Трудовая миграция в Россию превращается в женское дело. Так, по оценкам посольства Кыргызстана в России более половины всех приезжающих из этой страны на заработки в РФ – женщины. "У миграции становится женское лицо, – отмечает руководитель "Инсан-Лейлек" и Профсоюза мигрантов Кыргызстана Гульнара Дербишева, – Многие мужчины уже попали в списки "запретников" (тех, кому въезд в Россию запрещен - прим. ред.), кто-то из них лишился здоровья, и они меняются местами с женщинами. Женщин к тому же реже останавливает полиция, по ним реже устраивают рейды в поисках нелегалов".

Большинство мигранток работают без оформления договоров: сфера их занятости – домашний труд – традиционно является частью неформальной экономики, наряду с занятостью в сервисе и торговле. А поскольку услуги частных агентств занятости часто оказываются для женщин из Центральной Азии слишком дорогими, то при поиске работы в принимающей стране они склонны доверять родственникам и знакомым. Большинство доступных мигранткам вакансий не обещают официального трудоустройства – но часто обещают вполне ощутимые риски, в том числе для жизни и здоровья.

"Ты же кушаешь – вот и приготовь на всех"

В детстве 38-летняя Канышай мечтала стать врачом. В небольшом городке в южной Киргизии она была лучшей в русском классе и училась на отлично, мечтая поступить в медицинский университет. Но отца не стало, и как старшая среди шестерых детей в семье, она рано стала самостоятельной. Пока мать работала за двоих, Канышай занималась домашними делами и воспитывала младших братьев и сестер. О высшем образовании пришлось забыть, но Канышай выучилась на медсестру и устроилась в больницу.

Канышай – яркая стройная брюнетка с точеными чертами лица и копной коротких волнистых волос, но про себя она говорит: "Я – не из тех, кто привлекает мужское внимание". Она никогда не стремилась выйти замуж, независимость – главное, чего она хотела. Мама же и родственники настаивали, что незамужняя кыргызская девушка – позор семьи. В 29 лет Канышай вышла замуж.

"Я тогда считала, что я такая взрослая и делаю осознанный выбор – а нужно было больше думать о том, сможет ли он прокормить семью", – говорит Канышай.

Семья мужа на тот момент находилась в крупных долгах: незадолго до этого они взяли в банке кредит, чтобы сыграть для дочери пышный той (свадьба в Центральной Азии – прим.ред.). Позже попытались перекрыть банковский кредит займом в микро-финансовой организации, но процент оказался огромным, и долги выросли еще больше. Канышай считает это сочетанием финансовой неграмотности со слепым следованием традициям:

"Такое у нас общество – обязательно требуют от семьи невесты большое приданое. Нужно зарезать лошадь на свадьбу, подарить матери невесты золото, раздать платки гостям, собрать корзины с едой. Это никому не нужные расходы", – говорит Канышай. От собственной свадьбы она отказалась, чтобы мать могла устроить той младшему брату.

После регистрации Канышай переехала на съемную двухкомнатную квартиру в семью мужа: из-за угроз коллекторов дом пришлось продать, чтобы частично погасить долг. Вместе жили родители мужа, его сестра с ребенком, на тот момент уже разведенная, два неженатых брата и Канышай с мужем, уезжающим на заработки в Россию. Когда появились дети, Канышай поняла, что переведенных супругом денег не хватает, чтобы прокормить их семью и выплачивать кредит его родителей. Оставив на родственников трехлетнюю дочь и семимесячного сына, молодая женщина уехала за мужем на заработки в Москву.

Вначале Канышай работала в клининговой службы – за небольшую зарплату убирала московские подъезды. Потом через знакомых устроилась сиделкой ухаживать за тяжелобольными.

За четыре года медсестра из Кыргызстана сменила трех больных. Первым ее подопечным был 82-летний парализованный пенсионер после инсульта. Он был лежачий, полностью зависимый – нужно было поднимать, переворачивать его тяжелое тело, обрабатывать пролежни, делать капельницы и уколы, кормить, менять памперсы.

Постепенно круг обязанностей расширялся – Канышай приходилось делать то, о чем изначально она не договаривалась с работодателями. По данным онлайн-издания "Демоскоп Weekly", почти половина (42%) домашних работников выполняет дополнительные услуги, которые не были оговорены с работодателем при найме. При этом их зарплата остается прежней. Так случилось и с Канышай. В квартире помимо больного жила его 60-летняя дочь, работающая в продуктовом магазине, ее безработный сын и дочка – студентка колледжа. По воспоминаниям Канышай, хозяйка приходила после шести вечера уставшая и требовала, чтобы на столе был горячий ужин, вещи были постираны, а дом прибран (при этом ее взрослые дети постоянно находились дома и от домашних дел были освобождены). Вместо оговоренного восьмичасового графика Канышай фактически проводила на рабочем месте по 10-12 часов и возвращалась к себе на съемную квартиру поздно вечером. Она соглашалась приходить сидеть с больным по выходным без доплаты, потому что боялась потерять работу. Хозяйка давала ей понять, что дополнительные неоплаченные услуги – и есть ее профессиональные обязанности.

"Говорила: "ты же кушаешь здесь – вот и приготовь на всех". Или: "ты должна прийти в воскресенье". А когда я в чем-то не соглашалась с ней, она говорила: "ты – чурка неграмотная, какое ты имеешь право мне перечить?!", – вспоминает Канышай.

Когда девушка через знакомых узнала о другой вакансии сиделки, она приняла решение покинуть первую семью. Теперь нужно было ухаживать за пожилой женщиной на инвалидной коляске. Работа показалась легче. Но холостой сын, живущий в квартире с пенсионеркой, начал проявлять нежелательные знаки внимания. Он делал ей двусмысленные комплименты, как бы случайно притрагивался к ней, когда в этом не было необходимости, предлагал выпить вместе. От своих более опытных подруг-сиделок Канышай слышала, что сексуальные намеки – довольно распространенное явление, женское дело – вежливо отказывать, чтобы при этом не потерять работу. В течение четырех месяцев Канышай усердно скрывала проблемы на работе от ревнивого мужа.

Не вытерпев, она однажды жестче, чем обычно, попросила работодателя отойти от нее. Мужчина разозлился. Он стал грозить, что заявит на нее в полицию за якобы совершенное воровство, и ее выдворят из страны, что расскажет ее мужу, будто бы она ему изменяет. Канышай сразу ушла, не став требовать зарплату. Мужу она соврала, что ее уволили без выплаты жалования – ситуация, привычная для мигрантов.

"Я понимала, что неформальная занятость – это же не официальная работа. Ты берешь все риски на себя. В любом конфликте правоохранительные органы всегда примут сторону русских. Я стараюсь избегать неприятностей, чувствую опасность – сразу ухожу".

Сексуальным домогательствам подвергались все

Согласно исследованию неправительственной организации "Инсан-Лейлек" и Профсоюза Мигрантов (Кыргызстан), 86% домашних работниц-мигранток работают в России на основе устных договоренностей. Это делает их уязвимыми к различного рода нарушениям трудовых прав и к харассменту. Все 295 участниц опроса, вне зависимости от возраста, сообщили, что подвергались сексуальным домогательствам. Исследователи зафиксировали как минимум 28 эпизодов тяжелых форм сексуального домогательства и насилия, которыми поделились респондентки.

Ответственный секретарь Конфедерации труда России по гендерному равенству Ирина Горшкова считает, что эксплуатация трудовых мигранток и харассмент в их отношении – "классический пример перекрестной формы дискриминации, которая сочетает не только общую гендерную несправедливость, но и уязвимость по статусу мигрантки. Положение еще больше усугубляется, если это незамужняя молодая женщина, которая забеременела или имеет малолетнего ребенка, или женщина с инвалидностью", – говорит Горшкова в интервью oDR.

Конфедерация труда России борется за ратификацию в стране Конвенции МОТ №190 (2019) o насилии и харассменте на рабочем месте. Конвенция призывает устранить неправомерные отношения власти по признаку пола, гендерные стереотипы, многочисленные формы дискриминации. Там же говорится об особой уязвимости мигранток в отдельных отраслях и профессиях, в том числе в домашнем труде.

Юрист, замдиректора Центра социально-трудовых прав Юлия Островская отмечает, что в России добиться возбуждения уголовного дела в случае харассмента – не самая простая задача. Полицейские попросту не регистрируют такие заявления, даже если женщину изнасиловали и убили.

"По оценкам профильных НКО, в России только в каждом третьем случае сексуального насилия удается добиться возбуждения уголовного дела. Полицейские открыто выражают свое недоверие, отговаривают подавать заявление, могут отпускать некорректные шутки или задавать неуместные вопросы. Пострадавшие женщины в большинстве случаев сталкиваются с грубым и унижающим человеческое достоинство обращением. Разумеется, женщины-мигрантки находятся в еще более уязвимом положении, так как имеют меньше возможностей получить своевременную юридическую и психологическую помощь", – поясняет Островская в интервью oDR.

Хотя трудовые мигрантки находятся и работают в России легально, трудоустройство на основе устных договоренностей готовит им много опасностей. Дербишева перечисляет: "Когда началась первая волна пандемии, под увольнение в первую очередь попали женщины, которые работали без официального договора. Работодатели говорили, что ничего им не обещали. Разговоры велись в духе "вы кто такая". Женщины также говорили нам о том, что их увольняли на последнем сроке беременности. Другая проблема – полис ОМС привязан к официальному трудовому договору, и он распространяется только на самого работника, но не на его детей и членов семьи. Если нет трудового договора, работник обязан покупать добровольный медицинский полис – а он очень дорогой. Есть вариант обращаться в частные мигрантские медклиники, но там очень дорого, и обслуживание оставляет желать лучшего. Добавлю еще, что мигрант на неофициальной работе не делает отчислений для будущей пенсии".

Свою третью работу сиделкой Канышай нашла уже через агентство занятости. Работодатели, супружеская пара банковских служащих, дали ей на подпись договор гражданско-правового характера, где были детально прописаны условия. Никаких нарушений трудовых прав и лишних требований не последовало, зарплату вовремя переводили на банковскую карту. Канышай два с половиной года ухаживала за мальчиком, больным лейкемией: "Мне было приятно заботиться о нем, играть, готовить. Он мне стал очень близок. Но недавно мальчика не стало", – собеседница делает долгую паузу.

Сейчас Канышай в Кыргызстане, проводит время с собственными детьми, которых раньше видела только раз в год по две-три недели. Она готовится к поездке в Москву и собирается забрать с собой восьмилетнюю дочь и пятилетнего сына:

"Пока дети маленькие, им будет легче адаптироваться и выучить язык. Их ровесники еще добрые в таком возрасте. Хочу, чтобы школа была разнонациональная – не хочу, чтобы над ними издевались", – переживает она.

Муж Канышай хотел бы позже вернуться на родину, а она видит будущее своей семьи в только России, потому что здесь может обеспечить близким финансовую стабильность.

После работы Канышай планирует ходить на вечерние курсы медсестры, чтобы подтвердить свою квалификацию в России. У нее свободный русский язык, поэтому она надеется, что не возникнет трудностей в обучении. Канышай мечтает о работе медсестрой в больнице или поликлинике – "чтобы зарплата была белая и не пришлось сидеть в чужом доме в четырех стенах, полностью зависеть от милости работодателя".

"Свою любовь отдаю другим детям"

Алине 27 лет, последние три года она работает няней в московской семье. Подруга ее матери недолго поработала в этом доме и рассказала Алине об освободившемся месте. Как мать-одиночка и единственная кормилица (бывший муж завел новую семью и детям от первого брака не помогает), Алина оставила на родителей в Кыргызстане двоих маленьких детей, бросила низкооплачиваемую работу учительницей начальных классов и поехала на заработки в Москву.

Семья встретила ее хорошо. Устно они договорились о зарплате и обязанностях няни. Девочки, новорожденные близнецы, сразу к ней потянулись.

Хозяева установили в гостиной камеру и велели Алине проводить там с детьми большую часть времени. Алина слышала, что после резонансного убийства няней четырехлетней девочки многие московские семьи стали подозрительно относиться к няням-узбечкам и таджичкам, а вот женщинам из Кыргызстана доверяют больше. С Алины взяли справку об отсутствии психических заболеваний. Камеру Алина приняла с пониманием, но говорит, что поначалу много нервничала, боялась что-то сделать не так под дистанционным наблюдением. Потом привыкла. По вечерам работодатели, супружеская пара, периодически обсуждают между собой за ужином, как Алина себя вела, делают ей замечания, если она слишком долго сидела в телефоне.

Пока Алина дает интервью по телефону, одна из трехлетних девочек-близняшек перебирает игрушечные ключи. Другая играет с любимой куклой – дает ей попить и сажает на горшок. Семимесячный мальчик лежит на диване и агукает. Алина периодически отвлекается на детей, а потом извиняется и просит продолжить интервью позже.

Когда в семье родился третий ребенок, круг обязанностей Алины сильно расширился, а зарплата осталась прежней – 44 тысячи рублей в месяц в конверте.

"Это моя первая работа няней – я думала, что так и должно быть. Я не знала о том, что нужно было изначально обговорить с хозяевами такие возможные ситуации. Но сейчас мне неудобно поднимать этот вопрос… Боюсь потерять работу. Не знаю, смогу ли устроиться куда-то еще", – объясняет свои страхи Алина.

Няня живет в маленькой комнате в трехкомнатной квартире работодателей. Ее рабочий день начинается примерно в половину восьмого утра, когда просыпаются старшие девочки (одна из них спит с Алиной). Днем она гуляет на улице с детьми, развлекает их, стирает, гладит детское белье, прибирает в доме, готовит детскую еду и ужин на всех: "Я так воспитана – не знаю, как можно встретить без еды". В семь вечера приходят хозяева и садятся ужинать, а няня удаляется в свою комнату. Потом возвращается на кухню и убирает со стола. Дети часто остаются с ней и по вечерам, она же укладывает их спать.

У Алины не бывает выходных в субботу и воскресенье. Раз в месяц она может съездить навестить знакомых или погулять по торговому центру. Отдыхать можно максимум два дня в месяц, при этом зарплата снижается на 2-3 тысячи рублей, так что Алина сама старается лишний раз не брать отгулы. Выходной часто не сильно отличается от рабочего дня, когда живешь на работе. В праздники ей выплачивают премию 1-2 тысячи рублей. На Новый год и в дни рождений ей предлагают сесть за праздничный семейный стол, но Алина чувствует себя там некомфортно и быстро уходит в свою комнату. Работодатели хвалят, что она "правильно воспитана".

Алина ходит в платке и закрытой мусульманской одежде. Из-за того, что по сравнению с другими мигрантами, она мало контактирует с внешним миром, она реже сталкивается с ксенофобией со стороны местных. Но это не защищает ее от уничижительного отношения со стороны мужчин-мигрантов – ее собственных соотечественников.

"Например, когда отец детей помогал мне спустить со ступенек коляску, мимо проходил кыргыз и начал говорить про меня гадости на нашем языке, будто бы я встречаюсь с русскими и позорю наш народ", – рассказывает Алина.

Во время локдауна весной 2020 года 67% мигранток из Кыргызстана остались без работы и не смогли отправлять деньги на родину, следует из отчета Центра миграционных исследований. Алина считает, что ей повезло сохранить рабочее место. Работодатели – инженерка в строительной компании и менеджер на заводе – перешли тогда на удаленную работу. Няня вспоминает, что этот период был тяжелый для всех: "Хозяйка часто ругалась с мужем, а когда она была злая, то срывалась на меня, придиралась к мелочам".

У Алины нет медицинского полиса, и она боится заболеть. Любую болезнь старается "перенести на ногах", чтобы не терять в деньгах, в которых так нуждается ее семья на родине. Почти всю свою зарплату она отправляет домой – ее родители довольны. Собственных детей, пятилетнего сына и семилетнюю дочку, Алина видит только раз в год, во время неоплачиваемого отпуска.

"Лучше забирайте своих детей"

В отличии от детей Алины, оставленных на ее родителей, многие дети мигрантов находятся в менее благополучных условиях. Руководитель Профсоюза Мигрантов и "Инсан-Лейлек" Гульнара Дербишева говорит, что в 2020-2021 гг. в Кыргызстане случилась волна насилия над детьми – из-за пандемии многие мигранты лишились регулярного заработка и не смогли вовремя отправлять деньги на родину. "Взрослые забивали детей до смерти, ругались: твоя мама не высылает нам деньги, мне надоело тебя кормить, ты много кушаешь! Заставляли их работать на сезонных работах до изнеможения. И это делали близкие родственники, что нас особенно огорчает".

Многие дети мигрантов в школу не ходят, потому что задействованы в домашнем труде. Когда спрашиваешь, почему, говорят: нет обуви, нет одежды, мама не прислала денег. Конечно, социальные педагоги делают подворовые обходы, выявляют такие ситуации – но ребенок походит неделю и снова перестает.

"Обычно наши мигранты думают, что как только приедут на заработки, будут сразу высылать деньги. Но есть некоторые мигранты, которые быстро нарушают миграционное законодательство и сидят в изоляторах временного содержания или же остаются обманутыми работодателями. В таких семьях, где родители не могут регулярно высылать деньги, у оставленных детей всегда будут проблемы. Когда мы проводим предмиграционную подготовку, мы советуем: лучше забирайте своих детей. Да, у вас будут проблемы с устройством в садик и школу в Москве, но если вы выберете другие российские города, то вам будет легче и устроить детей, и снять жилье", – рассказывает Дербишева.

Алина к лету мечтает забрать свою дочь из Кыргызстана и устроить в школу. Для этого ей, вероятнее всего, придется поменять место работы: искать будет через знакомых – услуги агентств занятости дорогие и там тоже могут обмануть. Пока же Алина много читает и изучает русскую грамматику. Языком она владеет в совершенстве, поэтому в будущем мечтает устроиться на офисную работу. От этого зависит не только ее собственное благополучие, но и благополучие всей ее семьи:

"Я очень привязалась к детям, за которыми смотрю", – говорит Алина. Но когда разговариваю по телефону со своими, мне тяжело думать, что свою любовь отдаю другим детям. Дочка плачет – сильно скучает".