Дети на уроке прикладного искусства в детском доме. Котовск, 9 декабря 2016 года. Взлетая на кочках и едва успевая огибать ямы, Максим Тимотин мчится по шоссе к детскому дому, где он вырос. Дорога почти пуста, на ней только лошадь, сквозь снегопад тянущая телегу в сторону молдавской границы. Каждую зиму морозы оставляют на выбоины на украинских дорогах, но здесь, в сельской местности, их никто не чинит.

Его детдом был еще ничего, говорит Максим. К моменту, когда ему исполнилось одиннадцать, худшее уже было позади. “Плохо приходилось, когда я был совсем маленьким. Плохих воспитателей было столько же, сколько хороших. Но чем старше я становился, тем было проще”, вспоминает Максим, “Класса до четвертого воспитатели еще могли нас бить. Но потом им приходилось останавливаться, потому что мы уже могли дать сдачи”.

Тимотин худ, бледен и выглядит неряшливо - но разговор ведет с напором, свойственным его двадцати двум годам. Он родился в Одесской области в 1994 году - через три года после того, как перестал существовать Советский Союз. На улицах появились вооруженные братки, а заброшенная государственная собственность стала утекать в карманы их “крыш” - новых олигархов. Родителям Тимотина, жившем в небольшом городке, жизнь должна быть казаться страшной и бесперспективной.

“Они пьянствовали, вели аморальный образ жизни”, говорит Максим, который знает о своих родителях только то, что было записано в его детдомовском личном деле. “Мать меня как родила, так сразу отнесла в Дом Малютки”.

 Даже сегодня родителей, живущих на государственные пособия по уходу за ребенку, уговаривают сдать их детей в детские дома.

Несмотря на то, что Тимотин родился в уже независимой Украине, его жизнь в системе государственной опеки протекала по совершенно советским сценариям. В возрасте семи лет его перевели в провинциальный город Котовск, где он поступил в интернат для сирот и детей из неблагополучных семей. Изначально такие интернаты были созданы, чтобы как-то решить проблему беспризорников - детей, оставшихся без семей в результате бесконечных войн и голодоморов. Задача интернатов заключалась в том, чтобы сделать из таких “неблагополучных” детей патриотически настроенных рабочих тяжелой промышленности.

Через шесть лет после выпуска из детского дома Максим Тимотин стоит в комнате, где он спал ребенком. Котовск, 9 декабря 2016 года.Другие интернаты были предназначены для детей с инвалидностью или, наоборот, с выдающимися способностями - в первую очередь, к спорту. Поскольку поощрение таких талантов считалось государственной задачей, потенциальных олимпийцев отрывали от семей и переводили на строгий тренировочный режим в закрытых учреждениях. Мало кто задумывался о чувствах детей и о том, как отсутствие родных людей может отразиться на их взрослении.

“Самая большая проблема заключается в том, что система детских домов насквозь советская, она не предназначена для того, чтобы учитывать интересы самих детей”, говорит Микола Кулеба, детский омбудсмен при Президенте Украины. “В советские времена не имело никакого значения, что ребенок рос без семьи. Главным было приучить его любить родину и быть послушным”.

Молодым тут не место

С момента получения Украиной независимости не изменилось почти ничего. На стенах детского дома, где вырос Тимотин, все так же висят патриотические картинки и стишки. Под картинками детским почерком подписаны пожелания победы украинским войскам над русскими захватчиками. Территория, где дети проводят все свое время изо дня в день, выглядит надраенной, как армейский барак. На каждого ребенка приходится полка для аккуратной стопочки вещей, и одна игрушка, уложенная поперек идеально застеленной, узкой кровати. Воспитатели и некоторые из старших детей широко улыбаются нам, когда мы входим в дом, но большинство малышей выглядят подавленными и глубоко печальными. В классах так холодно, что школьники сидят в верхней одежде.

Через двадцать пять лет после распада советской промышленности выпускников детских домов все еще подталкивают поступать в техникумы и ПТУ, чтобы получать никому не нужные специальности.

На сегодняшний день департамент Кулебы насчитывает 160000 детей, живущих в 750 учреждениях, похожих на детдом Тимотина. Каждые три дня один ребенок умирает, говорит Кулеба.

“Многие дети с инвалидностью умирают потому, что не могут получить необходимую им медицинскую помощь. Большинство этих смертей можно было бы предотвратить, если бы детей вовремя отправили на лечение”.

При этом число детей в системе опеки постоянно растет. Ежедневно 250 новых человек входят в систему - намного больше, чем количество человек, которые ее покидают. По данным правительства Украины, на данный момент в интернатах находится на 9000 детей больше, чем два года назад.

Учитывая киевские данные о дальнейшей жизни этих детей, рост числа детдомовцев - тревожная тенденция. Двадцать процентов выпускников детских домов, покидающих систему опеки в шестнадцатилетнем возрасте, оказываются в тюрьме. Еще десять процентов совершают - или пытаются совершить - самоубийство. Остальные спиваются - и растят следующие поколения детдомовцев. Только у менее одного процента детей из системы опеки получается закончить высшие учебные заведения.  

Кровати в спальне детского дома, Котовск.Большинство подростков, покидающих детские дома, просто не может справиться с внезапным столкновением со взрослой, самостоятельной жизнью. “Выходя из интерната, дети понятия не имеют, как им для себя готовить. Они даже не знают, как сварить макароны или сделать яичницу”, говорит Татьяна Семикоп, директор НКО “Вера, Надежда, Любовь”, работающей с неблагополучными детьми в Одессе. “Детдомовцы не умеют считать деньги. Они приходят в магазин и покупают на все деньги шоколад и печенье, не задумываясь о расходах на неделю. Они привыкли, что все откуда-то берется само”.

Большинство подростков, покидающих детские дома, просто не может справиться с внезапным столкновением со взрослой, самостоятельной жизнью.

Не имея средств на взятку, часто необходимую для поступления в коррумпированные украинские ВУЗы, бывшие детдомовцы оказываются вынуждены искать другие способы свести концы с концами.

“Если вы пойдете на вокзал и увидете женщин, которые вам будут предлагать несовершеннолетних проституток, знайте: восемьдесят процентов этих девочек - из интернатов”, говорит Татьяна Семикоп. “Воспитатели в интернатах ничего не контролируют, их ничего не волнует. Бывает, что девочки по ночам выходят и возвращается утром, а сотрудники интернатов ничего не замечают. А иногда девочки просто сбегают насовсем”.

Татьяна Семикор, директор НКО "Вера, Надежда, Любовь", работающей с детьми из неблагополучных семей. Одесса, 8 декабря 2016 года. Татьяна Семикоп присоединилась к группе организаций, выступающих под руководством омбудсмена Кулебы, за ликвидацию системы интернатов и детских домов. Они утверждают, что Украине необходимо распределить свои ресурсы так, чтобы дети вообще не оказывались в такой системе.

“Из этих 160 000 детей в системе опеки только 8000 являются биологическими сиротами. У остальных есть родители”, говорит Кулеба.“Они отдают детей в интернаты, потому что у них нет другого выхода. Они живут в бедности, и им кажется, что государство сможет лучше позаботиться об их детях. Или, например, если родитель или ребенок инвалид, ребенок оказывается в системе опеки, потому что рядом нет никакой системы поддержки”.

Даже сегодня родителей, живущих на государственные пособия по уходу за ребенку, уговаривают сдать их детей в детские дома. Освободившиеся таким образом средства, изначально предназначенные семьям на питание и лекарства, тратятся чиновниками на закупку товаров по завышенным ценам - за взятки. Тревожные новости прокатились по стране в ноябре 2016 года, когда воспитательница детского дома получила обвинения за попытку продать одну из подопечных на органы.

В поисках выхода

Кулеба говорит, что у него есть подробный план замены интернатов интегрированной системой, соединяющей социальных работников, центры поддержки и приемные семьи. Система основана на реформах уже осуществленных при поддержке ЕС в Румынии и Болгарии. Кулеба хочет положить конец централизованной системе опеки, взамен предлагая неблагополучным семьям различные формы поддержки, в частности, инвестируя в доступное муниципальное образование и медицину.

“Сегодня мы тратим 170 миллионов долларов на всю эту систему учреждений, и только 12 миллионов на пять тысяч социальных работников, которые работают с неблагополучными семьями, стараясь предотвратить попадание детей в детские дома. А должно быть совершенно наоборот”, утверждает Кулеба.

Микола Кулеба, детский омбудсмен при Президенте Украины.Необходимость в государственной поддержке постоянно растет. Война на востоке страны лишила миллионы украинцев их домов и обесточила экономику. По данным правительства, около 600 000 детей живут за чертой бедности, с риском быть полностью заброшенными своими родителями или подвергаться насилию с их стороны.

И тем не менее, в плане Кулебы есть одна загвоздка. Чтобы реализовать его план, Украине понадобится получить от ЕС два миллиарда долларов на период в десять лет. В стране, где система государственного обеспечения и без того полностью коррумпирована, это большой риск. Когда в прошлом году новое законодательство потребовало от чиновников декларировать свой капитал, на поверхность внезапно всплыли огромные пачки наличных денег, бесчисленные автомобили класса “люкс” и частные дома - собственность, явно недоступная на официальные скромные доходы. Сам Кулеба свою собственность декларировать не стал, ссылаясь на указ, освобождающий его от этой обязанности по должности - скорее политической, чем правительственной.

Невзирая на недовольство взяточничеством в государственной системе опеки, план Кулебы уже получает значительную поддержку среди украинских социальных работников и психологов. В Котовске два социальных работника приглашают нас посетить приемную семью и познакомиться с Яной - тринадцатилетней девочкой, чья мать умерла три года назад от алкоголизма. Вскоре после этого отчим бросил Яну, и она попала в интернат. Тем не менее, социальные работники смогли поместить ее в местную семью.

Даже если Кулебе удастся получить деньги, сопротивление со стороны системы опеки и местных властей вполне способно разрушить его реформу на корню. 

“Поначалу было трудно привыкнуть, потому что здесь совсем другие правила, чем в интернате”, говорит Яна. “Но теперь я привыкла. Сначала, когда они они меня только взяли, им приходилось мне со всем помогать, спрашивали все время, если я чего-то не знала. И еще, когда я сюда попала, оказалось, что у меня тут есть сестра, и мы с ней начали играть вместе и теперь подружились”.

Ясно, что Яна расцвела в своей новой семье. И тем не менее, распределение сирот по семьям - дело очень сложное и требующее большой работы.

Дети в верхней одежде на уроке физики в детском доме. Котовск, 9 декабря 2016 года.“У нас есть база данных по семьям, которые хотят взять ребенка”, говорит Оксана Ткач, социальный работник, которая нашла Яне ее новый дом.

“Чтобы получить право на усыновление, они должны пройти медицинское обследование и получить справку об отсутствии судимости. У обоих супругов должен быть доход, потому что, если они не работают, это значит, что они будут тратить на воспитание ребенка государственное пособие. Кроме того, у них в собственности должна быть своя квартира или дом. И, конечно, мы много работаем с семьями. Мы разговариваем с ними, смотрим, какие из них будут родители. И если мы решаем “за”, то тогда они отправляются в Одессу, в образовательный центр”.

Устроив ребенка в семью, социальные работники обязаны следить за его состоянием и посещать его раз в неделю в течение первого месяца, затем - раз в две недели, и, наконец, постепенно сократить количество визитов до одного раз в два месяца. При наличии всего лишь пяти тысяч профессиональных социальных работников, Украина явно не способна позаботиться о всех своих 600 000 детях из неблагополучных семей.

Очевидно, что план Кулебы невозможно осуществить без дополнительного финансирования. И даже если ему удастся получить деньги, сопротивление со стороны системы опеки и местных властей вполне способно разрушить его реформу на корню. Понимая перспективу потерять доходные предприятия, муниципальные власти и администрации детских домов стали менять статус своих учреждений с “детских домов” на “специальные академии”, в надежде избежать ликвидации в будущем.

Приготовление обеда в кухне детского дома. Котовск, 9 декабря 2016 года.На обратном пути из Котовска я внезапно обнаруживаю еще одного противника плану Кулебы. Интернаты вовсе не так уж плохи, говорит Максим Тимотин. Его лично, например, это никак не задело. Никаких душевных ран у него нет. Он не расплакался даже когда, заполняя какие-то государственные формуляры, выяснил, что мать его умерла. Все зависит от человека, говорит он.

В течение всей нашей поездки Тимотин очень старается показать, насколько он круче тех пацанов, которые после детдома пошли по легкому пути и оказались за решеткой. Он говорит о том, как выбрался из нищеты, открыв маленький бар, и о планах пойти в политику. В своем районе он постепенно становится известен как активист, выступающий за права ребенка. Полный молодецкого задора, он ругается с учителями, поносит государственных чиновников и ходит по коридорам своего бывшего детдома так, как будто он его директор.

Бравада покидает его лишь один раз. В палате, где он спал ребенком, я навожу на него камеру, и он смотрит в объектив с растерянной улыбкой. На одну секунду этот грубоватый и нахальный парень превращается в семилетнего Максима - один-на-один со всем миром.

Использованные в статье фотоматериалы являются собственностью автора.

Перевод с английского: Полина Аронсон.