были не простые сотрудники ЧОПа, а представители силовых структур. "Я не раз общался и с рядовыми полицейскими, и с сотрудниками центра "Э", у них абсолютно уникальный способ говорить и уникальное ощущение собственной вседозволенности и неограниченной власти. Обычные охранники так не общаются и не выглядят так", – говорит художник. По его словам, служба безопасности "ГЭС-2" состоит из "серьезных людей" среднего возраста с прекрасной физической подготовкой.

Двум начальницам Даниила удалось уговорить охранников не сдавать его в полицию. Но его служебный пропуск был в тот же вечер аннулирован, а самому художнику объявили, что в здание его больше никогда не допустят. "Я так понимаю, что мое увольнение продавила именно эта служба безопасности. Я слышал, что три-четыре дня после инцидента начальницы пытались меня восстановить в должности, даже директор "ГЭС-2" [Артем Бондаревский] знал про этот случай и пытался что-то сделать", – говорит Даниил. Но ни у кого из этих людей не было никакого влияния на службу безопасности – она в иерархии кадровых решений оказалась выше руководства центра.

"Специфика "ГЭС-2" такова, что там в основном работают очень хорошие, понимающие люди, профессионалы от мира искусства, у них есть гражданская позиция, просто они существуют в некотором режиме постоянной маскировки, — делится Даниил. — Они знают, что служба безопасности следит за социальными сетями всех сотрудников, а при устройстве на работу ты заполняешь анкету, где указываешь данные о своих социальных сетях, о своих административных правонарушениях, о правонарушениях твоих родителей". Учитывая перечисленное, открытых оппозиционных высказываний никто из работников "ГЭС-2" не допускает — фактор "всевидящей службы безопасности" постоянен.

"Для государства "ГЭС-2" — какое-то очень сакральное место. Это по типу [парка] "Зарядья" — очень современное европейское место, с современными подходами, при этом сделанное понятно на какие деньги. Внутри "ГЭС" главенствует вот эта служба безопасности: формально это просто ЧОП, охраняющий комплекс, но по факту это реальные ФСОшники", — рассказывает Даниил. Не стоит забывать, что здание дома культуры "ГЭС-2" находится буквально через мост от Кремля.

Но даже в государственном и окологосударственном российском мире искусств наблюдается волна недовольства войной — и ответная реакция на эту волну. Так, из театрального Центра имени Мейерхольда за антивоенный пост в социальных сетях уволили художественного руководителя Дмитрия Волкострелова, а нынешний состав театра был распущен. Руководительницу двух кинотеатров "Москино" уволили за подпись под открытым письмом работников культуры с требованием прекращения войны.

"ГЭС-2" также закрыл все выставки текущего сезона "по этическим соображениям" и выпустил заявление о том, какая "сложная и неоднозначная ситуация" разворачивается в Украине. На запрос oDR о политике в отношении несогласных с действиями властей сотрудников пресс-служба "ГЭС-2" ответила следующее:

"Ни один работник ["ГЭС-2"] не был уволен. Часть коллег покинули команду по собственному желанию и по личным убеждениям (...). Даниил был временно приглашен для работы в [детское] ателье — между ним и Домом культуры "ГЭС-2" был заключен гражданско-правовой договор, который был расторгнут в связи с тем, что Даниил совершил акт вандализма в процессе оказания услуг. Вандализм как действие является противозаконным и противоречит самой концепции Дома культуры".

Нанесенную Даниилом в курилке надпись "Нет войне!" через полчаса после ее появления закрасили аккуратным белым квадратом.

Парикмахер. "Молодые, пороху не нюхали"

Краснодарский салон красоты, где работала Аида, расположен в подвальном помещении под жилым домом. Половина припаркованных машин украшены буквой Z. Малочисленные антивоенные митинги в городе жестко разгоняются, люди антивоенных взглядов стараются высказываться аккуратно, а те, кто действует иначе, быстро сталкиваются с законодательными нововведениями военного времени.

В салоне Аида проработала три года, делала там мужские и женские стрижки, работала по ненормированному графику, каждую неделю отдельно обговаривая с руководством выходные дни. Отношения с начальницей, как казалось Аиде, были доверительные: в разговорах девушки обсуждали разные темы, кроме политических. Во всяком случае, так было до войны.

В конце февраля начальница Аиды заболела и первую неделю войны в салоне не появлялась. Сама Аида после событий 24 февраля "не смогла смолчать" и начала транслировать в своем рабочем аккаунте в Instagram антивоенную позицию. Посыл, по ее словам, был такой: "Я в шоке от происходящего, в шоке от того, что гибнут мирные люди, что наша страна катится в Средневековье".

Спустя еще неделю начальница вышла с больничного на работу. В первый же день, в ходе обсуждения необходимых для салона закупок, Аида заявила, что закупить все необходимое придется быстро и в большом количестве: красители, шампуни, средства для завивки неуклонно дорожают и в какой-то момент могут просто исчезнуть с прилавков.

Начальница в ответ "ощетинилась" и сказала Аиде, что та наводит панику. "Наши прабабушки хной в полях красились! И мы прорвемся, ничего страшного!" — вспоминает Аида ее слова.

Через несколько часов на стрижку к Аиде пришел клиент, мужчина в возрасте. В какой-то момент он поинтересовался: "А как молодежь относится к специальной военной операции?". "За всю молодежь отвечать не могу, молодежь мыслит по-разному, кто-то за, кто-то против. Но все мое окружение — против того, что происходит сейчас", — ответила Аида.

Клиент на этих словах вскипел. "Вы, молодые, жизни не понимаете, пороху не нюхали. Запад нас травит своей пропагандой, а вы и купились", — заявил он. Начальница подхватила из другого конца салона: "Вот именно! Наконец-то я услышала мнение взрослого опытного человека". Подсев в соседнее кресло, она заговорила с клиентом: "Если бы не мы, то — на нас. А то, что людей, вышедших на мирные демонстрации, будут сажать – это хорошо, они ведь ничего не понимают в жизни и поглощают пропаганду Запада".

В какой-то момент Аида не выдержала и высказала свою позицию: "Это ненормально, когда в современном мире чего-то пытаются достичь военным путем".

"Сколько войн развязала Америка — и им все это с рук сходило. А Россия один раз начала — и мы самые плохие! И то это не война, а спецоперация, — услышала она в ответ хор. — Россия будет великой, сейчас с колен встает".

Спустя пару часов Аида получила сообщение в директ Instagram: "Чтобы на работе я больше не слышала никаких диалогов про политику. Тем более в моем присутствии. Тем более с клиентами". В обычной ситуации, признается Аида, она бы промолчала и сказала: "Ок". Но в этой ситуации ответила иначе: "Не я была инициатором этого диалога. И вы его тоже поддерживали. Все было нормально. Но если что — я вас услышала". Ответ пришел незамедлительно: "Если тебя все обижают — тебя никто не держит. Где находится дверь, ты знаешь". "Если у вас есть какие-то вопросы ко мне, давайте обсудим их очно, а не в интернете", — написала Аида. На это сообщение ответа уже не последовало.

Начальница Аиды, по ее словам, замужем за полицейским, в этом году ей исполнится 43 года. "Мне казалось, что [она] — женщина адекватная. Она всегда сама пользовалась зарубежными марками машин, техники, одежды. У нее двое детей, мальчиков. Далеких еще от призывного возраста, но все же — мне казалось, что все матери мальчиков должны быть сейчас в шоке от происходящего. Но нет — человек говорит, что правильно воюют, правильно напали", — рассказывает Аида.

На следующий день Аида пришла на работу пораньше — у нее было запланировано окрашивание, нужно было приготовить место для работы. Вдруг в салон зашла начальница, хотя у нее должен был быть выходной: "Я пришла работать. А ты с сегодняшнего дня оставляешь ключи, берешь свои вещи и больше здесь не работаешь", — заявила она с порога.

Далее, пересказывает Аида, последовал "поток словесных помоев": "Мне за тебя стыдно, работать с тобой на одной территории я не хочу, такие люди, как ты — позор нации, наши деды и прадеды воевали не за то, чтобы вы сейчас Запад поддерживали, вы безмозглые, стыдитесь того, что вы русские. Я патриот! Я своей страной горжусь! А такие, как вы, так и будете прозябать в Макдональдсе — это все, что вам светит!" — заключила начальница.

Последнюю клиентку (которая, по словам Аиды, ехала на услугу через весь город) начальница обслужить уволенной сотруднице не разрешила. Сейчас Аида арендует место в новом салоне — территориально примерно в том же районе — и работает со своей клиентской базой. У нее упал доход — нет большого потока клиентов из старого салона. "Пока везет, что из органов никто не пришел. Никто не стучал, даже жена полицейского", — иронизирует девушка.

Педагог. "Антидепрессанты, здравствуйте!"

38-летняя Оксана живет неподалеку от крупного южнороссийского мегаполиса и уже шесть лет работает педагогом-организатором в центре дополнительного образования — организует детские мероприятия и водит детей в походы.

Оксана, по ее словам, никогда не поддерживала провластные взгляды и "всегда была в оппозиции". После 24 февраля она подписала петицию "Нет войне" на Change.org, организованную Львом Пономаревым, а также открытое письмо педагогов против войны — из серии аналогичных открытых писем большинства профессиональных сообществ России. Для Оксаны эти две подписи, по ее словам, были способами выполнить свой гражданский долг — "сделать хоть что-то".

Через пару дней после этого Оксану вызвала на разговор директор ее учебного учреждения — женщина 60 лет. До войны, со слов Оксаны, она периодически проводила с коллективом воспитательные беседы следующего содержания: "Нельзя выступать против государства, мы работаем в бюджете, нам государство и платит, поэтому иметь точку зрения, отличную от государственной, недопустимо".

Также в послужном списке директора — сгон сотрудников на провластные митинги бюджетников, на голосование в праймериз "Единой России" перед выборами в Госдуму 2021 года, на все местные выборы за кандидатов от той же партии — с неизменным "если вы не проголосуете, у вас будут проблемы; сказали надо, значит надо". "Человек поддерживает просто все, что у нас в стране происходит. Я не понимаю, что такие люди у нас делают в образовании", — сокрушается Оксана.

Естественно, ничем хорошим обрадовать Оксану директор не могла — тем более, что все вышеперечисленное девушка всегда бойкотировала. "Нам из министерства образования и науки края спустили письмо — нашли твои имя и фамилию в петиции иностранных агентов. Кто это подписал — враг народа!" — заявила она. Оксане было предложено написать заявление об увольнении по собственному желанию — но она, будучи человеком, посвященным в трудовое законодательство, твердо ответила: "Нет".

Директор написала на Оксану докладную, с которой та смогла ознакомиться, так как документ был отправлен с рабочей почты учреждения в Минобрнауки края. "О ее намерениях я как руководитель организации не подозревала. В ходе беседы стало известно, что это только ее личная позиция", — говорилось в документе. Ответа из министерства на докладную так и не последовало.

"Нервы у меня не железные, я переживаю по поводу происходящих там событий, а тут еще и личное примешалось. У меня случился нервный срыв, и я ушла на больничный. Антидепрессанты, здравствуйте!" — рассказывает Оксана.

Пока Оксана была на больничном, она наблюдала за рабочим чатом учреждения, куда директор начала скидывать методички о политинформации для детей: "Если бы не мы, то — нас". "Демилитаризация. Денацификация". "Восемь лет обстрелов Донбасса". "Про выстраивание детей в букву Z в методичках пока, слава Богу, ничего нет", — смеется девушка.

Через неделю Оксана вышла с больничного. Коллеги, с которыми несмотря на разницу в возрасте раньше были хорошие отношения, встречая ее, демонстративно молчали. Затем Оксана выяснила, что ее лишили премии за февраль — "небольшой, но существенной".

"Я вожу детей в походы, у нас есть поисковый отряд по поиску свидетельств времен Великой Отечественной войны. Шесть лет я была одним из его руководителей вместе с пожилым коллегой-мужчиной, — продолжает Оксана. — После моего демарша и возвращения с больничного он заявил мне: "Я больше не хочу ходить с тобой в экспедиции. Твоя политическая позиция не совпадает с моей. Ты Родину предала".

Сейчас Оксана, хоть и сохранила должность, начала чувствовать на работе дискомфорт. Она планирует минимизировать общение с коллегами и набрать дополнительные рабочие часы на походы с детьми, больше проводить времени с учащимися.

"Я к этим людям отношусь снисходительно. Но уже не надеюсь, что они прозреют. Увы. Они то ли слепые, то ли глухие, то ли у них критичность мышления атрофировалась. У меня нет понимания — как можно хотеть вернуться в Средневековье?" — рассуждает Оксана.

Айтишники. "Просто ты девочка"

Поляризация мнений о войне коснулась и российской IT-сферы, традиционно одной из наименее политизированных.

Петербурженке Анне 43 года, она работает управляющей в группе проектов и руководит 150 специалистами. Своего непосредственного руководителя, чуть младше ее по возрасту, она описывает как "промежуточный вид между советским управленцем и современным руководителем в IT". Именно с ним и случился конфликт.

На второй неделе марта в ходе рабочей встречи Анна между делом сказала, что была на антивоенном митинге, где была задержана полицией. Начальник перепугался и вызвал Анну на личный разговор, в ходе которого начал внушать ей, что в силу ее высокой позиции она "не имеет права ходить по митингам".

"Представь себе, если с тобой что-то случится, что будет с проектом?" — волновался руководитель. Анна ответила, что не может ничего не делать, поскольку одна из менеджерок в ее рабочей группе — украинка из Харькова. За несколько дней до этого разговора ракета уничтожила ее квартиру.

"Ты же менеджер, ты показываешь команде пример! А ты ходишь на митинги! Если что-то случится — контора тут помочь никак не сможет! Лучше бы вообще об этом не говорить! Или говорить людям, чтобы они туда не совались!" По словам Анны, ее начальник — один из тех людей, которые говорят, что далеки от политики и "вообще не вмешиваются в это дело".

"Как будто кто-то кроме тебя это [ходит на митинги] делает!" — бросил ей начальник на прощание. "Ну примерно мы все", — ответила Анна. Для него это было большим удивлением. "Давай тогда я уволюсь, чтобы не приносить проблемы компании", — заявила менеджер. Руководитель испугался еще сильнее, предложил продолжить разговор на следующий день, но так и не вернулся к этой теме. По-видимому, от дальнейшей конфронтации Анну спасло то, что со схожей позицией выступил, действительно, почти каждый коллега из ее команды.

Сейчас руководитель, по словам Анны, "панически не касается" этой темы.

Другому IT-менеджеру Марте с руководством повезло куда меньше.

Сейчас россиянка Марта (имя изменено по просьбе героини) живет в Германии, ей 32 года. Перед тем, как начались военные действия в Украине, в январе она посещала Москву и даже рассматривала вопрос переезда обратно на родину. В те дни она встретилась со своим шефом, в компании которого на тот момент проработала год (стартап разрабатывает мобильное приложение). Марта запросила у него повышение зарплаты.

"Он сказал, что я очень круто впрягаюсь и вообще у него самый положительный feedback обо мне — и действительно поднял мне зарплату на 50%", — вспоминает она.

Шефу Марты 34 года, он россиянин и основатель нескольких технологических стартапов. Марта нередко спорила с ним на тему политики и на тему коронавируса — он отрицал его существование. Однако каждый раз им удавалось завершить спор на уважительной ноте, без конфликта. Вплоть до 21 февраля — дня подписания Путиным указа о признании независимости ЛНР и ДНР. На утренней летучке Марта и шеф "рьяно сцепились" на глазах у всей команды. "У меня пропадала связь, и он шутил: "Ой, на Марту уже сбросили бомбу". Тогда военные действия начаты еще не были, и все в компании говорили мне, что я паникую", — вспоминает Марта.

"Мы до конца не знаем правды", "В политике не все так просто", "Я долгое время изучал этот вопрос", "Все не так однозначно", "Просто ты девочка, ты очень эмоциональная, нельзя так остро реагировать", — перечисляет Марта его фразы из того спора.

24 февраля, когда бомбы действительно были сброшены, начальник "сделал вид, что ничего не произошло". Марта с семьей спешно, через Финляндию, перебралась обратно в Берлин — переживала, что вскоре границы России могут быть закрыты. Буквально на следующий день босс позвонил ей и сказал, что ее профессиональные качества "не соответствуют продукту". Отдельно он отметил, что "слишком разные мысли о происходящем" негативно сказываются на рабочем процессе. После этого он ни разу не выходил с Мартой на связь.

"Я была оформлена как самозанятая, поэтому качать права мне как работнику не имеет смысла, — говорит девушка. — Проект продолжает существовать, он как-то обновляется в сторах, его сделали бесплатным. Поиску новых проектов мешает тот факт, что я не могу четко описать, что именно случилось у меня на предыдущем месте работы. Если честно, это мое первое увольнение в жизни. Сейчас я очень сильно ударилась в волонтерство — помогаю приезжим украинским беженцам. Мне это помогает не париться из-за той ситуации".

"Право покинуло Россию достаточно давно"

В военных условиях критически усиливается значение пропаганды, как внешней, так и внутренней. Поэтому наиболее подвержены риску увольнения сейчас несогласные учителя и журналисты — важнейшие звенья в осуществлении внутренней пропаганды.

Ольга Мирясова из всероссийского профсоюза "Учитель" рассказала oDR, что за последний месяц организация отследила казалось бы, совсем мало — всего пять случаев увольнений учителей по России из-за антивоенной позиции. Но Мирясова говорит, что скрытой осталась значимая часть случаев, когда люди увольняются по собственному желанию, никого об этом не информируя. Таких историй профсоюз отследил около десяти, но их, очевидно, намного больше.

"Когда идет давление со стороны администрации и коллег, учителю становится очень сложно работать. Кроме того, сейчас работодатели могут угрожать уголовным делом по закону "фейках", это совершенно новая ситуация, — отмечает Мирясова. — Безусловно, это тоже можно считать опосредованным увольнением, но с точки зрения права такому человеку нельзя помочь ни восстановиться, ни отсудить какую-то недоплаченную работодателем сумму. В этом случае мы можем помочь только с оглаской, но это даст человеку уже разве что только моральное удовлетворение".

Некоторые из этих случаев действительно получили широкую огласку. В Петербурге к учителю труда Геннадию Тычину, выступившему против войны, пришли полицейские с автоматами и увели его в отделение полиции, где он провел более 48 часов. Позже его уволили из школы №109 на основании статьи трудового кодекса о совершении аморального поступка — "оскорбление руководства и сотрудников школы в присутствии детей". А московского учителя географии Рамиза Манафлы грозились уволить из-за поста в Instagram, в котором он писал, что не хочет "быть зеркалом государственной пропаганды".

Оказавшимся в подобной ситуации педагогам Мирясова рекомендует ссылаться на 29 статью Конституции РФ, гарантирующую свободу мысли и слова и на запрет дискриминации по любому признаку в сфере труда, закрепленный в трудовом кодексе России.

Сопредседатель Профсоюза журналистов и работников СМИ (ПЖ) София Русова также обращает внимание на эту статью Конституции — согласно ей, "правовых оснований для увольнения за гражданскую позицию нет и не может быть". Но, добавляет Русова, "право покинуло Россию достаточно давно".

"Писать заявление по собственному желанию — простой путь, не путь борьбы, — говорит Русова. — Мы советуем не писать таких заявлений и не поддаваться на давление. Конечно, начальство будет искать поводы уволить тех, кто откажется писать [такие заявления об увольнении], в госСМИ популярна практика пристально следить за трудовой дисциплиной сотрудников".

Журналисты, обратившиеся в профсоюз за консультацией по подобным увольнениям, все же решили избегать огласки и уволиться добровольно, говорит Русова. Среди них преобладают те, кто работал в РИА "Новости" или в агентстве ТАСС — они уволились из-за того, что не могли больше освещать "военную спецоперацию" в выгодном российскому государству свете.

Журналистка, недавно покинувшая крупное госСМИ, заявила oDR, что никакого давления на нее не оказывалось, что она написала заявление об увольнении по собственной воле и что внутри учреждения войну не поддерживает никто. "Все коллеги против. Если всех начнут увольнять — никого не останется", — утверждает она.

Еще одна распространенная практика отстранения от работы недовольных войной журналистов, по словам Русовой, это отправка в отпуск. О подобном процессе в стенах крупного медиахолдинга РБК сообщали издания "Медуза" и "Агентство". Главный редактор РБК Петр Канаев заявил, что отпуска вызваны общим уменьшением рабочей нагрузки, ведь все новости сейчас выходят только про Украину.

Русова говорит, что недовольных ситуацией журналистов отстраняют от эфиров и работы с материалами, затрагивающими политические новости. Некоторые из них, по данным ПЖ, до сих пор с начала войны находятся в отпуске. Но отпуск не может быть вечным — по трудовому кодексу положено только 28 отпускных дней в году. "Со временем эти люди просто уволятся", — предполагает Русова.

О готовности помочь угодившим в такие истории россиянам объявила правозащитная организация "Агора" и анархическое объединение "Антиджоб". Как рассказал анонимный представитель последнего, пока к ним обращались в основном люди с бюджетных предприятий.

"Пытаемся развеять смутные опасения и страхи, чтобы люди не подписывали сразу бумажку, а могли противостоять работодателю, — говорят в "Антиджобе". — И дело даже не только в восстановлении на работе или компенсации, которые, кстати, вполне реальны, а в самом факте наказания работодателя за произвол. Ведь совершенно не факт, что увольнения – это спущенные сверху приказы. Велика вероятность, что зачастую это личная инициатива руководителей из разряда "как бы чего не случилось".

От подобных политических увольнений не застрахован и высший чиновничий класс России. Напротив, антивоенные высказывания от его представителей воспринимаются государством больнее всего, как прямое предательство. В середине марта против войны с Украиной выступил бывший вице-премьер правительства, на тот момент председатель инновационного фонда "Сколково" Аркадий Дворкович. Секретарь генерального совета правящей российской партии "Единая Россия" Андрей Турчак в ответ на это предложил начать с Дворковича "самоочищение нашего общества". Через несколько дней Дворкович покинул государственный пост.

Дворкович не ответил на вопросы openDemocracy. Один из государственных чиновников меньшего ранга, лишившийся должности из-за антивоенной позиции, в разговоре с корреспондентом oDR сказал, что "ссыт" давать комментарий, поскольку при уходе ему было сделано "внушение не пиздеть". "Если вскроется — подтянут как нехуй", — подчеркнул собеседник.