В публичном пространстве Казахстан часто представляется как страна с низким протестным потенциалом. Однако в действительности, в 20-м и 21-м веках казахстанцы неоднократно выдвигали политические требования и выражали неповиновение властям – что нередко приводило к насилию с обеих сторон.

В декабре 1986 года массовые протесты вспыхнули в Алматы в ходе партийного пленума, когда первый секретарь Компартии Казахстана Динмухамед Кунаев был снят с должности. В итоге протесты были подавлены, но их отложенный эффект оказался ключевым как для истории перестроечного СССР, так и для постсоветской истории Казахстана. Декабрьский пленум 1986 по сути задумывался как управляемый транзит: одного местного руководителя должны были заменить на другого, при одобрении или, как минимум, невмешательстве политических элит республики. Но никому и в голову не приходило, что против подобной схемы могли выступить граждане: именно поэтому события 1986 года можно назвать первым за долгое время массовым политическим протестом на территории СССР, который в итоге и привел к его распаду.

События января 2022 года – это еще один отложенный – и может быть подлинный? – конец советской эпохи: Казахстан наконец-то избавляется от поколения политиков, пришедших к власти еще в 1980-е годы. Казахстан – это последняя постсоветская страна, где это поколение оставалось у власти так долго. Именно коммунист Назарбаев провел в Казахстане рыночные реформы и создал ту политическую систему, которая и привела к событиям января 2022. Движущей силой назарбаевского правления все эти годы был слоган: "сначала экономика, потом политика". Ссылаясь на опыт Сингапура, Назарбаев не уставал повторять, что выстроив успешную экономику – при изначально авторитарном правлении, разумеется – можно будет заняться всем остальным: институтами, разделением властей, демократическими реформами. Время показало, что такая стратегия была недальновидной.

В 1990-х годах Назарбаеву и его команде действительно удалось провести рыночные реформы за счет заключения (невыгодных для Казахстана) контрактов с западными инвесторами в сырьевых отраслях и приватизации госактивов приближенными олигархами. Но для того, чтобы стать успешным государством, необходимо было избавиться от коррупции, модернизировать госуправление и производство и уйти от сырьевой зависимости – а этого сделать как раз не удалось.

К 2019 году экономика Казахстана оставалась зависимой от экспорта углеводородов, а производственный сектор оставался слабым и неразвитым. До реформ в политике и госуправлении очередь вообще не дошла: госаппарат продолжал формироваться по принципу лояльности, а не профессионализма. Партии, выборы и независимые СМИ жестко контролировались, а оппозиционеры оказались выдавлены из страны или устранены.

На этом фоне в 2019 году Назарбаев инициировал транзит своих собственных полномочий, который привел к власти лояльного ему карьерного дипломата Касым-Жомарта Токаева. Отставка Назарбаева, однако, была лишь формальностью — он и его ставленники сохранили ключевые посты в министерствах и ведомствах, а также влияние на принятие решений во всех сферах общественной жизни.

Сам термин "транзит" при этом в высшей степени проблематичен: он создает иллюзию контроля за политическим процессом со стороны ключевых акторов. Однако Назарбаев не сумел до конца рассчитать трагические последствия будущего двоевластия: наличие договоренностей не снимало вопрос об ответственности за принятие или саботирование тех или иных решений членами его собственного окружения, либо командой Токаева. Не учел он и ключевого урока 1986 года: политика – это не тот процесс, при котором можно позволить себе бесконечно игнорировать запрос большинства граждан. Выборы, проведенные в 2019 году, подтвердили формальный статус Токаева, но, увы, не смогли обеспечить ему легитимности среди граждан. Сами эти выборы сопровождались многочисленными протестами, а ОБСЕ оценила их проведение в целом негативно.

Таким образом, у Токаева оказались связаны руки. У него не было ни народной поддержки, ни возможности назначать своих сторонников на ключевые позиции. Давление снизу заставило объявить о пакете популистских реформ, реализация которых оказалась неосуществимой из-за инертности госаппарата. Красивая концепция "слышащего государства" – с "безбарьерной инфраструктурой, позволяющей гражданам быть вовлеченными в процесс принятия решения и контроля за ними" – разбилась о технические трудности. Астана по сути оказалась даже не в состоянии организовать качественный сбор данных о положении дел и общественных настроениях в регионах.

Проект политической модернизации был половинчатым изначально, потому что власти так и не решились на введение выборов глав регионов и городов (о которых эксперты рассуждают еще с прошлого века), но свелся к экспериментальным выборам сельских акимов, которые не обладают серьезными полномочиями.

Отдельным испытанием для Казахстана оказалась пандемия COVID-19: сам Токаев несколько раз признавал, что руководство страны не справляется с ситуацией, и сменил трех министров здравоохранения с начала пандемии.

Еще одной проблемой в курсе нового президента была экономическая политика, которую его правительство унаследовало от предыдущей эпохи. Исторически сложилось так, что у каждого казахстанского региона своя экономическая специализация. В центре и на востоке сосредоточено много промышленных предприятий, на юге – сельское хозяйство. В западном Казахстане расположены месторождения нефти и газа – ключевые экспортные продукты.

Важной задачей правительства, начиная с 1990-х годов, была диверсификация производства в каждом из регионов и оказание адресной помощи в моменты, когда та или иная отрасль или регион сталкивалась с экономическими трудностями. В разные периоды правительство справлялось с этой задачей по-разному, однако общим курсом было подталкивание регионов к решению своих проблем самостоятельно.

Западный Казахстан в наибольшей степени зависит от газо- и нефтедобывающих предприятий, обеспечивающих рабочими местами большинство местного населения. Владельцы большинства этих предприятий – крупные западные компании: Shell, Chevron, Eni, BP, и т. д. При этом, кроме ресурсного, остальные секторы экономики в Западно-Казахстанской, Атырауской и Мангистауской областях мало развиты — большинство товаров и услуг импортируются. Такая экономическая модель делает регион зависимым как от политики крупных нефтедобывающих и газодобывающих компаний внутри региона, так и от внешней конъюнктуры. Таким образом, регион требует пристального мониторинга от центрального правительства и тщательной работы с гражданами, потому что он удален, малодиверсифицирован и обеспечивает львиную долю от экспортной выручки страны.

Но именно этот мониторинг и не был проведен должным образом администрацией Токаева. Протесты водителей в Жанаозене, позже вылившиеся в общереспубликанский протест, начались 2 января 2022 из-за резкого скачка цен на сжиженный углеводородный газ: с 60 до 120 тенге за литр. Затем к водителям присоединились и другие люди: повышение издержек на топливо в таком отдаленном регионе как Мангистау привело бы к автоматическому повышению цен почти на все товары и на многие услуги.

До конца 2021 года правительство искусственно поддерживало цены на газ на низком уровне. Делать это становилось все труднее: с одной стороны, из-за поломки Павлодарского нефтеперерабатывающего завода осенью 2021 года сократилось производство топлива. С другой, продолжали расти цены на мировых рынках, что заставляло местных производителей все больше переориентироваться на экспорт (ибо экспортные цены значительно выше внутренних). В итоге правительство Казахстана решило более не вмешиваться в ценообразование, руководствуясь рыночными соображениями.

Логику этого решения понять трудно: вместо того, чтобы поддержать стремительно беднеющий и сокращающийся средний класс, и без того подкошенный пандемией, власть решила поддержать крупный бизнес. Альтернативным решением могло бы стать субсидирование стоимости топлива производителям, продающем на внутреннем рынке, либо покупателям напрямую. Но государство приняло решение не портить отношения с экспортно-ориентированными производителями, а покупателей на внутреннем рынке просто поставить перед фактом повышения цен. Когда нужно кем-то жертвовать, государство выбирает тех, кто беднее.

Конец коммунистического строя 30 лет назад стал результатом фундаментальных разногласий лидеров бывшего СССР в отношении того, как следует управлять страной. Одновременно с этим часть граждан больше не могла терпеть советское государство. Перестройка усугубила кризис среди партийных элит и не смогла обеспечить обратную связь между властью и обществом. Многие постсоветские руководители, вышедшие из советской номенклатуры, включая Нурсултана Назарбаева, сумели построить посткоммунистическую рыночную систему, но так и не осознали, что политика не может быть простым дополнением экономики, а рынок не может заменить парламент. Демократия была для них формой – чем-то вроде марксистско-ленинской идеологии в советское время – она неминуемо фигурировала в ритуальных высказываниях, но на практике ее реализация казалась необязательной. Вместо того, чтобы организовать передачу власти демократическим путем, они построили политическую систему таким образом, что она замыкалась на них самих и обслуживала правящий класс, предоставив остальных самим себе – что и привело к обсуждаемым событиям.

Именно поэтому ключевой задачей нынешнего руководства Казахстана является кардинальная политическая реформа. Необходимо вернуть парламенту роль места для дискуссий, каковым он был в 1990-е годы, учредить выборность акимов регионов и городов, отстаивать независимость судов, и наладить каналы обратной связи между государством и обществом. Иначе диалог между гражданами и властью так и будет проходить в форме взаимных ультиматумов.