“Мемориалу” удалось сделать память частью повседневной жизни

Марек Радзивон, доцент Центра исследований Восточной Европы в Варшавском университете

Мой первый опыт сотрудничества с "Мемориалом" случился в 2000 году, в ходе исследования судьбы польских коммунистов, погибших в Москве во время Большого террора. В то время я работал в основном в государственных архивах и пришел в "Мемориал", чтобы просмотреть списки расстрелянных и захороненных на Донском кладбище в Москве – семей активистов польских левых, коммунистов из Третьего Коминтерна.

Позже я пять лет провел архивах в “Мемориала”, работая над историей диссидентского движения в Советском Союзе. Помню, как сидел в читальном зале, когда вошел Арсений Рогинский и сказал: "Эти документы будут здесь всегда. Тебе нужно знакомиться с людьми, пока они живы ". Возможно, это была не самая оригинальная мысль, но она поразила меня, и я начал встречаться со всеми представителями советского диссидентского движения, с которыми мог. Иногда интервью длились несколько дней. А из разговоров с Сергеем Ковалевым вышла отдельная книга.

Этот опыт напоминает вот о чем: "Мемориал" – это не просто юридическое лицо или офис, и даже не люди, которые там работают. Это огромное сообщество представителей нескольких поколений. Достаточно сравнить атмосферу в государственных архивах и архивах "Мемориала". В “Мемориале” всегда можно попросить помощи.

Что касается Польши, то трудно переоценить роль “Мемориала” в раскрытии событий в Катыни, когда силами НКВД в 1940 году были расстреляны 22 тысячи польских военнослужащих. “Мемориал” сыграл решающую роль и в поиске документов, проливающих свет на то, что произошло в Государственном архиве России. Теперь мы знаем имена всех жертв, когда и как они были убиты; мы знаем, кто подписывал приказы в Политбюро и кто нажимал на спусковой крючок. Тем самым "Мемориал" помог изменить восприятие Катыни – это уже не живая, "горячая" часть истории, которая является предметом споров, в том числе на международном уровне между Польшей и Россией. Катынь теперь – "холодная" история. Мы можем читать документы. Осталось лишь несколько вопросов о том, что произошло.

Важно отметить, что "Мемориал" – это не просто институт, который смотрит в прошлое, музей. Через правозащитные инициативы он также думает о сегодняшнем российском обществе, а своей исторической работой сохраняет живую память – будь то ежегодное "Возвращение имен", "Топография террора", "Последний адрес" или олимпиада по истории для школьников. Тем самым "Мемориалу" удалось сделать память частью повседневной жизни.

“Закрытие будет работать как стигма, как клеймо”

Анке Гисен, член правления “Международного Мемориала” и отделения “Мемориал” в Германии

Немецкий "Мемориал" был создан в 1992 году. Это было объединение людей, которые хотели поддержать петербургский – на тот момент скорее даже ленинградский – "Мемориал". Мы поддерживали работу с людьми, которые пережили Гулаг, прошли через репрессии, пострадали от блокады. Мы налаживали личные связи с этим поколением, оказывали посильную финансовую помощь.

Вскоре мы решили заняться и советскими репрессиями на территории Восточной Германии. Во время советской оккупации там практиковались задержания людей по ложным обвинениям; на оккупированной СССР территории действовали военные трибуналы, которые без какой-либо на то правовой рамки выносили приговоры. Об этих людях на территории бывшей ГДР было известно мало, потому что сама тема была табуирована во время социализма, а в Западной Германии этим интересовались лишь немногие.

Немецкий "Мемориал" первым начал заниматься бывшей тюрьмой в Потсдаме, в которой в послевоенные годы сидели люди, задержанные оккупационной властью. Мы добились того, чтобы эта бывшая тюрьма стала музеем, и в этом качестве она открыта до сих пор: там можно посмотреть камеры и узнать о судьбах немцев, которые попали в руки спецслужб, а затем были отправлены в Москву и расстреляны. Фонд по изучению коммунистической диктатуры в Восточной Германии издал книгу при поддержке "Международного Мемориала", в которой описана почти тысяча таких судеб.

Сейчас в рамках разных проектов мы занимаемся увековечением памяти о репрессиях со стороны советской власти.

Уже два года мы принимаем участие в проекте "Последний адрес", участвуем в проекте "Возвращение имен". Некоторое время назад мы начали заниматься увековечением памяти о репрессиях по отношению к российским немцам. Мы хотим, чтобы о них стало известно больше и в самой Германии.

Вторая важная тематика "Мемориала" – это права человека, и у нас есть проект в Чечне. Будущие социальные работники в Бранденбурге и в Чечне ведут дискуссии о правах человека и о том, как они важны в их будущей деятельности.

Мне кажется, наша работа важна и остается заметной: у нас налажено сотрудничество с земельными уполномоченными по изучению коммунистической диктатуры и с соответствующим федеральным фондом. Уполномоченные и этот фонд выполняют конкретную государственную задачу – изучать преступления ГДР-овского государства и их последствия для общества, чтобы жертвы социалистической диктатуры на территории Восточной Германии получили компенсации за свои страдания и чтобы их память была увековечена. Я чувствую, что нас, как организацию, они очень уважают: мы включены в различные советы и рабочие группы, и наше мнение их интересует.

Конечно, мы маленькая организация, и все делают в основном волонтеры, но все-таки мы справляемся. У нас есть сайт, страница в фейсбуке, мы регулярно публикуем подкасты про актуальные темы в постсоветском пространстве. Я горжусь тем, что все это делают восемь наших волонтеров.

Если генпрокуратура добьется того, что закроют "Международный Мемориал", все остальные организации смогут работать дальше – лишь координирующий центр перестанет существовать. Для центральной организации мемориальской сети это очень мощный удар. Но, конечно, можно основать вне России новую головную организацию. У нас есть разные мысли о том, как можно в юридическом плане что-то реорганизовать, чтобы собственность "Мемориала" – архив, фонды, библиотеку – можно было защитить от конфискации и работать дальше.

Для российских же организаций, на мой взгляд, закрытие будет работать как стигма, как клеймо – им это нанесет наибольший вред. Они получают от головной организации много материалов, ориентиры. "Международный Мемориал" оказывает помощь остальным членам, и я боюсь, что ослабеет защита от региональной власти. Маленьким организациям-представителям "Мемориала" где-то на Севере России без этой поддержки из центра будет сложно: люди, работающие в них, уже не молоды, и эти организации могут просто исчезнуть или будут закрыты.

На нашей работе в Германии это закрытие напрямую это не отразится, потому что мы не зависим от решения российской прокуратуры, но это давит на наше настроение, и мы очень хотим поддержать российских коллег. Пока мы ждем судебного процесса, стараемся оказывать посильную помощь: в форме петиции, мероприятий в формате онлайн и пикетов перед посольством. Мы надеемся, что это международное внимание все же защитит российских коллег.

“Для молодых историков – это катастрофа“

Ян Клаас Беренс, историк, сотрудник Лейбниц-центра по изучению современной истории, Потсдам; профессор университета Виадрина во Франкфурте-на-Одере

Проблема в том, что репрессивная политика российского государства касается не только “Мемориала”. Еще несколько лет назад у нас были тесные контакты с российскими университетами – например, в Перми, Челябинске и других городах. Но в последнее время все эти связи оборвались. Держалась Высшая школа экономики в Москве и, соответственно, "Мемориал". Но если "Мемориал" закроют, то это будет конец. Это сделает наши контакты с российскими исследователями, активистами, учеными очень ограниченными.

Партнерство с “Мемориалом” пока что шло в трех направлениях. Во-первых, исследования, связанные с ГУЛАГом и сталинизмом. Во–вторых, история и политика российско-германских отношений, то есть все, что касается Второй мировой войны и Холокоста. И, наконец, правозащитный активизм в России. Очевидно, что сейчас по всем этим направлениям будут серьезные ограничения. Например, вполне возможно, что архив "Мемориала" по ГУЛАГу станет недоступным, закроется пермский музей, преследования правозащитников станут еще более жесткими, и совместная работа станет невозможной.

Для людей немолодых, как я, это печально – потому что мы вложили очень много сил в эти контакты – но не трагично, потому что мы можем позволить себе начать работать с другими темами и регионами, например, в Украине. Но вот хуже всего придется нашим аспирантам и докторантам, которые занимаются темами, для которых нужен доступ в архив “Мемориала”. У них короткие трудовые контракты, они должны уложиться со своими исследованиями в три года – и для них это катастрофа.

Конечно, больше всего пострадают наши российские коллеги и единомышленники. Но и мы чувствуем на себе последствия подобных решений. Сегодня уже совершенно непонятно, как получить приглашение в Россию, чтобы провести семинар или воркшоп. Германский исторический институт больше не занимается оформлением документов для таких поездок, Вышка тоже. Академия Наук – может быть, но это очень непросто. За последние два-три года возможности сотрудничества с Россией очень сократились. История с “Мемориалом” венчает собой этот длительный процесс сужения коридора, сужения возможностей для партнерских отношений.

Для наших молодых историков закрытие "Мемориала" станет большой потерей. Когда молодые люди приезжают в Россию, в незнакомую им страну, им нужны какие-то места, где они могут почувствовать себя как дома, где они могут на кого-то опереться. Раньше такими местами были Сахаровский центр и, конечно, Мемориал. Именно там они знакомились с русскими. Самыми главными местами для них становились вовсе не университеты, а как раз такие организации. Если они исчезнут, то молодым немцам негде будет знакомиться с этим кругом российских активистов, с интеллигенцией, с бывшими диссидентами. И это огромная потеря в плане понимания страны, в плане накопления знания о ней – ведь знание приходит через людей.

“Это не просто место хранения документов – это еще и некая публичная площадка, это дом”

Эмилия Кустова, историк, руководитель кафедры славистики в университете Страсбурга, член правления французского "Мемориала"

"Мемориал" – это один из важнейших акторов в профессиональном поле: поле исследований, публикаций, музейно-выставочной деятельности. Многие из тех, кто его создавал в 1989 году, участвовали в диссидентском движении, в сборе архивных документов и свидетельств еще в 80-е годы. Они сыграли ключевую роль в том, чтобы сделать доступными многие документы в момент так называемой архивной революции, когда в начале 90-х архивы стали открываться.

Мы, профессиональные историки, продолжаем пользоваться тем, что делали Арсений Рогинский, Никита Петров и Никита Охотин – и уверена, еще долго будем опираться на это в будущем. Наверное, нет никакой страницы советской сталинской истории, которую бы в значительной мере не помог написать "Мемориал" и его сотрудники. Увы, в современной России на протяжении как минимум последних двадцати лет идет обратный процесс – архивы становятся все более закрытыми, и многие фонды, к которым ранее был доступ, были изъяты из широкого пользования.

В этом контексте и появилась идея открыть французское отделение, которое официально было зарегистрировано в мае в 2020 году. К тому моменту "Мемориал" в России уже был провозглашен иностранным агентом, и давление на московский, питерский и другие региональные "Мемориалы" принимало самые разные формы. Для многих во Франции стало ясно, что положение "Мемориала" в России шаткое, и атаки на него повторяются.

Сейчас у нас есть сайт и социальные сети, работа которых во многом опирается на помощь со стороны переводчиков–добровольцев. Очень многие люди откликаются и иногда буквально за час переводят длинные документы, без чего, конечно, было бы невозможно обновлять сайт. Мы дважды проводили акцию "Возвращение имен", в мае 2021 года в сотрудничестве с мэрией Парижа и с Европарламентом сделали выставку, а 8 декабря в здании мэрии Парижа состоится наша первая публичная акция. Это будет вечер, во время которого члены "Мемориала" будут рассказывать об истории организации и о ее сегодняшней деятельности.

Что касается иска о ликвидации "Международного Мемориала", на существование нашей организации это не повлияет: французский "Мемориал" зарегистрирован с соблюдением французских правил регистрации НКО. Но с другой стороны, у меня просто в голове не укладывается, как можно продолжать что-то делать, если исчезнет сам "Международный Мемориал". Этого нельзя допустить, потому что это большая команда людей с огромным опытом в различных областях – и архивисты, и исторические исследования, и просветительская деятельность.

Существование и деятельность "Мемориала" очень важна и для иностранной публики, и для тех, кто живет вне пределов России. Сталинские репрессии – это не только о России, это еще и обо всем постсоветском пространстве. Люди в Прибалтике, в Западной Украине, а также в Польше, Чехии, Болгарии были затронуты разными волнами репрессий и депортаций. Их потомки живут в этих странах и в том числе в Западной Европе и Франции.

Например, когда мы зарегистрировали французский "Мемориал", нам стали сыпаться письма в духе "Я знаю, что мой дедушка был репрессирован, выслан… Не могли бы вы помочь найти какую-то информацию о нем?". Мы эти запросы переправляли в "Международный Мемориал", потому что именно там находятся люди, которые способны это сделать. И помимо тех, кто как-то через свою семейную историю или через свой научный интерес нуждается в существовании "Мемориала" и помощи со стороны "Мемориала", есть, конечно, очевидный интерес к этой истории со стороны более широкой русской, немецкой, английской, итальянской публики.

Я могу сказать, что в образованной французской среде интерес к советской истории не исчезает, он видится как что-то совершенно легитимное. И советская история во всех ее трагических проявлениях осознается как часть европейской истории, которую нужно знать. С закрытием "Мемориала" мы лишимся очень важной и одной из очень немногих свободных и очень продуктивных площадок в сфере науки, культуры, в сфере просветительской деятельности. То есть "Мемориал" – это не просто место хранения документов и место работы людей, которые делают очень важную работу, – это еще и некая публичная площадка, это дом.

Каждый раз, что я приезжала в Москву, я всегда заходила в "Мемориал", потому что это была важная почва, было важно увидеть людей, которые там работают. Мы развивали сотрудничество между французскими академическими структурами и российскими университетами, исследователями, мы проводили в "Мемориале" конференции, семинары, и "Мемориал" всегда их охотно поддерживал. Наверно, важно и то, что это внеинституциональная площадка – это еще возможность говорить прямо, открыто и очень продуктивно, сотрудничать с российскими исследователями.

"Сегодня вы изучаете самиздатовский текст 70-х годов, а на следующий день пьете чай с человеком, который его написал"

Джози фон Цитцевиц, преподаватель русского языка, Нью-колледж, Оксфорд

В конце 1960-х – 70-х годов в Москве и Санкт-Петербурге начала процветать неофициальная литература, самиздат.

Эта среда состояла в основном из молодых интеллектуалов, которые осознали, что официальные литературные журналы Советского Союза не для них: их работы не публиковались либо подвергались цензуре. Тогда они начали создавать свои журналы и писательские кружки.

Эти самодельные журналы и тематические встречи на квартирах составляли целое культурное подполье, что, конечно, было запрещено, потому что любая подобная деятельность должна проводиться по одобренным государством каналам. Сегодня, если вы покупаете книгу того периода, обычно это книга, которая изначально была самиздатом.

Затем, в 80-х и 90-х, когда возник “Мемориал”, люди, которые часто просто собирали эти рукописи у себя дома, стали передавать их организации. А поскольку эти тексты не тиражировались и часто отправлялись анонимно, о них было очень мало информации. Люди, которые работают в “Мемориале”, сами были свидетелями этого периода и всегда могут помочь вам разобраться. Сегодня вы изучаете самиздатовский текст 1970-х годов, а на следующий день пьете чай с человеком, который его написал, и все это благодаря “Мемориалу”.

Филиалы “Мемориала” в Санкт-Петербурге и Москве собрали огромное количество письменных и устных свидетельств. Любой, кто интересуется историей, социологией или историей литературы, должен понимать контекст, в котором все это происходило. Если вы хотите знать, почему люди молчали при сталинизме, вам нужно выслушать их свидетельства. Тот факт, что “Мемориал” записал опыт людей, которые не были великими диссидентами или активистами, бесценен. Когда исследователи читают тот или иной документ впервые и смотрят на него скорее с высоты птичьего полета, они часто могут сказать: “О, это интересный материал”. Но работа “Мемориала” напоминает нам, что те документы, которые у нас есть из прошлого, также являются артефактами жизни людей.

Как человек, родившийся в Германии, еще одной стране с чудовищным и смертоносным прошлым, я поражаюсь тому, что российское государство оставляет работу по осмыслению истории горстке людей, работающих с ограниченным бюджетом. А затем еще и вставляет им палки в колеса.

"Мемориал" сыграл решающую роль в противопоставлении официальных повествований об истории сталинизма

Никколо Пьянчола. Доцент истории Назарбаев Университета

В Казахстане в конце 1980-х годов было создано местное отделение "Мемориала", которое называлось "Адилет", что по-казахски означает "справедливость".

Организация собирала информацию о людях, которые были репрессированы, заключены в тюрьму, сосланы или расстреляны при Сталине. Она была разнообразной по составу: там были русские и казахи, которые вместе работали над изучением наследия сталинских репрессий. Сегодня она уже не действует, но на протяжении многих лет ее работа была важна для исследователей, в том числе для тех, кто работает над советским наследием в Казахстане.

Казахстанское отделение восстанавливало документальные свидетельства о репрессиях, предоставляя семьям информацию о том, как, когда и при каких обстоятельствах их родственники были убиты советской властью. Хотя некоторые жертвы были реабилитированы в 1953 году, большинства это не коснулось.

Это трудно осознать, если вы приехали из страны, где вообще не было диктатуры, либо оттуда, где диктатура закончилась в 1945 году. В течение 55 лет Казахстан был местом, где нельзя было открыто говорить о том, что треть населения погибла из-за политики правительства в начале 1930-х годов и что тысячи людей были расстреляны во время Большого террора. Поэтому работа "Мемориала" позволила людям восстановить связь с прошлым их собственных семей.

"Мемориал" сыграл решающую роль в противопоставлении официальных повествований об истории сталинизма. Даже в современном Казахстане все еще есть люди, которые считают голод 30-х годов необходимым для модернизации страны, особенно в преддверии Второй мировой войны (хотя это не является официальной позицией правительства Казахстана). Но, как показывает мое исследование, массовая гибель во время коллективизации не имеет ничего общего с модернизацией: она связана с тем фактом, что Казахстан использовался в качестве резерва скота и мяса для крупных городов Советской России.

Пока неясно, чем закончится эта история с "Мемориалом", но если организация будет ликвидирована, возможно, это повлияет на политику в отношении прошлого и в других местах.