Война, санкции и тоталитарный дрейф российского государства стали испытанием для профсоюзов. В то время как официозная Федерация независимых профсоюзов России (ФНПР) поддерживает "спецоперацию", так называемые "новые" или "свободные" профсоюзы открыто или молчаливо осуждают войну. Но и те, и другие за редкими исключениями отказались от коллективных действий, опасаясь навлечь на себя гонения.

Тем не менее профсоюзный активизм в России не умер. oDR поговорил с российскими профсоюзными деятелями о том, как профессиональное движение переживает войну и какое будущее его ждет.

Что россияне думают о профсоюзах

Членами профсоюзов называют себя 5% взрослых россиян, опрошенных рекрутинговым порталом Superjob минувшей зимой. Если верить этой цифре, уровень юнионизации в РФ в разы ниже, чем в большинстве развитых стран.

В то же время старейший и крупнейший профцентр страны – ФНПР – заявляет, что в 120 его членских организациях состоит 19,4 млн человек, то есть почти четверть трудоспособного населения. Если взять за основу эти данные, то получается, что в России в профсоюзах состоит большая доля работающих граждан, чем, например, в Германии (16%) или США (10%).

Парадоксальным образом, по-своему верными могут оказаться обе цифры, что объясняется спецификой самой ФНПР – наследницы советских "государственных" профсоюзов. Ее членами россияне нередко становятся автоматически, когда устраиваются на работу. В итоге значительная часть членов профсоюза попросту не знает о собственном участии в нем.

Кроме того, поскольку ФНПР-овские (или, как их еще называют, "старые") профсоюзы крайне редко инициируют забастовки и другие коллективные действия, предпочитая договариваться с работодателями в рамках идеологии социального партнерства, поводов осознать себя частью организации у трудящихся оказывается не так много. Таким образом, двадцатимиллионная армия профсоюзников в России существует лишь на бумаге, и верить следует скорее цифрам опросов, чем статистике ФНПР.

В 2019 году лишь 2% собеседников ВЦИОМ сказали, что обращались в профсоюз, столкнувшись с нарушением своих трудовых прав, а 53% не верили, что профсоюзы могут помочь в подобной ситуации. Тем не менее еще с советских времен за профсоюзами закрепилась роль благотворителей. Для многих первичек (первичных профсоюзных организаций) распределение путевок в санатории и детские лагеря, подарков к праздникам и денежных выплат до сих пор является главным содержанием деятельности. В то же время, в федерации есть и "живые" организации, не боящиеся вступать в конфликт с работодателями.

Новые профсоюзы

Так называемые "новые" или "свободные" профсоюзы, не входящие в ФНПР, гораздо малочисленнее. Крупнейшее альтернативное профобъединение – Конфедерация труда России (КТР) – заявляет о 2 млн членов. Наиболее ресурсные из них – объединения моряков и авиадиспетчеров, составляющие костяк конфедерации.

Самые известные из "новых" профсоюзов – "Действие" и "Альянс врачей" в здравоохранении, "Учитель" и "Университетская солидарность" в образовании, "Курьер" в сфере доставки, "Профсоюз журналистов" в медиа, "Новопроф" в пищевой промышленности и секторе услуг, МПРА – в автопроме, и некоторые другие – могут похвастаться скорее активностью и острой критикой работодателей, чем численностью.

Перед войной "новое" профдвижение развивалось довольно активно, хотя прессинг работодателей и запретительное забастовочное законодательство не давали ему стать действительно массовым.

Например, многолетняя политика "оптимизации" системы здравоохранения привела к возникновению двух независимых организаций медработников – и к волне трудовых протестов среди них. Способность к самоорганизации и протесту показали в последние годы таксисты, дальнобойщики и работники сферы доставки.

При этом в пораженной хроническим застоем промышленности рабочее движение развивалось далеко не так активно, как в непроизводственных секторах.

Последствия войны в Украине грозят профдвижению вынужденным бездействием или разгромом, а также окончательной утратой автономии от государства и бизнеса.

Как профдвижение реагирует на войну

Официозная ФНПР устами своего бессменного лидера Михаила Шмакова, одобрила "спецоперацию". День солидарности трудящихся шмаковские профсоюзы встретили под лозунгом: "ZA мир! Za труд! Za май!". Незадолго до этого ФНПР вышла из Международной конфедерации профсоюзов (ITUC), обвинив ее в "русофобии" из-за поддержки Украины.

В итоге официозные профсоюзы органично влились в ряды провластных общественников, изображающих всенародную поддержку войны. Судя по отчетам на сайте федерации, объединение занимается сбором гуманитарной помощи российским военным, размещает беженцев с оккупированных территорий в профсоюзных здравницах и проводит шаблонные патриотические мероприятия, вроде акции "Новогодняя открытка солдату".

"Новые" профсоюзы преимущественно против войны, хотя многие из них предпочитают не высказываться на опасную тему. В частности, совет КТР в осторожном заявлении от 25 февраля констатирует, что от войны пострадают трудящиеся с обеих сторон и призывает к мирным переговорам (при этом авторы документа не пишут о том, кто несет ответственность за происходящее).

Более определенную позицию заняли "Профсоюз журналистов и работников СМИ" ("Профжур") и "Университетская солидарность" ("Унисол"). Журналисты назвали российское вторжение "вероломным шагом" и потребовали от Кремля вывести войска; вузовские преподаватели поддержали коллег, репрессируемых за антивоенные взгляды, а позднее – осудили мобилизацию и милитаризацию высшего образования.

Несколько ведущих активистов профсоюза "Учитель" подписали антивоенную петицию педагогов (сейчас обращение и список его подписантов недоступны).

Однако большинство "свободных" профсоюзов предпочли не высказываться ни за, ни против, чтобы не навлечь на себя репрессии и не спровоцировать внутренние распри.

"С начала войны в чатах профсоюза несколько раз возникали жесткие дискуссии. Тема очень острая, болезненная, мнения разные. Дискуссии приходилось гасить, потому что прийти к общему мнению было невозможно. Пара первичек уже в марте вышла из профсоюза, хлопнув дверью (не согласившись с антивоенными взглядами некоторых активистов профсоюза – прим. ред.). Но профсоюз продолжает работать", – рассказывает профсоюзная активистка, попросившая не называть ее имени и названия профсоюза.

Способны ли профсоюзы защитить своих членов во время войны?

Одной из отраслей, особенно пострадавшей от санкций, оказался автопром, оставшийся без западных комплектующих и большинства иностранных компаний.

"В Калуге (один из крупнейших в России автокластеров – прим. ред.) зарубежные автопроизводители приостановили деятельность. На "Фольксвагене", "Пежо Ситроен", "Вольво" и других заводах люди находятся в долгосрочном простое за две трети от зарплаты. Многие уволились добровольно (за отступные в размере нескольких средних зарплат – прим. ред.). Некоторых сократили. Сотрудники [в простое] имеют возможность официально устроиться на другую работу. Многие так и делают, например, идут на оборонные предприятия или "Хавейл" (китайский производитель авто – прим. ред.) в Тулу. Я часто встречаю членов профсоюза в супермаркетах – охранниками или кассирами", – описывает ситуацию Дмитрий Трудовой, председатель Межрегионального профсоюза "Рабочая ассоциация" (МПРА).

В итоге профсоюз лишился значительной части членов, от которого, в первую очередь, зависят его переговорные позиции.

"На небольшом итальянском предприятии [по производству комплектующих], где более 80% работников состояли в профсоюзе, работодатель сократил две смены. Мы потеряли две трети численности [первички], в том числе всех активистов. В Нижнем Новгороде, где "Фольксваген" ликвидировал производственную площадку, у нас было около шестидесяти членов профсоюза. Потеряли организацию на "Автофрамосе" в Москве...", – подсчитывает урон профсоюзный лидер.

Спасти рабочие места или выбить более выгодные условия увольнения профсоюз не в состоянии. "Коллективные действия не работают, когда предприятие стоит. Нам остается только писать жалобы в правительство и судебные иски", – сетует представитель МПРА.

Будущее заводов зависит от того, смогут ли бегущие из России международные корпорации найти покупателей на внезапно ставшие токсичными активы: например, отечественные компании или инвесторов из дружественных стран. Но, по словам Трудового, даже если это произойдет, новые собственники, вероятнее всего, будут сокращать штаты. К тому же неясно, захочет ли новый менеджмент вести переговоры с организацией, сделавшей себе имя благодаря забастовкам – или постарается ее раздавить.

Эффект от санкций оказался разрушительным и в секторах, считающихся цитаделью "новых" профсоюзов: авиации и судоходстве. Как следствие, КТР лишилась значительной части поступлений, позволявших поддерживать более малочисленные организации, отмечает член совета конфедерации и сопредседатель "Унисола" Павел Кудюкин.

Но столь плачевная ситуация наблюдается не повсеместно. Военные заводы, по понятным причинам, расширяют производство и штаты, а мобилизация, вырвавшая из экономики сотни тысяч мужчин, подстегнула спрос на рабочую силу. Теоретически это позволяет трудящимся диктовать условия нанимателям. На практике, тем не менее, все иначе.

"Ситуация на рынке труда стала получше, чем весной и летом (так как многих мужчин мобилизовали, появилось больше вакансий – прим. ред.). Но правовое положение работников ухудшилось. Приняты нормативные акты, ограничивающие права рабочих, прямо или косвенно связанных с гособоронзаказом", – объясняет Кудюкин.

Речь идет о снятии ограничений на сверхурочную работу в ВПК, а также о правилах получения брони от мобилизации, по которым руководители компаний составляют списки сотрудников, имеющих право на отсрочку в зависимости от "степени их участия в выполнении гособоронзаказа" (что создает обширное поле для злоупотреблений).

Таким образом, в условиях мобилизации, вторую волну которой ожидают со дня на день, всякая попытка рабочих отстоять свои права может обернуться для них отправкой на фронт. Эта ситуация делает их, по сути дела, заложниками работодателей.

К тому же, боязнь навлечь на себя недовольство властей заставляет профсоюзных бюрократов вести себя еще более осторожно, чем до войны.

Формально ФНПР не накладывала табу на трудовые споры. В ее мартовском заявлении говорилось о том, что необходимо защитить население от "социальных опасностей санкций", в том числе – наказывать собственников, сокращающих персонал. На практике же профлидеры считают небезопасным даже говорить о забастовках и прочих трудовых протестах.

"Если раньше внутри ФНПР органайзинг (то есть "западный" подход к профсоюзному строительству, предполагающий активное вовлечение трудящихся в коллективные действия – прим. ред.) не был под запретом, то теперь все семинары на эту тему прекратились. Вместо этого профсоюзников учат юридическим нормам", – говорит Михаил, координатор сети профсоюзных органайзеров, работающей как с “новыми”, так и со “старыми” профсоюзами (имя изменено по просьбе собеседника).

Функционеры боятся обострять отношения с работодателями, не зная, чем это может теперь обернуться.

"Первички, занимающиеся защитой прав, напуганы. Несколько председателей [профкомов], с которыми мы взаимодействуем, сказали, что их приглашал директор и намекал – если те будут требовать подъема зарплат, у них могут быть проблемы… Пока, кроме таких разговоров и прощупывания ФНПР-овских профсоюзов службами безопасности [предприятий], давления нет. Но на семинарах и конференциях основной разговор – о том, как жить в сложный период. Вывод, к которому обычно приходят: временно "заморозиться" до состояния, когда профсоюз лишь следит за выполнением норм Трудового кодекса и не заниматься коллективными действиями", – рассказывает собеседник oDR.

Впрочем, есть и те, кто продолжает заниматься органайзингом на свой страх и риск. В частности, добровольцы (как правило, придерживающиеся левых взглядов) по-прежнему агитируют рабочих на проходных, несмотря на опасность.

"Примерно с февраля по май все были запуганы. Думали, что любой, кто продолжит более-менее открытую работу, будет задержан. Но ближе к лету мы убедились, что правительство пока занято другими (антивоенными – прим. ред.) активистами. Мы печатали газеты и листовки, общались с рабочими, проводили собрания. На нас не обращали внимания. В сентябре все снова испугались, что наших людей будут выдергивать с проходных и забирать [в армию]. Но в конце октября активисты снова стали выходить на проходные. Теперь мы действуем маленькими бригадами. Один раздает газеты, другой отслеживает [нет ли рядом полиции]. Если возникает опасность, все убегают. За прошлый месяц мы провели пятнадцать раздач в разных городах – проблем не было", – говорит Михаил.

Страх и самоцензура накладывают отпечаток на профсоюзную работу, сокращая поле допустимой критики.

"Люди приспособились к ситуации. Когда обсуждаются социальные проблемы в массовых чатах, они пишут "царь" вместо "Путин" и "то, что происходит" вместо "война"", – рассказывает профсоюзная активистка, попросившая об анонимности.

Необходимость действовать в рамках все время ужесточающегося законодательства приводит к тому, что профсоюзы не всегда могут помочь работникам, обращающимся к ним со своими проблемами – например, ответить на брожение в трудовых коллективах, вызванное мобилизацией.

"Около пятидесяти человек с "Фольксвагена" попали под мобилизацию. Мы обеспечили ребят рюкзаками, спальниками. Вне правового поля не стали действовать – то есть учить, как отмазаться. Кто принял свою судьбу – тот пошел [в армию]", – рассказывает Дмитрий Трудовой из МПРА.

Как разгул репрессий сказался на профсоюзах

Профсоюзники сравнительно редко становятся жертвами политических преследований. Но в последние месяцы ситуация стала меняться в худшую сторону.

В конце апреля 2022 власти арестовали лидера профсоюза "Курьер" и известного в левых кругах видеоблогера Кирилла Украинцева. Его обвиняют по статье 212.1 УК, наказывающей за неоднократные нарушения закона о митингах ("дадинской", как ее называют по имени первого подсудимого – активиста Ильдара Дадина).

По мнению следствия, в 2020 году Украинцев призывал курьеров и таксистов выйти на несанкционированный властями митинг с профсоюзными требованиями, а также сам принимал участие в подобных акциях (за что не раз был арестован на несколько суток). Хотя протесты курьеров были мирными, профсоюзнику, который уже больше полугода находится в СИЗО, грозит до пяти лет тюрьмы.

Товарищи Украинцева объясняют арест "заказом" агрегатора Delivery Club, чьи курьеры забастовали незадолго до этого. Но атака на "Курьер" может быть и сигналом всему профсоюзному сообществу: "Никаких забастовок, пока идет война".

"Кирилл хорошо вел информационную работу и подогревал интерес [к профсоюзу]. Его посадка сделала свое дело. Профсоюз стал менее активен и сплочен", – утверждает источник, хорошо знакомый с ситуацией в "Курьере".

Но позаимствованная у работодателей – онлайн-агрегаторов – децентрализованная модель организации (когда забастовщиков может консультировать телеграм-бот, а формальные структуры вроде профкомов и первичек отсутствуют) позволяет профсоюзу держаться на плаву. Протесты курьеров продолжаются, как и давление на их публичных представителей. Сопредседателя профсоюза Саида Шамхалова недавно задержали на несколько часов, якобы из-за сходства с курьером, подозреваемым в краже. Истинной причиной инцидента мог быть разгорающийся конфликт курьеров с "Яндекс.Едой".

Еще одним показательным процессом стала расправа над "Профсоюзом журналистов", открыто выступившим против войны. В августе Профжур оштрафовали на полмиллиона рублей за "дискредитацию армии" (поводом стали антивоенные публикации), а в сентябре он был ликвидирован. Основным предлогом для запрета стали задержания профактивистов на пикетах в поддержку репрессируемых коллег. Профсоюз оспаривает решение.

Суды – лишь одна из многих проблем, с которыми столкнулся Профжур после 24 февраля. Не будь их, выживание организации все равно оказалось бы под вопросом, поскольку сообщество независимых журналистов в России тает день ото дня.

С похожими проблемами столкнулись и другие профобъединения в отраслях, где на фоне войны усилилось идеологическое давление – например, в высшем и среднем образовании.

"У нас существенные потери активистов – около двух десятков человек, покинувших страну. Особенно пострадала наша крупнейшая организация в "Вышке" (Высшей школе экономики – прим. ред.). Несколько активистов удостоились почетного звания "иноагентов"", – констатирует сопредседатель "Унисола" Павел Кудюкин.

Один из лидеров профсоюза "Учитель", Андрей Рудой, эмигрировал во Францию после обыска, устроенного силовиками в его квартире. Не вполне ясно, связан ли интерес органов к Рудому с его профсоюзной или политической деятельностью (как и Кирилл Украинцев, он – известный представитель "левого Ютуба", критиковавший войну).

Тем не менее иногда попытки властей "зачистить" учебные заведения от неугодных преподавателей лишь стимулируют самоорганизацию. Например, недавно в профсоюз объединились студенты СПбГУ, недовольные увольнением оппозиционных профессоров и атакой властей на Факультет свободных искусств и наук, считающийся "рассадником либерализма".

О притоке новых, преимущественно молодых кадров говорит и Михаил, координирующий работу волонтеров, занимающихся профсоюзной агитацией:

"Число наших активистов растет. К нам приходит молодежь 17-25 лет, не знающая страха. Как правило, это те, кто были политизированы условным Семиным и просоветскими левыми, которые сегодня не видят другого выхода [кроме профсоюзной деятельности]".

Какое будущее ждет профдвижение?

Чем дольше длится война и тоталитарный дрейф путинского режима, тем меньше у профсоюзов шансов сохранить себя в качестве легальных и хотя бы относительно независимых организаций, убеждены собеседники oDR.

"Думаю, профсоюзами как последним оставшимся лагерем свободы тоже займутся. Но пока этот момент еще не настал", – полагает Михаил.

"Мы видим, что происходит c профсоюзами в Беларуси, и понимаем, что это может повториться и в России. Из истории мы знаем, что подпольные профсоюзы могут существовать. Но как правило, это происходит на излете авторитарных режимов, когда они ослаблены. В периоды нарастания репрессивности уцелеть сложно. Возможно, нам придется переходить на полулегальное или нелегальное положение. Пока же пытаемся развиваться там, где возможно", – размышляет Павел Кудюкин.

Дальнейшее ужесточение политического режима может углубить пропасть, разделяющую "старые" и "новые" профсоюзы. Первые, вероятно, откажутся от коллективных действий даже на уровне деклараций, окончательно превратившись в "социальные" отделы при работодателях или юридические консультации для работников. Вторые либо будут разгромлены, как Профжур, либо выживут в качестве законспирированных сетей сопротивления без публичного лидерства и членства.

Но если, как надеются оптимисты, дни путинского режима сочтены, у "живых" профсоюзов может появиться шанс избавиться от бюрократического контроля и получить массовую поддержку в измученном потрясениями обществе.

"Есть отдельные голоса в ФНПР и КТР, считающие, что нынешняя ситуация располагает к тому, чтобы заниматься сплочением работников и воспитанием нового гражданского общества. Интересно, что профсоюзы начали общаться вне конфедераций. КТР-овские первички в чатах и на онлайн-созвонах обсуждают общие проблемы с коллегами из ФНПР, не во всем поддерживающими политику российских властей", – отмечает органайзер.

Пока же по-настоящему независимые профсоюзы придерживаются осторожно-выжидательной тактики, стараясь не скатиться в конформизм.