Обсуждение будущего USIA в 1987: юрист Эдвард Б. Уильямс, медиа-магнат Руперт Мердок, директор агентства Чарльз Уик. Ron Edmonds / AP / Press Association Images. Все права защищены."Медиа-посредники" после крушения СССР попали под жесткое давление внешних обстоятельств - начиная от фактической ликвидации (как Международный отдел ЦК и КГБ СССР в 1991) и заканчивая тотальной реорганизацией с расчленением (как USIA в 1999). Хотя США пошли на формальный демонтаж "холодной армии" с некоторым запозданием, закат USIA начался намного раньше.

Уже в 1989 году агентству впервые в истории сокращают бюджет; в бюджете 1993 года сокращения еще заметны - в Белый Дом приходит демократический и симпатизирующий Борису Ельцину президент Клинтон, считающий агентство пережитком холодной войны. Руководители BBG и "Голоса Америки" при Клинтоне - мягкие и политически "нежные" люди вроде Джеффри Коэна; радио «Свобода» в эти годы перестает быть подчиненным НКО ЦРУ, покидает укрепленную штаб-квартиру в Мюнхене и перебирается в Прагу.

Если в России пирамида информационных войск холодной войны оказалась обезглавлена и на десятилетие лишена любого формального руководства, в США сохранили "облачную" логику и просто разложили функции USIA по разным ведомствам, постепенно сведя к минимуму фактическое управление информацией.

Что в бывшем СССР, что в США распались сообщества журналистов-международников и политических обозревателей, доносивших мнение Кремля и Белого Дома до аудиторий. На поляну пришли молодые, зачастую вообще не связанные с прошлым авторы и эксперты. Оставшаяся в строю старая гвардия, в основном переключилась на просветительскую и страноведческую журналистику, объясняя бывших противников - без идеологических штампов, но и без любви.

Что в бывшем СССР, что в США распались сообщества журналистов-международников и политических обозревателей, доносивших мнение Кремля и Белого Дома до аудиторий

Организационное изменение и фактический отказ основного источника власти заниматься соответствующими задачами были очень радикальным изменением внешних условий для наших "животных" медиа-посредников - особенно в бывшем СССР.

Скажем так, их не только прекратили кормить, но и вынудили перейти на кормовые базы совершенно другого типа. Тот же Институт США и Канады выживал в 90-е на грантах и кооперации как раз с американскими университетами и исследовательскими центрами. Советологи и специалисты по "курощению" СССР в информационном пространстве в США пошли искать удачи в бизнесах, возникающих между двумя экономиками, в советники своим бывшим объектам изучения, политическим деятелям Восточной Европы.

Системы оказались под давлением мутагенных факторов, изменились и адаптировались - сократив популяцию, отчасти потребности, отчасти агрессивность. Однако в самом конце 1990-х в России появился небольшой "примаковский" спрос на услуги "бывшей армии", к середине 2000-х оформившийся во вполне серьезный путинский. Даже небольшие ростки идеологии на российском поле дали пищу этому "животному", которое, на самом деле, оставалось вполне способным к выживанию в неблагоприятных условиях.

Но - и это мы видим спустя десятилетие, сегодня - годы убожества и унижения не прошли бесследно.

Артиллеристы, Путин дал приказ

В первые годы путинского правления, как мы можем теперь ретроспективно увидеть, шли странные и противоречивые процессы - особенно в области внешней политики.

Исторические обстоятельства играли на руку США в окончательном утверждении того, что будет в Мюнхене названо "однополярным миром" - экономическое и политическое лидерство Америки дополнилось сразу несколькими войнами, которые велись за тысячи километров от Вашингтона. Россия, в лице Путина, не просто поддержала борьбу США с "Аль-Каидой" после 9/11, но и предоставила часть своей военной инфраструктуры.

С другой стороны, с 1999 по 2004 год почти все бывшие государства Варшавского договора и часть республик бывшего СССР стали членами НАТО и Европейского Союза (2004-2013), а оставшиеся, кроме Белоруссии, - заявили о серьезном желании вступить в эти структуры.

Первые несколько лет лидерства Путина были не просто периодом хороших отношений с Западом - они были периодом действий, которые оформляли демонтаж противостояния. Работали структуры Россия-НАТО; выполнялись договоры по сокращению стратегических вооружений, и деньги, предусмотренные законом Нанна-Лугара, вливались в российскую военную и атомную промышленность в общем на ликвидацию избыточного ядерного оружия. С 2000 года NASA использует для своих тяжелых ракетоносителей Atlas V российские двигатели RD-180, производство которых организовано в России совместно НПО Энергомаш и Pratt & Whitney. Если бы об этом узнал кто-нибудь из главнокомандующих холодной войны, сошел бы с ума на месте.

Владимир Путин и министр обороны Игорь Сергеев наблюдают за полетами авиционной техники на 4-м Международном авиакосмическом салоне. 1999 (c) Сергей Субботин / РИА Новости. Все права защищены.И, вместе с тем, именно с приходом Путина начинается изменение "кормовых условий" для отозванной с фронтов прошлого армии холодной войны. Интересно, что в США с началом глобальной контр-террористической операции тоже идут схожие процессы - обратного принятия на вооружение тех идей, которые перестали быть нужными с распадом Советского блока.

Разрозненные группы "животных" медиа-посредников с обеих сторон океана снова собираются в стаи - например, в 1992 году в РФ создается РИСИ (Российский институт стратегических исследований). В ранний период своего существования это не более чем консалтинговая компания, составленная из бывших дипломатов, ученых-международников и разведчиков. К концу 90-х (и особенно после 2001) разведчиков-аналитиков в РИСИ становится все больше, в 2009 институт переходит в подчинение Администрации Президента, а возглавляет его бывший руководитель аналитического управления разведки генерал Л. Решетников. Чуть позже, в 1996 Джордж Фридман основывает в Остине (Техас) аналитическую компанию Stratfor. Обе эти структуры сыграют важную роль в новом раунде назревающего противостояния.

В период 2000-2007 российская экономика агрессивно растет - используя как эффект низкой базы, так и благоприятную нефтяную конъюнктуру; проводимые в первые годы Путина реформы также способствуют развитию, равно как и заново открывшиеся для страны рынки иностранного капитала. Оформляющаяся в Кремле идея «суверенной демократии», хотя и остается, в основном, вербальной конструкцией, начинает оказывать воздействие на внешнюю политику - особенно после не самых удачных для Москвы событий первого Майдана в Киеве. Ненаписанная пока мемуарная история тех лет, наверняка, содержит детальные объяснения - как и когда именно политические технологи начала 2000-х оказались вытеснены мрачными геополитическими стратегами с шрамами холодной войны.

Как и когда именно политические технологи начала 2000-х оказались вытеснены мрачными геополитическими стратегами с шрамами холодной войны?

В 2007 в Мюнхене и, особенно, в 2008 на саммите НАТО в Бухаресте "смена караула у уха Путина" становится фактом. Внешнеполитическая доктрина РФ, ранее исходившая из объективных условий, сложившихся после окончания холодной войны, как говорят банковские аналитики, "ставится на пересмотр".

Разрозненные претензии к американской и европейской политике начинают оформляться в собственное видение мира, которое Путин все настойчивее транслирует как в российское общество, так и во внешний мир. Для последней задачи в 2008 году переформатируется Russia Today - англоязычный телеканал, изначально созданный для продвижения нового образа России на Западе. На место позитивного образа ставится что-то новое, более близкое к арсеналу прошлого противостояния - донесение информационной повестки дня с точки зрения Москвы. Два года спустя задача становится еще более агрессивной - не только "доводить" российскую точку зрения, но и "question more" - ставить под сомнение, критиковать западную повестку, борясь с однополярным американским видением мировой политики.

Был ли мюнхенский поворот следствием возрождения медиа-посредника времен холодной войны, или, наоборот, именно личный анализ Путина вызвал обратно к жизни это существо?

Чтобы ответить на этот вопрос, можно обратиться к тому, что происходило на бывшем западном фронте в этот момент. Медиа-посредник, участвующий в диалоге крупных, в прошлом враждебных друг другу государств - это не только СМИ и аналитические центры, но и часть государственных институтов, ответственных за ведение политики "мягкой силы". Они не только ведут эту политику, но и отчитываются о результатах перед теми, кто поставил задачу и выделил бюджет на них (это верно, до определенной степени, и для США, и для России). Примерно в то же время, когда Владимир Путин публично продемонстрировал свое разочарование в американском фарватере глобальной политики, эти институты «мягкой силы» начали докладывать в Вашингтон, а чуть позже и в европейские столицы,о нарастающих трудностях работы в России и странах-клиентах Москвы.

То, что в 2003-2007 казалось разрозненной "политикой ревности" - давление на Фонд Сороса, одиночные шпионские процессы, намеки на американские интересы в деле Ходорковского - стало складываться в единую картину. Однако ни Белый Дом, ни брюссельские институты еще не были готовы к переформулировать российское направление политики - и личные отношения между мировыми лидерами с Владимиром Путиным, и общая формальная канва отношений оставались в рамках позитивных, пусть и непростых для всех сторон.

Восстановление кормовой базы

8 августа 2008 года, вместе с залпами краткой грузино-южноосетинской войны, в жизни наших "животных" медиа-посредников начинается новый этап. Россия подает заявку в клуб государств-интервенционистов, склонных к использованию не только "мягкой", но и жесткой силы в международных отношениях. Пусть и в микроскопическом размере, но в глобальную политику возвращается камертон со звуком российской угрозы. В свою очередь, практически сразу возникает жестко негативная реакция западного, особенно американского медиа-посредника - еще не столько чувствующего запах будущей кормовой базы, но, скорее, реагирующего спонтанно, в рамках сложившейся системы ценностей (американское лидерство, глобализация, правила для всех, с небольшим исключением для США).

Эта реакция западного медиа-посредника — интерпретированная в Москве как организованная и управляемая Госдепартаментом США - становится основой для констатации правильности путинской аналитики из мюнхенской речи. Случившийся почти синхронно обвал важнейших для России экономических индикаторов - и, как следствие, специфически отразившейся на нашей стране кризис 2008-2009 годов - только добавил уверенности в «намеренной синхронизации». От этой точки до констатации "русофобии" был уже всего один шаг.

Предложенная в марте 2009-го года политика перезагрузки с самого начала воспринималась - по крайней мере, определенными группами в Москве - как неискренняя и, в конечном счете, невыгодная для России. Эти группы - представленные как военными, так и коммуникаторами силовиков, так и совсем типичными членами медиа-посредника - не только критиковали президента Дм. Медведева за готовность "перезагрузить" отношения. Они, в меру бюрократических и политических сил, вполне открыто противодействовали потеплению.

Если Хиллари Клинтон станет президентом США, обратится ли она к российским гражданам, как это сделал Рейган? (с) Эдуард Песов / РИА Новости. Все права защищены.Изначально это противодействие носило чисто медийный характер - в публицистических, а потом и в новостных программах телевидения все чаще звучали откровенно антиамериканские ноты (особенно в исполнении Михаила Леонтьева, Максима Шевченко, Аркадия Мамонтова); экспертное сообщество разделилось в своих симпатиях - если условные российские "реалисты" вроде С. Караганова и Ф. Лукьянова еще оставались сторонниками потепления, то эксперты РИСИ и ряд консервативных экономистов (С. Глазьев, А. Львов, М. Делягин) уже ясно почувствовали холодные сквозняки и соответственным образом стали описывать события.

Важным фактором роста "кормовой базы" для медиа-посредников по обе стороны океана стало продолжение "цветных революций", начавшееся в апреле 2009 года в Молдове. В России военный и контрразведывательный блоки в медиа-посреднике начали разрабатывать тему вмешательства США в демократические процессы в зонах национальных интересов России еще во время первой волны смены режимов (2003-2005). Случившееся расширение НАТО на восток Европы и подключение Украины и Грузии к программе партнерства было неизбежно  связано в сознании медиа-животного с волной социального протеста. Более чем стандартные практики общения американских дипломатов с оппозиционными политиками и организациями были немедленно истолкованы как подкуп и управление противниками режимов.

Часть американских аналитиков и политиков-коммуникаторов увидели в цветных революциях признаки последней слабости переходных пост-советских режимов

По американскую сторону Атлантического океана очередная волна социальных протестов тоже дала подпитку "кормовой базе" нашего медиа-животного, хотя совсем по-другому. Часть американских аналитиков и политиков-коммуникаторов увидели в цветных революциях признаки последней слабости переходных пост-советских режимов. Мало того, что в их риторике появились прямые предложения "добить гидру" и дать демократии восторжествовать там, где не случилось полноценного транзита. Негативную реакцию Москвы на эти революции они с заметным перебором сразу объявили "новым советским империализмом", который противостоит "светлому торжеству демократии".

Не менее важным фоном для развития "кормовой базы" стало и дело Магнитского, развивавшееся в несколько этапов с середины 2007 года (сначала как дело об изгнании Уильяма Браудера). Дело Магнитского и последовавшие за этим события - уже самые что ни на есть "кормовые". Медиа-посредник не только поживился, он смог агрессивно нарастить пространство, к которому он имеет доступ. С принятием  в 2011 году "закона Димы Яковлева" возникло не только место для постоянного кормления, но и различающий признак: те, кто против асимметричной человеконенавистнической меры - враги, те, кто за - свои.

Резкое расширение "кормовой базы" для медиа-животного было не случайным. Сначала российское государство, а потом - с паузой - и американские и европейские структуры прошлого осознали, что впереди большие перемены.

Без Андропова

Применительно к путинской России после 2011 года, реминисценции к "государству контрразведки" времен Юрия Андропова кажутся не только пугающе оправданными, но и инструментально правильными принципами отношения.

В 2010-2011 годах, оказавшихся переходными для всей ситуации медиа-животных, Россия умудрилась продемонстрировать себя и как государство транзита и как "государство контрразведки". Реакция заокеанского медиа-посредника на эту гремучую смесь оказалась до обидности предсказуемой.

Массовые политические акции в Москве зимой 2011-весной 2012 годов, сильно напоминали - особенно при желании видеть именно ее - цветную революцию в процессе приготовления. Развитие кризиса в Ливии и Сирии (а медиа-посредник, в том числе, "питается" тем, что интерпретирует любые события в канве конспирологии, особенно если чувствует на то спрос "государства контрразведки") добавили сил нашему "животному". Если до возвращения Путина в Кремль основные темы информационной повестки худо-бедно отражали происходящее в стране, пусть и с существенным перебором в сторону активности Кремля, после мая 2012 баланс был утрачен и новости стали выглядеть как "ехал Путин через Путин видит Путин в реке Путин".

Массовые политические акции в Москве зимой 2011-весной 2012 годов, сильно напоминали - особенно при желании видеть именно ее - цветную революцию в процессе приготовления

Одновременно внешнеполитическая повестка в России все более сдвигалась в сторону антизападной, анти-американской. С одной стороны, это было следствием охлаждения личных отношений с Бараком Обамой, с другой - российская власть и прислушивающееся к ее движениям души медиа-животное выбрали в качестве цели "консолидацию", построение "большинства", само существование которого переводило бы легитимность третьего срока Путина в дихотомию о курице и яйце.

Западный медиа-посредник, между тем, разглядел в возвращении российского президента нечто большее, чем просто автократическую привычку не отдавать власть под разного рода предлогами. Некоторые военные аналитики увидели в реформах Сердюкова и последующем назначении Сергея Шойгу министром обороны признаки "наступательного перевооружения", и уже тогда начали писать алармистские статьи и отчеты об опасном направлении развития Кремля.

Политические НКО оказались под давлением - сначала разговоров о законе об иностранных агентах, а потом и самого закона; после к нему добавилось понятие "нежелательной организации". Хотя эти действия Кремля совершенно логично вписывались в логику "государства контрразведки", с точки зрения западного медиа-посредника, они скорее свидетельствовали о стремлении Москвы нарушить и нарушать впредь сложившиеся правила международного общежития. Российский же медиа-посредник такую критику не воспринимал и отвергал ее, говоря про "русофобию" и "информационную войну".

Московский "Мемориал" стал одной из первых НКО, объявленных "иностранным агентом"(c) Ivan Sekretarev / AP / Press Association Images. Все права защищены.На фоне этого витка напряженности в медиа-сфере в Москву послом США приезжает работать Майкл Макфолл, представитель как раз того нового поколения специалистов по России, заменивших медиа-посредников времен окопов холодной войны. Уже его участие в более ранней политике Вашингтона откровенно не нравилось возрождавшемуся российскому медиа-посреднику. С его появлением в посольстве на линию полумертвой "перезагрузки" начинается оказываться уже вполне открытое давление - сначала через внутреннее направление (компрометация встреч посла с российской оппозицией, шумные акции "Наших" и других прокремлевских движений рядом с посольством), а потом и через фактическое изгнание из России любых американских организаций, которые можно было бы заподозрить хоть в чем-то.

Подозревать у медиа-посредника получается вообще замечательно: с 2013 года конспирологическая версия мировой истории становится политическим мейнстримом в России, и любые действия США интерпретируются как часть плана по ослаблению или разрушению страны, по выражению Дм.Киселева, "способной превратить американские города в радиоактивный пепел".

Язык довел до Киева

События 2014-2015 годов, в предложенной логике можно и не описывать детально. Проговоренный многократно, сценарий очередной цветной революции начал реализовываться в Киеве - подтвердив опасения как "центра силы", так и медиа-посредника, заточенного под конспирологическую интерпретацию любых невыгодных для России событий, как заговора США.

События развивались словно по заранее написанному сценарию: все элементы конструкции действовали, может быть, и самостоятельно, и подчиняясь исключительно тактическим вызовам, но в медиа-зеркале ситуация выглядела словно направляемой невидимым дирижером. Интересно, что тут теория расходится с практикой - медиа-экология твердо стоит на полном отсутствии сценария, на объективности эволюции социальных и индустриальных "организмов".

Впрочем, вопрос о сценарии Революции достоинства-Евромайдана, или "фашистско-бандеровского переворота" в терминологии кремлевских СМИ - это к историкам, которые разберутся через десятилетия. Но закрученные воронкой сюжеты, люди и государства, СМИ и аналитики, разведки и контрразведки - все двигалось к некой логической точке, в которой должен был случиться коллапс.

Евромайдан был воспринят в Кремле как главная угроза российской внешней политике. CC BY-2.0 Sasha Maksymenko / Flickr. Некоторые права защищены.Пролистывая Facebook, который становится, ко всему прочему, еще и хранилищем забываемых эмоций (функция "your memories" позволяет вам вернуться в контекст переживаний одного и того же дня год-два-три назад) зимой этого года, я заметил и у себя, и у других пользователей постоянное упоминание "неизбежности" развития событий в Киеве зимой 2013-2014 годов; удивляясь и ужасаясь каждому следующему событию, многие пользователи физически ощущали сценарий - и считывали его логику.

Период киевского и последующего крымского кризиса продемонстрировал существование уже полностью сложившегося агрессивного медиа-посредника в России: он не только выполняет пожелания и указания "заказчика", но и, как в прошлом, обладает собственной волей, собственным чувством конъюнктуры. Возможно, даже опережающим фактическую политику.

Любые попытки разобраться в происходящем практически немедленно объявляются антинациональной ересью

Проговариваемые "экспертами" политизированных ток-шоу еще вчера казавшиеся безумными идеи глобального противостояния России всем и вся становятся компонентами по крайней мере вербальной политики МИД РФ. Версии глобального антироссийского заговора, предопределенного геополитическими "трипами" Александра Дугина, материализуются в реальном фронте на Донбассе. "Русофобия" вырывается из кавычек, становясь наилучшей рефлексией, которую поддерживает непосредственно Владимир Путин. Любые попытки разобраться в происходящем - как внутри, так и снаружи - практически немедленно объявляются антинациональной ересью.

Разбушевавшийся медиа-посредник разбрасывается уже не только стандартными приемами пропаганды (из ассортимента, обнаруженного еще между двумя мировыми войнами лордом Понсоби и Клайдом Миллером), но и спокойно берет на вооружение прямые угрозы соседям и членам противостоящего блока. Эти угрозы материализуются в бесконечных учениях и внезапных проверках войск, агрессивном пиаре "новой технологии русской военной мысли" (возникновение мема hybrid war прямо связано с публикацией весной 2013 года статьи начальника Генерального Штаба ВС РФ, который теоретизировал на тему "новых измерений войны").

Кульминация, которую мы наблюдаем с лета 2014 года - фактическая констатация российским медиа-посредником достигнутого результата - возвращения фрейма Холодной Войны, санкции и контр-санкции, полный демонтаж структур сотрудничества.

А поговорить?

Интересной особенностью новой - и преимущественно российской - версии холодной войны является постоянное желание "поговорить об этом". Оно проявляется в почти болезненном интересе к контактам высшего уровня с США - мельчайшие, и ранее не становившиеся публичными контакты с Белым Домом становятся новостными поводами.

Ничего подобного нет в США. "Российский фронт" занимает существенно меньшее место в политической повестке, уступая более значимым проблемам, прежде всего отношениям с Китаем и постоянному ближневосточному кризису. Кроме того, приоритеты Америки строятся во многом в зависимости от экономического значения того или иного геополитического направления - Россия не может сравниться ни с ЕС, ни с Китаем, ни даже с Юго-Восточной Азией или Африкой ни как экспортный рынок, ни как источник сырья. Американское медиа-животное не зациклено на России - это лишь одна из приправ, а не главное блюдо.

Достаточно просто нарисовать возможные сценарии развития - в том числе и для того, чтобы оценить, как и предложено в самом начале статьи, необходимость разговора между Россией и Америкой "поверх барьеров", созданных медиа-посредником и, отчасти, загипнотизированным им "центром силы". Да, с российской стороны наблюдателю кажется, что этот диалог невозможен, поскольку "посредник" убедил его в заведомой злокозненности, русофобии Запада. С американской стороны, склонной доверять социологии, профессиональному политическому и военному анализу - тоже может казаться, что диалог не имеет смысла.

Американское медиа-животное не зациклено на России - это лишь одна из приправ, а не главное блюдо

Однако в условиях информационного общества, проникнутого сетями коммуникаций и, несмотря на вмешательство новой версии цензуры, все еще вполне способного видеть и слышать другую сторону просто технически, через интернет или спутниковое телевидение, ситуация сильно отличается от 1985 года. Дело не только в отсутствии железного занавеса.

Сценарий нынешнего состояния - это самосбывшаяся аналитика Владимира Путина из мюнхенской речи. Несколько вольных или невольных ошибок в интерпретации, многократно усиленных медиа-посредниками по обе стороны океана, привели к необходимости действий, которые уже были заведомо неправильными. В науке это называется "накоплением ошибок".  Можно, конечно, предположить, что именно этого добивался российский лидер - но  это будет уже явной конспирологией.

Другое дело, что нараставшая агрессивность Москвы и ее медиа-войск не могла пройти мимо Запада. Из глубин словаря всплыло слово deterrence (сдерживание), идеи Джорджа Кеннана 1945 года разлива, возбужденные запахом новых бюджетов НАТОвские генералы и совершенно российского типа медиасрач между сторонниками взвешенного, реалистичного подхода к диалогу с Москвой и сторонниками конструктивистского, "принуждающего" подхода.

И все это - в достаточных количествах, чтобы загрязнить любую дискуссию - вылилось через коммуникационные каналы реального времени  на аудитории, которые, под воздействием медиа-посредников, почти утратили способность самостоятельно анализировать события.

В этой полной препятствий и осложнений коммуникации у разных сторон могут - и должны быть - разные цели. Если представить, что само событие такого обмена прямыми посланиями согласован, то о чем и как могли бы говорить российский и американский лидеры?

Воображаемый диалог

Россия, как мне представляется, должна без риторических формул объяснить, "что же … наделали" такого США и Запад; что именно не устраивает Россию в сложившейсяя ситуации; каким страна видит устраивающее ее будущее международных отношений. И это невозможно сделать языком МИДа, да и языком самого Путина. Учитывая, что эти слова должны будут миновать интерпретаторов и посредников, они должны быть понятны (пусть и неприятны) американцам, и опираться на их собственные, а не предполагаемые исторические конструкты. С этим первая и главная проблема. Одновременно, если такое теоретическое обращение возможно, оно не может не содержать предлагаемого Москвой понимания - как жить в том мире, который кажется русским справедливым.

Обычного американца мало волнует, какие обиды и когда нанесла его страна и почему эти обиды нужно проецировать в будущее. У Америки и американцев нет комплекса неполноценности и историческиой ущемленности, и они искренне недоумевают, когда лидер крупной и могучей страны, равно как и ее граждане, этот комплекс постоянно демонстрируют.

С точки зрения среднего усредненного американца, делового и деловитого, даже после ссоры намного правильные и прагматичнее договориться о новых, учитывающих современные обстоятельства, принципах. Где тут место традиционному нарративу Путина, который сложился в 2010-е годы - неуважение к подвигу СССР во Второй Мировой Войне, "ялтинские принципы", "крымнаш" и т.д.? Проблема для Путина будет прежде всего в том, что предполагаемое сообщение будет стратегическим; к нему нельзя будет отнестись как к тактическому обману и маскировке. Выйти на прямой разговор - это, во-многом, раскрыть карты, согласитсья на открытую игру; российский президент не любит такие ситуации и некомфортно себя в них чувствует.

Массовая российская аудитория полностью утратила интерес к главному экспортному продукту американской политики после доллара - мечте о свободе и справедливой организации общества

Что может сказать России "лидер свободного мира"? Должен ли он пытаться достучаться до русских поверх барьеров недружелюбного, если не сказать, враждебного медиа-посредника? Расказать, что им врут и их обманывают, поддержать ценности свободы слова, политической деятельности, прав человека? Как мне представляется, говорить с русскими на языке американской логики, американского здравого смысла, и самой позитивной программы сегодня почти бессмысленно. Массовая российская аудитория полностью утратила интерес к главному экспортному продукту американской политики после доллара - мечте о свободе и справедливой организации общества. Не-массовая аудитория и так слышит "сообщение Вашингтона", даже различает в нем нюансы, но мнение этой меньшей части общества никак не воздействует на политику Кремля (только если наоборот, вызывает очередные спазмы ужесточения).

Миролюбивые и открытые слова, которые может использовать американский лидер, будут немедленно дискредитированы и объявлены лицемерными. Может ли "лидер свободного мира", наоборот, четко и ясно обозначить тонкие красные линии, которые окружают Россию в ее попытке ревизовать сложившееся мироустройство? Тоже сомнительно, потому что национальный характер русских предполагает мобилизацию в ответ на угрозы. Может быть, нужно - хотя бы на словах - признать "особую роль" и "особые права" евразийской державы, обозначив категорические неприятие как горячей, так и холодной войн? Задача для президента США представляется еще более сложной, чем для российского лидера: фиксация российского медиа-посредника на США приведет к тому, что подобное обращение станет поводом для многомесячного и явно недружелюбного обсуждения.

Скорее всего, сегодня повторение эксперимента Рейгана и Горбачева прямо принесло бы больше вреда чем пользы. Но пришло время хотя бы поговорить об этом.