Эти революции сходятся лишь в двух пунктах – все остальное совсем разное. Оба странных соответствия имеют отношение к исторической памяти и тому влиянию, которое эти события оказали на последующую жизнь стран, где они произошли. Речь идет о Пасхальном восстании в Дублине 1916 года и Октябрьской революции в России 1917-го.

Пасха, национальный праздник

Первое соответствие касается дат, хронологических рамок обеих революций и того, когда именно стали отмечать их годовщины.

Как явствует из названия, Пасхальное восстание произошло на Пасху 1916-го, оно продолжалось пять дней, с 24 по 29 апреля. Вооруженная попытка (пусть и трагически провалившаяся) сбросить власть Британии стала вехой в историческом сознании ирландцев XX века и важнейшим элементом конструирования идеологии национального государства.

Более того, в каком-то смысле Пасхальное восстание до сих пор определяет национальную и даже культурную идентичность ирландцев. Оттого годовщины – и особенно юбилеи – этого события празднуют с размахом. 

Демонстранты выступают в защиту сохранения исторического облика Мур Стрит в Дублине. 2016. (c) Niall Carson / PA Wire / Press Association Images. Все права защищены.В 2016 восстанию исполнилось сто лет и празднества были самыми, по местным скромным меркам, грандиозными. Военный парад, манифестации, флаги и плакаты, толпы, речи политиков, статьи в газетах (к примеру, знаменитая The Irish Times всю неделю только об этом и писала), и, конечно, телевидение, радио, онлайн-издания, споры в сетях – все это уместилось в несколько дней в конце марта—начале апреля, от Страстной Пятницы до первого понедельника после Пасхи. На первый взгляд, все верно – ведь восстание-то «Пасхальное».

Пасхальное восстание до сих пор определяет национальную и даже культурную идентичность ирландцев

Однако, если вдуматься, то ситуация довольно странная. Республика Ирландия (Poblacht na hÉireann, Republic of Ireland) – светское государство, пусть и с сильным католическим влиянием. Соответственно, она живет по светскому календарю и то, что произошло 24-29 апреля, должно, по идее, отмечаться в эти же дни. Однако это не так. В 1948 году, когда ирландское государство приняло современный вид, устройство и название, было установлено, что военный парад по поводу годовщин и юбилеев Пасхального восстания будет происходить на Пасху. У этого решения есть резоны.

Прежде всего, тем самым определялся – даже восстанавливался –  изначальный символический смысл этого события. Повстанцы, как отмечают многие современники и позднейшие исследователи, понимали, что успеха они вряд ли добьются. Скорее это было массовое принесение в жертву себя (и окружающих) с тем, чтобы побудить всех ирландцев начать по-настоящему бороться за независимость.

Само восстание было довольно локальным и участников было немного – в Дублине чуть более тысячи. При этом отношение большинства местного населения к революционерам оказалось прохладным, если не сказать враждебным.

Однако, в конце концов, выиграли не подавившие выступления британцы, а именно революционеры. Казни и преследования сыграли свою роль. 14 расстрелянных руководителей революции чуть ли не мгновенно обрели в общественном мнении статус мучеников, оставшиеся в живых участники событий превратились в просто героев, а власти метрополии – в палачей. И это несмотря на то, что репрессии были довольно ограниченными по тогдашним масштабам; достаточно вообразить себе, что бы сделали с восставшими где-нибудь в Германии или России – в самый разгар Первой мировой, учитывая, что заговорщики получали прямую политическую и военную поддержку от врага.

Естественно, аналогии с мученическим концом Христа, с содержанием праздника Пасхи даже не напрашиваются, нет - на них было намеренно указано лидерами восстания самим фактом выбора даты его начала. Соответственно, празднование годовщин Пасхального восстание в разные светские календарные дни, но непременно на Пасху – подтверждение и христоподобного статуса героев и признание справедливости их идеологического мессиджа.

Изобретение Ирландии        

Символический характер Республики Ирландия определяется самим выбором даты праздника. Новая независимая Ирландия родилась, погибнув в конце апреля 1916 года. То есть она сама – воплощение страстей Христовых, она есть истинно христианская страна, ибо в акте своего появления подражала Иисусу. Это очень важное обстоятельство, которое – отметим еще раз – вроде бы противоречит светскому характеру этого государства. Однако все сложнее.

Не забудем, что колонизация острова англичанами (точнее – англо-нормандцами, к которым присоединились фламандские и даже валлийские колонисты) началась еще во второй половине XII века. Пусть до XVII века англичанам прямо не принадлежал весь остров, но даже местные вожди, сохранившие свои владения, все равно приносили присягу короне.

Более того, «Ирландии», как единого независимого государства, не существовало до появления на острове «оккупантов» – соответственно (как и в случае Индии), собственная государственная идентичность стала следствием колониального периода. Эта идентичность, если мы говорим об Ирландии, требовала «наполнения» – и первым из двух главных ее элементов стал католицизм. Гонения на католическую церковь со стороны англичан-протестантов сделали ее синонимом «ирландскости». Понятия «истинной веры» и «подлинной Ирландии» здесь совпали.

 «Ирландии», как единого независимого государства, не существовало до появления на острове «оккупантов»

Вторым основным элементом ирландской национально-государственной идентичности Нового времени стал ирландский язык и основанная на нем культура, прежде всего, литературная традиция. Ирландский язык был фактически запрещен британцами и ко второй половине XIX века  оказался на грани исчезновения.

Деятели «Ирландского Возрождения» возрождали прежде всего язык, и лингвистический вопрос с самого начала был вопросом социальным, политическим, идеологическим.

Гордая независимая Эйре, а не подчинённая "Западная Британия". Плакат Гэльской лиги.WikiMediaCommons / Frances Georgiana Chenevix Trench (aka Sadhbh Trinseach) / National Museum of Ireland. Некоторые права защищены.Идейный лидер Пасхального восстания Патрик Пирс, один из 14 республиканских мучеников, был именно культурным деятелем, педагогом, неистовым пропагандистом ирландского языка. Но логика борьбы за свой народ привела его на баррикады.

Логика эта известна – она двигала почти всеми националистами второй половины XIX – начала XXI века. Только до 1918-го эти люди воспринимались и до сего дня воспринимаются как герои, а вот после конца Первой мировой их (совершенно, на самом деле, не изменившаяся) позиция оказалась уже близка к фашизму. Вспомним хотя бы Радована Караджича или нынешних «защитников русского языка на Украине».

Итак, быть ирландцем значило быть католиком и говорить на ирландском; в значительной степени для многих в Ирландии это до сих пор так. Соответственно, католицизм – способ национальной идентификации, примерно такую же роль сегодня в России играет православие. Поэтому «Пасха 1916 года» – не просто общехристианская Пасха, это специальная «ирландская Пасха», где страсти Господни слились со страстями Республики.

В таком случае церковный календарь теряет свой всеобщий христианский характер и становится Национальным Календарем, который гораздо важнее обычного, универсального, западного, светского. Восстание 1916 года – Пасхальное, а не Апрельское, оттого оно Ирландское, а не просто одно из многочисленных событий в процессе распада империй в XX веке.

Все врут календари

Через полтора года после Пасхального восстания в Дублине в России произошла Октябрьская революция. Мы не будем обсуждать, какие именно события произошли 25 октября 1917 года в Петрограде.

Напомню лишь одно обстоятельство, пусть  общеизвестное, но важное в контексте этого разговора. До относительно недавнего времени в СССР годовщины и юбилеи Великой Октябрьской Социалистической Революции отмечали – с несоизмеримо большей помпой, нежели подобные события в Ирландии – 7 ноября. За Октябрьскую революцию пили в ноябре. Вот здесь две революции, ирландская и русская, сходятся в факте хронологической путаницы и в том, что эта путаница в обоих случаях была следствием очевидного идеологического расчета.

Празднование второй годовщины Октябрьской революции. 7 ноября 1919, Москва. CC L.Y. Leonidov / WikiMediaCommons. PD-US.Формальная логика, определившая дату советского празднования ясна: 25 октября – по «старому» (юлианскому) календарю, а 7 ноября – по «новому» (григорианскому). Забавно, что один из двух существовавших много веков календарей определяется как «новый» по отношению к другому, столь же неновому, но для России это было именно так. Можно, конечно, приписать существование до начала 1918 года собственного церковного календаря особой русской богомольности, традиционности и прочему, однако все гораздо прагматичнее.

После реформ Петра Великого русская православная церковь стала государственной институцией, соответственно, ее календарь превратился в «календарь Империи», потеряв какой-либо церковный смысл. Календарь, как и сама православная церковь со светским обер-прокурором во главе, стал элементом государственной идентичности, а начиная с Александра III, который принялся поощрять русский национализм (что, в перспективе, привело к распаду империи) – и национально-государственной идентичности.

Календарь, как и сама православная церковь со светским обер-прокурором во главе, стал элементом национально-государственной идентичности

То, к чему стремились ирландские республиканцы, к тому времени уже давно было частью российской имперской идеологии. Как выразился Достоевский, «русский без православия – дрянь, а не человек». В этом известном высказывании классика не следует, однако, видеть обычную ругань в отношении неправославных русских. «Дрянь» в то время значило немного другое; у Даля читаем: «дрянь – собират. сор, мусор, хлам, грязь, нечистота; все никуда негодное, ветхое, плохое, ничего не стоющее». То есть, по Достоевскому неправославный русский, прежде всего, негодный, плохой русский, отпавший от большого народного тела, ставший сором. Более красноречивого определения национальной идентичности посредством искажения религии, которая основана  на идее универсального и всеобщего, представить невозможно.

Итак, «старый календарь», «старый стиль» говорят о том, что Россия есть Империя, что Империя есть Православие, а принадлежность к России и Православию, за небольшим исключением, совпадает. Октябрьская (по старому стилю) революция – знак того, что со всем этим особенным, национально- и религиозно-ограниченным отныне покончено. Большевики устраивали не переворот и даже не захват власти в отдельно взятом городе или стране. Они нацелились на Мировую революцию, которая избавит человечество от эксплуатации, национальных границ и, конечно же, от странных заблуждений под названием «религия».

Одним из шагов к этому стал переход на всеобщий календарь, на григорианский, который опять-таки, не имел уже никакого церковного значения и указывал лишь на принадлежность к человечеству целиком. Потому праздновать годовщины и юбилеи Октябрьской революции решили не в октябре (когда она произошла, ведь тогда в действии был еще «старый стиль»!), а в ноябре, то есть, в мировом масштабе.

В.И. Ленин против Патрика Пирса

Пасхальное восстание возвращало ирландский народ как бы «домой», «к себе», в собственную изобретенную деятелями «Кельтского Возрождения» идентичность и собственную отгороженную от Британской империи и от мировой войны жизнь.

Октябрьская революция «выставляла» русский народ и прочие народы бывшей империи в Большой Мир, она переводила русскую историю на уровень всеобщей – и давала пример всему человечеству, как объединить усилия и, наконец-то, построить счастливое будущее.

Обе интенции остались нереализованными, только в разной степени. Ирландия, слава Богу, стала европейской страной, а не «чисто ирландской», хотя путь ее был тяжел и включал в себя гражданскую войну, строительство странного чиновничье-националистического государства, многолетнее господство одной партии, бедность и многое иное. Жертвы героев Пасхального восстания не были напрасными – Ирландия (пусть и не вся) действительно получила независимость, но в результате вышла далеко не та Ирландия, о которой мечтали революционеры.

Идентичность постсоветского россиянина определяется сегодня точно так же, как идентичность ирландского повстанца 1916 года

Русские большевики, казалось бы, тоже победили, но не надолго. Сначала их почти всех поубивали в 1930-е – уже другие люди, которые всеобщность коммунизма и социальной справедливости подменили созданием новой, квазироссийской империи. Но память «героев революции» еще чтили, вычеркнув, впрочем, по ходу дела почти их всех персонально из революционных святцев.

Главное же изменение произошло после 1991 года, и, пожалуй, происходит сейчас в России. Пафос всеобщей справедливости и счастья всего человечества кажется не только неуместным нынешней российской власти, но  и населению – он для них психологически невыносим.

Во-первых, счастье должно быть только «у нас», а справедливость еще избирательней – «для своих», да и то по обстоятельствам и «по понятиям». Во-вторых, идентичность постсоветского россиянина определяется сегодня точно так же, как идентичность ирландского повстанца 1916-го – через превратно воспринятую религию (православие) и через столь же странно понимаемые собственный язык и культуру.

Владимир Путин и лидеры "традиционных" конфессий после возложения цветов к памятнику Минину и Пожарскому. 4 ноября 2012. Источник: kremlin.ru. Всемирный проект русского коммунизма непонятен, враждебен и даже опасен для нынешней России  - и, что самое смешное, особенно для нынешних российских коммунистов.

Но с другой стороны, ведь непременно надо гордиться «великим прошлым»! А Октябрьская революция это, пожалуй, и есть самое великое прошлое для России – ни одно другое событие русской истории не оказало такого влияния на весь мир. Получается, что Ленин (но не сомнительный еврей Троцкий) – это, с оговорками и ужимками, наше все, примерно, как убитый им Николай Второй. Конечно, оба они проигрывают великому Сталину, который идеально ложится в новые представления о великом прошлом и настоящем России; но надо же быть справедливым – ведь без Ленина не было бы и Сталина. Так что отдадим Ильичу должное и отпустим с миром.

Примерно в таких пределах мечется путинская идеологическая обслуга, когда она размышляет о том, как бы извлечь побольше пользы от грядущего в ноябре 2017 года юбилея Октябрьской революции. Думаю, эти люди должны завидовать своим ирландским коллегам – у тех были проблемы, но весьма скромные.

Постскриптум: встреча революций

В 1916 году темы обеих революций – национальная и универсальная – сошлись в статье Ленина, который пересиживал войну в нейтральной Швейцарии.

Вот что он писал: «Ибо думать, что мыслима социальная революция без восстаний маленьких наций в колониях и в Европе, без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения несознательных пролетарских и полупролетарских масс против помещичьего, церковного, монархического, национального и т. п. гнета, — думать так значит отрекаться от социальной революции. Должно быть, выстроится в одном месте одно войско и скажет: «мы за социализм», а в другом другое и скажет: «мы за империализм» и это будет социальная революция!»

Но сто лет спустя все вышло совсем по-другому, не как хотел Ленин – идеалом нынешней российской власти является то, о чем мечтал Патрик Пирс и его соратники. Что же, так устроена история Нового времени: сегодня памятью Шандора Петефи клянутся венгерские криптофашисты, а уж что еще недавно вытворяли поклонники Пирса из ИРА, даже и вспоминать не хочется. И никаких социальных революций, увы.