Дети сирийских беженцев в импровизированной школе в Иордании. Сорок процентов детей-беженцев с Ближнего Востока не получают образование. Фото: Freedom House, открытый источник.

Двенадцатилетняя Нура достает из рюкзака школьные принадлежности и раскладывает их на парте: большой ярко-розовый пенал с черной надписью Im CHIC, тетрадь, учебники, ластики-насадки на ручки. Ластиками она все время меняется со своей соседкой, Гуфран. Нура и Гуфран занимают заднюю парту, а на соседнем ряду спереди сидят девочки помладше: Нура маленькая и Сурайя. Они шуршат чупа-чупсами, шумно делят только что сорванные сливы, раскладывают яркие карточки. Нура и Сурайя - лучшие подруги.Все они родом из сирийского города Алеппо.

Девочки пришли на занятия в центр адаптации в подмосковный Ногинск, в котором правозащитный комитет "Гражданское содействие" организовал классы для детей иностранных граждан. Школа - это всего две комнаты в офисном здании. На стенах развешаны плакаты с алфавитом, животными, бытовыми предметами, детские рисунки, образцы заявлений в миграционную службу и возможные ответы на русском и арабском языках ("для подачи заявления необходимо предоставить документы; отказ в предоставлении временного убежища").

Обычно на занятия приходят 10-15 человек, но сегодня девочек всего пятеро - завтра Курбан-байрам. Единого расписания нет: преподаватель Елена Лебедева, по специальности педагог младших классов, начинает урок с умножения, потом все читают текст про мальчика, у которого убежали вещи и вставляют пропущенные слова в нужном падеже. "Полотенце на подоконнике - это у него в комнате беспорядки", - заключает Нура. "Беспорядок", - поправляет ее Елена Юрьевна. "Учитель?" - поднимает руку Гуфран. Слово "учитель" она произносит, не смягчая конечное "л". "Что такое подоконник?" Девятилетняя Шахад не знает, что значит слово "везде". Пока старшие занимаются, младшие девочки делят зеленые сливы - рядом со школой растет сливовое дерево, и на перемене Сурайя и Нура младшая бегают к нему.

Гуфран рассказывает, что они с сестрами (Нурой младшей и Сурайей) живут в России уже пять лет, а семья другой Нуры перебралась в Ногинск еще раньше, в 2011 году. Школа для детей беженцев открылась спустя три года. Одним из основателей центра стал сирийский журналист Муиз Абу Алджадаил. Первое время учителя получали зарплату от Агентства ООН по делам беженцев (УВКБ ООН). Но местные власти активно сопротивлялись работе центра, ФМС давила на арендодателей, центр переезжал, а Муиз, в конце концов, покинул Россию. Сейчас работа центра возможна благодаря частным пожертвованиям.

По данным Федеральной службы государственной статистики на 1 января 2017 года статус беженца был у двух граждан Сирии, временное убежище – у 1317. Только в Ногинске сирийцев более 2 тыс. человек.

Сирийцы жили в Ногинске еще до начала войны и работали в основном на швейных фабриках - их в стотысячном Ногинске восемь. Когда в Сирии началась война, многие решили остаться в Подмосковье насовсем и перевезли семьи.

В Россию большинство из них въехали по туристическим визам, а потом получили временное убежище. Когда срок предоставления убежища истек, в миграционной службе сказали, что они могут возвращаться домой - война в Сирии, по мнению чиновников, уже закончилась.

"Гражданское содействие" приводит данные Федеральной службы государственной статистики: на 1 января 2017 года статус беженца был у двух граждан Сирии, временное убежище - у 1317. При этом, по данным комитета, только в Ногинске сирийцев более 2 тыс. человек.

Не имея легального статуса, дети беженцев не могут получать образование, хотя формально эта возможность у них есть. Так, статья 43 Конституции РФ гарантирует право на общедоступное и бесплатное образование, а в статье 78 федерального закона "Об образовании" отдельно говорится о бесплатном дошкольном, начальном, общем и среднем обучении  неграждан России.

Однако в 2014 году Минобрнауки приняло приказ № 32, согласно которому иностранцы, устраивая ребенка в школу, должны предъявить документ, подтверждающий их право на пребывание в Российской Федерации. Это нововведение и закрывает детям мигрантов и беженцев дорогу в российские школы. Зачастую директора учебных учреждений трактуют приказ как необходимость временной или постоянной регистрации и отказываются без нее принимать детей. Кроме того, когда выясняется, что регистрация заканчивается, учащимся грозят отчислением.

Так, по данным "Гражданского содействия", руководители образовательных учреждений чаще всего избегают официальных письменных отказов и затягивают прием детей беженцев в школу, ссылаясь на неполный пакет предоставленных документов. Запись через интернет, которая введена во всех московских школах, и вовсе не позволяет негражданам без регистрации отправить ребенка в первый класс.

Под давлением ФМС

В 2015 году гражданин Узбекистана Нурбек Курбанов оспорил в Верховном суде отчисление своих сыновей. Тогда директор тверской школы №34 Вера Панкова открыто рассказывала о сотрудничестве с миграционной службой. В октябре 2014 года ФМС разослала по школам письмо, обязывающее администрацию образовательных учреждений проверить легальность нахождения детей в России (копия письма есть в распоряжении "Гражданского содействия"). В противном случае, говорилось в письме, учебное заведение будет оштрафовано по статье 18.9 ч. 3.4 КоАП РФ: "Предоставление жилого помещения или транспортного средства либо оказание иных услуг иностранному гражданину или лицу без гражданства, находящимся в Российской Федерации с нарушением установленного порядка или правил транзитного проезда через ее территорию".

Верховный Суд, рассматривая обращение отца отчисленных детей, а также беженки из Сирии признал, что подобная практика незаконна: "Отсутствие перечисленных документов [регистрации по месту жительства или пребывания] не может являться основанием для отказа в приеме ребенка в образовательную организацию при наличии в ней свободных мест". Несмотря на решение Верховного Суда и помощь "Гражданского содействия", директора школ не спешат зачислять  детей без регистрации.

По словам Даниила Александрова, профессора департамента социологии Высшей школы экономики, не все школы сотрудничают с ФМС: "Я сам наблюдал, как администрация прикрывала детей, не имеющих документов от миграционных служб, и школы за своих детей очень переживали. Наших исследователей в итоге в эти школы не пустили из-за боязни, что у детей потом будут проблемы".

Уйти от ответа

Дети во время уроков в средней школе поселка Красный Десант, в котором находится лагерь беженцев из юго-восточных областей Украины. Фото: Сергей Пивоваров / РИА Новости. Все права защищены.

Арсений Ковпан, 8-летний мальчик из Одессы, в этом году снова не пошел в школу. Его семья живет в России три года, отец работает барменом, а мать - парикмахером. Родители Арсения стоят на миграционном учете, имеют патенты на работу, снимают квартиру по договору. Кроме того, его старшая сестра Ярослава уже три года учится в этой же школе №2120, в которую отказываются принимать Арсения.

Юрий Ковпан, отец ребенка, говорит, что когда в июне 2016 года они хотели записать Арсения в первый класс, то потребовали не только временную регистрацию (но и она, по словам Юрия, была у семьи и год назад, и сейчас), а также разрешение на временное проживание или вид на жительство. Письменный отказ директор школы Наталья Файдюк оформлять не стала.

"Нам тогда не отказали прямо", - вспоминает Юрий, - "просто все время повторяли, что у нас неполный пакет документов. Принесите все документы, и мы вас примем". Семья Ковпан решила обратиться в суд, но суды первой и второй инстанции встали на сторону школы. При этом основным доводом представителя департамента образования, по словам сотрудницы "Гражданского содействия" Дарьи Маниной, стало истечение трехмесячного срока — родители Арсения обратились в суд позднее, чем спустя три месяца  после получения отказа.  

В Мосгорсуде на заседании по делу Ковпан представитель департамента настаивал, что родители ребенка впервые пришли в школу не в июне, как говорит отец, а 28 августа, когда уже не было мест. Суд отклонил иск, но родители Арсения планируют дойти до Верховного суда, хотя от идеи школьного образования и вовсе отказались. Теперь Арсений и Ярослава будут учиться дома, на семейной форме обучения.

Правозащитник Константин Троицкий считает, что в случае с семьей Ковпан, как и во многих других, родители должны были настаивать на получении письменного отказа: "Как только семье отказывают (а часто директора школ избегают личных встреч, передают отказы через секретарей), необходимо требовать отказ в письменном виде. Обычно это делают очень неохотно, но нужно настаивать".

Парадокс в головах

Детей сирийских беженцев тоже не хотят зачислять в учебные заведения. В 2017 году в школу пойдут только трое, остальные останутся дома. Семьям Нуры и Гуфран также пришел отказ.

"Нашим детям очень нравится учиться. Чем бы они занимались, если нашей школы не было? Сидели бы целый день дома, предоставленные сами себе. А здесь они могут учиться, общаться друг с другом и с волонтерами. Главное, что они сами чувствуют, как начинают лучше говорить по-русски, больше знать", - рассказывает их учитель в Ногинске Елена Юрьевна. Анна, волонтер центра, с ней согласна: "Как-то раз мы отпустили младших детей пораньше и решили, что, может, и старшие захотят уйти. Но Нура сказала: "Нет, у нас еще математика!"

Дети мигрантов, как правило, образцовые ученики, и родители внушают им уважение к учителям. Фото: МИА "Фергана". Все права защищены

Нура и Гуфран хорошо говорят по-русски, старательно занимаются, всегда слушаются учителя - именно таков, по мнению социолога Александрова, обычный школьник, ребенок мигрантов. В отчете НИУ ВШЭ "Положение детей-мигрантов в Санкт-Петербурге" исследователи говорят, что главным фактором успеваемости является возраст переезда. Если ребенок переезжает в новую для него страну до семи лет, его успеваемость не будет разительно отличаться от успеваемости остальных детей в классе. А успеваемость по английскому языку в среднем незначительно выше у детей, для которых русский язык неродной. Например, средняя оценка по алгебре у детей-граждан России составляет 3,55, у неграждан России - 3,4.

"Дети мигрантов - это, как правило, модельные и образцовые ученики", - заключает Александров и вспоминает слова директора одной из школ в Московской области: "Они всегда опрятны, с выполненными домашними заданиями, родители внушают им почтение к учителю".

Кроме того, несмотря на то что Нура и Гуфран рассказывают, что иногда вне дома на них странно и недружелюбно смотрят, прохожие могут потребовать от них "уехать домой", в школах дети мигрантов редко сталкиваются с проявлениями ксенофобии, уверен Александров. "Мои коллеги выявили интересный парадокс: учительница говорит, что миграция - это ужасно: "Приезжают какие-то люди, на улицах их очень много…". Минут десять спустя ее спрашивают об учениках-мигрантах. И тут она говорит, что у нее прекрасные дети, которые очень усердно занимаются. То есть в одной части головы у нее боязнь мигрантов, которые сюда едут, а в другой - ее ученики".

Одноклассники, по словам Александрова, хорошо относятся к иноэтничным детям: "Мы спрашивали детей без российского гражданства, сталкивались ли они с ксенофобией, дискриминацией. Они говорят, что случаи были - в транспорте, на улице, но не было ни одного случая школьной дискриминации". Рассказы о частых конфликтах между российскими школьниками и мигрантами - не более чем миф, считает он.

Мама Фатимы, одной из трех сирийских детей, которых приняли в школу в Ногинске, это подтверждает: "У Фатимы бывают конфликты с детьми: она рассказывает, что иногда ребята шепчутся, но больших проблем с одноклассниками нет". По мнению Александрова, школа - это безопасное социальное пространство.

В исследовании сотрудника Института демографии Юлии Флоринской, выполненном в 2010 году, говорится, что доля детей мигрантов, не посещающих школу, колеблется от 10 до 25%. Троицкий считает, что образовательная политика зависит от позиции региона: "В Москве все довольно жестко, а в Подмосковье нет такой единой централизованной системы, поэтому возможны варианты. Но, например, в Ногинске власти по-прежнему стоят на своем, и сирийские дети в школы не ходят".

Дети, не имеющие доступа к школьному образованию, испытывают серьезные трудности

"Дети, не имеющие доступа к школьному образованию, испытывают серьезные трудности, зачастую не могут социализироваться и редко оказываются экономически успешны, у них очень ограниченный выбор возможностей", -считает Александров. - "Ребенок может оказаться замкнутым в среде теневого бизнеса. Например, мальчик работал в шиномонтаже и так там и остается на всю жизнь. Девочка, которая сидит дома и помогает маме, сможет стать уборщицей или работать только в сфере услуг. Кроме того, школа - это способ интеграции не только детей, но и их родителей: они ходят на родительские собрания, участвуют в жизни класса. Поэтому мы и отстаиваем идею, что школы нужно оставить в покое".

Тем не менее сейчас, несмотря на усилия юристов и правозащитников, школьное образование доступно лишь единицам. В опубликованном в марте 2016 года репортаже гостелеканала Russia Today о школе в Ногинске говорится, что "Россия [в отличие от стран Запада] стремится предоставить все необходимые средства для полной адаптации беженцев в обществе, чтобы они продолжали жить, работать и учиться в привычном режиме". Школьное образование, по всей видимости, не входит в "необходимые средства для адаптации", и родители-иностранцы должны обучать своих детей сами. Россия тем временем продолжает оказывать усиленную военную поддержку сирийскому президенту Асаду и самопровозглашенным республикам на Юго-Востоке Украины, а не жертвам конфликтов.