"Я начала участвовать в политической жизни, когда мне было 14-15 лет". (c) Из архива Елизаветы Нестеровой.Несогласованный властями города Москвы митинг против коррупции 26 марта 2017 года завершился массовыми задержаниями его участников. Корреспондент независимого журнала The New Times Елизавета Нестерова была одним из волонтеров, которые немедленно начали развозить еду и воду этим людям. Мы попросили ее рассказать о том, как разовая помощь вылилась в создание небольшой, но активной группы помощи задержанным и арестованным оппозиционерам.

Когда вы начали заниматься помощью задержанным?

Систематически, наверное, после 26 марта, потому что там было просто беспрецедентное количество задержанных, как все помнят, больше тысячи человек. В Москве последние лет 20 точно такого не было. Я в принципе занимаюсь постоянной помощью всем на свете еще со школы, но организовывать систематическую помощь задержанным начала после 26 марта. Вынужденно, потому что передачами никто не занимался, так как большинство правозащитных организаций было занято поиском адвокатов - что правильно, был жуткий дефицит адвокатов.

"После 6-7 часов в автозаке людям нечего было пить"

Этот дефицит есть всегда, но когда такое количество задержанных, то тем более. До передач руки не доходили, а после 6-7 часов в автозаке людям нечего было пить. Меня ужаснуло количество задержанных и не получилось сделать вид, как будто этого не было, и просто пойти домой.

Ситуация с задержанными, с дефицитом адвокатов после 12 июня была такой же?

Нет, конечно, потому что после 26 марта все собрались: правозащитные организации, активисты, волонтеры, журналисты и все на свете. К 12 июня все были готовы и морально, и организационно. С адвокатами больше не было такого ада, когда нужно срочно искать адвокатов со стороны через Google, например. И с передачами я уже наладила инфраструктуру: был чат, у меня были помощники, все памятки, какие я могла написать, я написала. После 12 июня все, конечно, было четче и быстрее.

Расскажите о тех людях, которые помогали вам после 26 марта и 12 июня.

После 12 июня в моем чате в Telegram, в котором уже 930 человек, стало намного больше активистов и представителей правозащитных организаций из "Открытой России", из "ОВД-Инфо" и других. После 26 марта задержанным очень много помогал "Мемориал", и они взяли самый сложный спецприемник на Петровке, 38. Мы могли вообще о нем не переживать, это очень приятно было, но в целом, систематическая, масштабная помощь со стороны активистов началась, скорее, после 12 июня.

(c) NurPhoto/SIPA USA/PA Images. Все права защищены.После этого стало сложно следить за чатом, потому что активисты начали организовываться, к пример, для проведения пикетов у спецприемников, в которых содержатся арестованные. Пришлось это все жестко пресекать, просто чтобы не засорять эфир, потому что о пикетах можно договориться и в другом месте, а передачи - это отдельный разговор.

С правозащитниками и активистами легко взаимодействовать?

Смотря с какими. С правозащитниками и многолетними активистами проще в том смысле, что им не нужно объяснять какие-то мелочи. Они знают, чем отличаются ст. 20.2 и 19.3 КоАП РФ, они примерно знают, что можно класть в передачу, они знают, куда ехать, они могут организоваться между собой, потому что у них есть уже свое комьюнити. Некоторая сложность есть в том, что активисты живут, очевидно, в некоторой параллельной реальности с остальным миром, у них свою активистская тусовка, свои представления о прекрасном.

Иногда приходится прикладывать дополнительные усилия, чтобы просто снизить этот накал эмоций, потому что они становятся неподконтрольными, начинают шуметь, делать, то что они считают нужным. Они могут даже считать, что нужно сделать что-то правильное, действия их сами по себе неплохие, но поскольку людей очень много, нужно, чтобы все это работало организованно.

Известно, что преследование участников оппозиционных митингов не заканчивается после того, как их задержали и увезли в ОВД. Вы как-то участвовали в координации помощи в судах?

Нет. Я знаю людей, которые этим занимались, я знаю правозащитников, которые ездили по отделам, тех, кто их координировал. Я какое-то время на передачах была одна, потом ко мне присоединилась замечательная девушка Тоня Зикеева, стала мне помогать. Проблема в том, что координаторов по адвокатам оказалось достаточно, а нас с передачами двое, и я в какой-то момент решила, что должно быть разделение труда, чтобы каждый занимался своим делом, но четко.

Вы помогали задержанным в уголовном порядке?

Да, я занималась передачами для двух политзаключенных по делу 26 марта - Станиславу Зимовцу и Александру Шпакову. С Зимовцем получилось вообще отлично - нашлась кампания его околофутбольных друзей, и они просто взяли его под свое шефство. Они шлют ему постоянные передачи, им не надо об этом напоминать, они только иногда советуются, что можно и как лучше передать. Их проблема в том, что они в Санкт-Петербурге, поэтому они шлют передачи  через магазин в СИЗО. Очень классно, что они появились, больше нет постоянной головной боли о том, надо ли еще как-то помочь. Александр Шпаков тоже через какое-то время обратился за помощью, мы сами собирали ему передачу, потому что у него не нашлось такой компании.

Время от времени пишу пост с призывом помочь, и быстро находится какое-то количество людей, которые едут с передачой в СИЗО.

Насколько мне известно, вы не первый год в протесте. Чем ситуация в 2017 отличается от происходившего в 2011-2012, в другие годы?

Когда мне было 14-15 лет, когда я только начинала участвовать в политической жизни, я была как раз активисткой, бегала везде, участвовала в избирательных кампаниях, но потом ушла в журналистику, потому что поняла, что на активизм больше сил нет. Отдачи мало, какой-то позитивной повестки практически нет, хороших новостей нет, неприятных людей очень много, давления много тоже - от этого морально устаешь.

Билет в автозак. Фото CC-by-2.0: Евгений Исаев / Flickr. Некоторые права защищены.Если глобально, то 12 июня я наконец увидела тот самый протест молодежи, о котором после 26 марта столько говорили бывшие нашисты и прочая публика этого сорта. После этой спекуляции на теме по школам и университетам, действительно, пошли рассказывать, какой плохой Навальный, и вот тогда-то вся молодежь, которая про Навального не слышала, наконец, про него узнала. 12 июня в Москве вышло очень много молодежи.

Отлично, что это было несогласованное мероприятие, не в "загончике", потому что это было именно то, что было нужно этим молодым парням и девушкам. 

Я не помню, чтобы в 2011 году кто-то массово скандировал радикальные лозунги

И они по-хорошему злые, со здоровым чувством юмора. Например, я видела людей, которые вначале пародировали омоновцев, также бегали также змейкой в толпе. Сотрудники ОМОНа так выхватывают людей при задержаниях - встают друг за другом, кладут руку на плечо впереди стоящего и так вот вперед двигаются. В какой-то момент за ними точно также выстроились студенты, встали в такую же позу и начали бегать за ними. На другой стороне Тверской в это время какие-то студенты громко звенели ключами, намекая на полицейских, которые получают квартиры после "работы" на акциях протеста. Знаете, они стоят своим оцеплением перед линией ОМОНа, смотрят на них, и я понимаю, что они не боятся силовиков.

И они, наконец, скандируют правильные антиполицейские лозунги. Я не помню, чтобы в 2011 году кто-то массово скандировал радикальные лозунги. Тогда мы приходили на митинги, брали с собой хорошее настроение, воздушные шарики, белые ленточки. Я не хочу сказать, что в протесте 6 лет назад были совсем бестолковые люди, но этот этап надо было перерасти, перешагнуть и идти дальше. Хорошо, иИ то, что его прошли, и то, что это теперь, наконец, протест с абсолютно конкретной повесткой. Демонстранты сейчас мало того, что по-хорошему злые - их злость направлена в правильное русло. Все эти слова о том, что молодежь не понимает, что она пришла потусить - это такая ерунда! Они очень четко отвечают, чего они хотят и чего не хотят, поэтому я не видела там никаких погромов, никакого раздрая.

Хаос происходит, когда человек не знает, чего он хочет, а эти люди прекрасно знали, на кого направлена их злость, поэтому получилось то, что получилось, и получилось довольно эффектно и симпатично.

Вы помогаете задержанным только в Москве или в других городах?

Только в Москве, сразу могу сказать. 26 марта и 12 июня в Москве протестующих задерживали сотнями, это очень много, а я, повторюсь, что людей, которые занимаются передачами, двое. Этого и на Москву не хватит. Единственное, когда мне пишут люди из регионов, когда пишут из Санкт-Петербурга, Новосибирска, откуда угодно, я всячески помогаю с выстраиванием той же инфраструктуры, которую мы наладили здесь - с созданием чатов, памяток и так далее. Я это все передаю, и говорю: "Ребята, дальше сами, пожалуйста, координировать и отвечать на постоянные звонки еще и со всей России вдвоем просто невозможно".

Вы собираетесь помогать задержанным после следующих акций, если их также будут разгонять полиция и Росгвардия?

Я даже если бы хотела, не смогла бы прекратить, потому что уже очень много организационных штук на мне завязано. Как минимум, я модератор чата на 930 человек. Я очень от этого устаю, понимаю, что не хочу заниматься активизмом. Если бы у меня были другие возможности и другой характер, я бы занималась исключительно журналистикой, но я уже взяла на себя некоторые обязательства. На полпути их бросить не получится. Я стараюсь найти максимальное количество людей, готовых помогать в организации. Сейчас есть еще два человека, которые нам помогают по мере сил, и я надеюсь, что их будет больше. Надеюсь, в какой-то момент это станет большой организованной системой, когда я буду лицом номинальным, которое отвечает на вопросы, дает советы, но работать это будет без моего участия 24/7.

Фактически, вы планируете создать незарегистрированную НКО?

Нет, я планирую донести до людей мысль, что они классные, что у них все хорошо получается, что они неравнодушные, что надо быть такими, как они. Они не завязаны на меня, они молодцы сами по себе и все делают правильно. Я могу их только научить и дать информацию, которая у меня есть. Но я, естественно, готова им помогать в любой форме, если они об этой помощи меня попросят.

Вы готовы к дальнейшему усилению репрессий и к еще более жесткому подавлению протестов?

Я не знаю, как можно быть к этому готовой. Мне бы хотелось, чтобы этого не было. Если вдруг произойдет что-то более страшное, конечно я буду участвовать в помощи людям по мере сил.