Вопреки мнению о том, что митинги и петиции являются неконструктивным ответом на социальные проблемы, результат приносят именно прямые и гласные вопросы к власть имущим. Публичная политика стала ахиллесовой пятой правящих элит.

Ничто так не соответствует интересам правящих элит в России, как сужение публичной сферы. Последние 20 лет власти сознательно работали над выведением как можно большего объема общественно-политических вопросов из области открытого и широкого обсуждения. В результате публичная политика стала слабым местом для самих элит, а принуждение к ней – самым действенным инструментом защиты для общества. Сейчас мы можем убедиться в этом на примере попытки закрыть роддом №10 в московском районе Зюзино. В этой истории видны существенные черты наиболее вероятного пути демократизации российского политического режима – через втягивание элит в публичную политику.

Реформы любят тишину

В ноябре 2018 суд приостановил работу роддома №10 (филиал №1 ЦПСиР) на 90 дней на основании результатов проверки Роспотребнадзора. Вместо устранения выявленных нарушений администрация начала вывозить из здания технику и сокращать сотрудников. Стало ясно, что существует негласное решение ликвидировать роддом, а надзорная проверка была лишь способом провести эту спецоперацию.

Реакция местных жителей и работников учреждения вылилась в категорический протест – за 3 месяца активисты собрали более 5000 подписей за сохранение роддома, а сотрудники организовались в профсоюз. Визит чиновников в роддом обернулся для них настоящим кошмаром. Технократов в дорогих костюмах, привыкших к субординации и переговорам за закрытыми дверями, буквально прижали к стенке неудобными вопросами о том, почему департамент допустил такую ситуацию в подведомственном учреждении и как собирается ее исправлять.

Власти до последнего момента делали вид, что закрытие роддома касается только администрации и сводится к трудоустройству врачей и медицинского персонала. Когда стало ясно, что вопрос вышел в публичную сферу и беспокоит тысячи москвичей, департамент признал возможность провести в роддоме ремонт и сохранить его. Планы московских властей по бесшумной оптимизации очередного медицинского учреждения провалились – они не выдержали публичного трибунала.

На этом примере видно, что чиновники пытаются распоряжаться бюджетным медицинским учреждением как своей собственностью: где-то за закрытыми дверями правительства Москвы неизвестные люди выносят решение, нужен городу роддом или нет. Объяснять что-то обществу или тем более советоваться с ним никто не собирался.

Однако ситуация переворачивается с ног на голову, как только вопрос удается вынести на публичный суд. Участники кампании используют публикации в СМИ, петиции, пикеты, коллективные походы в департамент – все доступные способы активации общественного мнения. Они не верят диагнозу чиновников, ставят под сомнение их мотивы и настаивают на том, чтобы все решения о судьбе роддома обсуждались открыто и с участием общества.

Власти чувствуют себя комфортно, пока проблема воспринимается как чисто техническая и ограничивается подготовкой справок и экспертных заключений, потому что в этом режиме решение остается за ними. Попытка интерпретировать действия протестующих как неконструктивные и направленные лишь на разжигание страстей толпы – их способ защиты от интервенции в свои скрытые от общественного наблюдателя дела. Ответная пиар-кампания мэрии строится на том, что протестующие якобы не готовы к диалогу и для корректного рассмотрения вопроса его стоит оставить компетентным людям.

В действительности перевод проблемы в плоскость публичной политики как раз наилучшим образом способствует прояснению истинных обстоятельств дела: протестующие открыто требуют объяснить все детали и ловят чиновников на несостыковках и замалчивании, то есть обеспечивают полный разбор всех возможных возражений. В момент выхода реформаторов-технократов на агору убедительность их позиции растворяется на глазах. Когда им приходится оправдываться публично, они выглядят так же нелепо, как Усманов или Золотов в роликах-ответах Навальному. И чем более открыта их позиция, тем яснее публике, что она противоречит интересам общества.

Путь демократизации

И все же, почему нельзя спорить об общественном благе путем прямого обмена аргументами между разными позициями за условным круглым столом? Насколько неизбежно жесткое противостояние в форме протестных акций? Можно подумать, что перед нами проявление незрелости социальных институтов, которые не смогли обеспечить соблюдение всех интересов.

На самом деле за необходимостью нарушать спокойствие элит через выталкивание их на арену публичной политики стоит фундаментальная асимметрия между управляющими и управляемыми. Тот, кто наделен властью принимать решения, не находится в равном положении со всеми остальными. Даже если он получил власть в результате свободных и честных выборов, именно у него в данный момент находится право выпускать распоряжения. Для балансировки этих привилегий общество оставляет за собой право подвергать его власть сомнению.

Чем авторитарнее правящие элиты, тем сильнее их уязвимость перед публичной политикой. Одиозный экс-глава РЖД Владимир Якунин не удержался в должности под натиском расследований об источниках его неприлично высоких доходов. Широкая дискуссия о близких связях и совместном досуге вице-премьера Приходько с олигархом Дерипаской вынудила последнего защищаться перед судом общественного мнения. Те же выступления Усманова и Золотова в максимально непривычной для них роли демонстрируют потенциальные перспективы путинских элит в открытой политической схватке.

Именно поэтому стержнем идеологии путинского режима является всеобщая деполитизация – людей нужно всеми способами убедить в том, что они не имеют права участвовать в принятии решений по общественно-политическим вопросам. Подавлять публичную сферу можно долго. Но это невозможно делать всегда. Чем чаще обществу удается втягивать авторитарные правящие элиты в поле открытой политической схватки, где каждый может задать сколь угодно неудобные вопросы, тем прочнее реальные перспективы демократизации в России.