Большая компания, оставшаяся ночевать у меня дома в ночь с 18 на 19 августа, просыпалась медленно, пила кофе, лениво опохмелялась. Нам было немногим за 20, большинство из нас заканчивало Новосибирский университет, мир вокруг стремительно менялся, каждый день появлялись новые книги, новая музыка и новые перспективы. Жизнь становилась как никогда увлекательной. Мы очень много читали и бесконечно разговаривали.

Кто-то включил проводной приемник - довольно бессмысленный гаджет, источник коротких новостей и точного времени. Через некоторое время моя жена, единственный среди нас, кто прислушивался к бубнежу из пластмассовой коробки с тремя кнопками, сказала: “Кажется, Горбачева убили”. Мы выкрутили громкость на максимум. Диктор с интонациями, которые уже несколько лет как исчезли, читал заявление о нездоровье Горбачева и создании Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР. По телевизору было то же самое.

Мы нашли приемник. Оказалось, что Горбачев жив, но болен, а в стране ночью поменялась власть

Тогда мы стали искать радиоприемник - настоящий, не подключенный к проводам из стены - который лежал где-то в кладовке. Им не пользовались уже несколько лет - с тех пор как отпала потребность в иностранных радиостанциях, а в советских масс-медиа появились настоящие новости.

Да и вообще в конце 80-х - начале 90-х телевизор и газеты стали настолько интересными, что радио незаметно ушло на периферию. В 1989 группа “Несчастный случай” сняла для телепрограммы “Взгляд” клип “Радио”: веселый и абсурдистский. Музыканты разламывали те самые проводные приемники, но пели при этом зажигательную ахинею, под которую было хорошо танцевать. Идеологического посыла в песне “Радио” не было.

Мы нашли приемник. Оказалось, что Горбачев жив, но болен, а в стране ночью поменялась власть.

Время коротких волн

Я не помню, когда в доме появился серебристо-черный приемник ВЭФ - кажется, он был всегда. Позже я узнал, что та модель, которую когда-то купили родители, была моей ровесницей. ВЭФ-12 выпускали с 1967 года.

Он, как и многие другие приемники рижского производства, отлично ловил короткие волны, а именно в этом диапазоне вещали на Советский Союз западные радиостанции. Советские масс-медиа мало что сообщали о происходящем в мире. Мой дед выписывал обе главные газеты: “Правду” и “Известия”. Они казались идентичными. Позже, когда слово “перестройка” уже было сказано, но в стране еще ничего не изменилось, рок-группа “Телевизор” в программной песне “С вами говорит телевизор” спела: “Вечер не даст ничего – / Программа все та же.”

А во времена зрелого застоя мне, новосибирскому школьнику, какое-то представление о реальности, помимо разговоров взрослых, давало сочетание “Литературной газеты”, которая писала не только о литературе, дайджеста иностранной прессы “За рубежом” и “Международной панорамы”. Но советские газеты и передачи в любом случае только помогали развить специфическое умение читать между строк.

И потому лет с 12 я осознанно слушал “голоса” - чаще всего это был “Голос Америки”, который лучше ловился и который меньше глушили. Там был джаз. Там были новости, которые хотелось слушать и которые казались невероятными: потери Советской армии в Афганистане, аресты диссидентов, военное положение в Польше, Фолклендская война в неизвестных подробностях, терроризм. Июльской ночью 1980 года “Голос Америки” сообщил о смерти Высоцкого - и конечно, на следующее утро никто из друзей мне не поверил, ведь советские радио и телевидение ничего об этом не сказали.

"Радио Свобода" предоставляло своей аудитории в СССР и других странах Восточной Европы замалчиваемые факты советской истории и современной действительности. (с) AP / Press Association Images. Все права защищены.Не то, чтобы взрослые поощряли мое увлечение уносить приемник к себе в комнату на ночь, но в семье привычка слушать запрещенные радиостанции была негласной нормой - как и критически говорить о советской власти.

Конечно, что-то не произносилось вслух, но любой эзопов язык был прозрачен и ясен. Когда бабушка, косясь на меня, говорила матери: “NN предстоит поездка за океан”, я прекрасно понимал, что NN едет не в командировку на Кубу, а эмигрирует в США. Ничего удивительного: вот наши соседи с 8 этажа много лет добивались, чтобы их выпустили съездить к родственникам в ФРГ, и уехав в гости, немедленно попросили политического убежища. Квартиру на 8 этаже с роялем и всеми атрибутами советского благополучия они просто бросили.

Мне повезло и со школой, где нравы для того времени - начала 80-х - тоже были чрезвычайно либеральны. По крайней мере, мы с некоторыми одноклассниками не боялись обсуждать услышанное по “голосам”. Найти - “поймать” - новую радиостанцию было азартным спортом и знаком доблести. Все зависело от настойчивости радиослушателя и свойств приемника. Огромный ламповый приемник, стоявший на даче, ловил китайское радио - там воспевали Хуа Гофэна и Ху Яобана даже с большей страстью, чем программа “Время” - Брежнева, а еще китайцы транслировали совсем непривычную музыку. Кто-то настраивался на частоту канадского радио.

Услышанными новостями обменивались, как обменивались самиздатом - политическим и литературным

Один мой приятель уверял, что слышал передачи на русском языке “Христианского радио Филиппин”, но я до сих пор убеждён, что это была выдумка - или ошибка, скорее всего мой знакомый настроился на “Радио Ватикана”. Жившая в Минске бабушка, когда я приехал к ней каникулы, с изумлением рассказывала, что поймала волну “Голоса Израиля” - в европейской части СССР “голоса” были слышны куда лучше. В Новосибирске мне никогда не удавалось настроиться на “Свободу” и Deutsche Welle, и очень редко - на BBC.

Услышанными новостями обменивались, как обменивались самиздатом - политическим и литературным. Представление о том, что это попросту опасно, уходило куда-то на периферию подросткового чувства самосохранения. 

Позже это легкое отношение к возможности свободно обсуждать новости, услышанные по ночам, изменило мою жизнь радикально. После школы я поступил в медицинский институт, где продолжал делиться услышанными по “Голосу Америки” вестями из Афганистана и Польши: шел 1984 год. Некоторые из однокурсников с удовольствием включались в обсуждение. Один из них оказался штатным стукачом, и моя медицинская карьера закончилась сдачей зачета по анатомии костей. Уже в ноябре меня исключили из комсомола и института с формулировкой “за нарушение норм социалистического общежития, выразившееся в попытках враждебной буржуазной пропаганды”. 

Моя привязанность к ВЭФ-12 от этого не стала меньше. Но тогда я не знал, что уже через четыре года цензура в СССР практически исчезнет и западные радиостанции перестанут глушить. В Новосибирске на базе глушилки - “радиостанции № 3” в августе 1991 года начала вещать первая частная телекомпания. 

Возвращение радио 

В утро путча ВЭФ-12 работал отлично. Его антенна разваливалась, но кто-то догадался сунуть в гнездо металлическую проволоку, а другой ее конец примотать к стояку батареи. Было хорошо слышно, не то, что за десять лет до этого. 

В течение часа от “Голоса Америки”, BBC и “Свободы” мы узнали про Горбачева в Форосе, про танки, идущие на Москву, про москвичей, которые собираются у памятника Юрию Долгорукому и у Белого дома.

Что происходило с большинством местных масс-медиа, было совсем не понятно, и этот сумбур был естественным продолжением общенационального политического хаоса

Но хотелось узнать, что происходит в Новосибирске. Об этом тоже говорил приемник - но уже на местных волнах, в самой популярной передаче областного радио “Микрофорум”. Эта информационно-аналитическая программа была классическим продуктом гласности. Ее создали несколько молодых журналистов еще в марте 1987 года, и она жила в том же эфире, что и официозные новости и сводки о надоях. Днем 19 августа “Микрофорум” сообщил, что группа депутатов городского совета от фракции “Демократическая ориентация” проводит митинг против ГКЧП вечером 20 августа на площади у самой большой в городе библиотеки. 

Что происходило с большинством местных масс-медиа, было совсем не понятно, и этот сумбур был естественным продолжением общенационального политического хаоса. Вечером не вышла в эфир главная новостная программа областного телевидения, “Панорама”, которую трудно было заподозрить в симпатиях к демократам. Считавшаяся демократической газета “Вечерний Новосибирск” неожиданно опубликовала обращение ГКЧП. 

10 февраля 1991, Новосибирск. Демонстрация в честь 74-летия Февральской революции. (с) Дмитрий Марголин, blog.visart.bizНовосибирский городской совет депутатов объявил о поддержке Ельцина, отказе подчиняться приказам путчистов и поднял над зданием нынешней мэрии триколор. Областной совет политических заявлений не делал, призывал к спокойствию и сообщал, что главное - уборка урожая. “Наука в Сибири” - орган Сибирского отделения Академии наук вышла с белым пятном на первой полосе, и можно было только гадать, какой именно материал не захотел или не смог поставить туда журналисты из Академгородка. Позже говорили, что редактор в последний момент снял осуждавшее ГКЧП заявление российских властей.

Две газеты, комсомольская “Молодость Сибири” и независимая “Сибирская газета”, решили выпускать совместные экстренные номера - в том числе и для того, чтобы сообщать о решениях горсовета, но типография, принадлежащая областным и партийным властям, отказалась их печатать. “Молодёжке” и “Сибирской” пришлось вернуться к традициям самиздата: 20 и 21 августа они выпустили полулегально отпечатанные в типографии какого-то НИИ два двухполосных специальных номера.

Радикальнее всех поступил первый новосибирский таблоид “Красный проспект”, в котором работало несколько журналистов с диссидентским прошлым. “Красный проспект” каждые несколько часов выпускал листовки с обновлениями собранной по разным каналам информации - местной и общесоюзной. 

Возвращение листовок 

19 августа на улицах ничего особенного происходило, но начали собираться в самом центре, на площади Ленина. На следующий день, когда мы большой компанией пошли на митинг “против ГКЧП”, то увидели стоявших на перекрестках солдат внутренних войск. 

Многие прохожие подходили к ним и расспрашивали, что происходит. Солдат, с которым разговаривали мы, смущался, говорил, что он военный регулировщик, что скоро должна пройти техника, что он ничего не знает. У нас был с собой маленький приёмник, мы дали ему немного послушать. Солдат поблагодарил, но сказал, что должен выполнить приказ. 

Новосибирск. Демонстрация 1 мая 1991 года. (с) Дмитрий Марголин, blog.visart.bizПозже появилась военная техника и грузовики с солдатами, но колонна не свернула к центру и уехала куда-то к северной части города. Группа молодых людей пошла пикетировать расположенный на центральной улице Новосибирска штаб Сибирского военного округа. Мы отправились на митинг, который оказался многочисленным. Там кроме призывов свергнуть путчистов и поддержать Ельцина, зачитывались новости из Москвы и других городов. Информации по-прежнему было мало.

Следующий день, 21 августа, проходил у приемника и в обзвоне друзей. Что будет, если путчисты победят? Военное положение? Снова цензура? Тогда точно будет нужно эмигрировать. Или все же будет не так жестко, как до перестройки? Впрочем, к вечеру стало понятно, что ГКЧП проигрывает, и войска уходят из Москвы.

Утром 22 августа телевизор уже показывал возвращение Горбачева из крымского плена в Москву, а двоюродный дедушка из Ленинграда, которому я позвонил поздравить с днем рождения, кричал в трубку: ”Какой день рождения, о чем ты?! Тут у нас такое! Собчак флотом командует!” У пожилого родственника, очевидно, тоже была нехватка информации, но не было привычки слушать “голоса”.

22 августа в Новосибиске было пасмурно. Главная площадь города, имени Ленина, была закрыта для транспорта - там проходил многотысячный митинг в поддержку победивших путч российских властей.

Новосибирск, площадь Ленина, 22 августа 1991 года (с) Дмитрий Марголин, blog.visart.bizРепортаж о московском “митинге победителей” и похоронах погибших Усова, Комаря и Кричевского мы смотрели по первому каналу советского телевидения. Те, кто не отрывался от новостей эти три дня, вернулся к обыденной жизни. Сигареты были по-прежнему в дефиците, у пивных киосков стояли очереди, через неделю начинался учебный год - мой последний курс в университете.

ВЭФ-12 было решено хранить вечно. Проводной приемник на всякий случай мы тоже решили не отключать. 

После новостей

Последний раз пластмассовая коробка проводного радио сообщила новости, которые заставили снова включить ВЭФ-12, в октябре 1993 года. Но честно говоря, на короткие волны мы настраивались больше из любопытства, чем из необходимости.

К осени 1993 наступила уже совсем другая информационная эпоха, а еще через пару лет она получила новую технологическую базу. Дальше начинается история интернета и мобильной связи. 

Казалось бы, аналогии бессмысленны. Даже авторитарная Россия образца 2016 года в тысячи раз более открыта, чем брежневский СССР

Воспоминания о том, как мы прислушивались к рижскому радиоприемнику в августе 1991 года могли бы остаться сентиментальным мемуаром, каких много появится на этой неделе. О молодости, которая прошла, и об истории, которая закончилась. Но опыт поиска информации оказывается сегодня гораздо более актуальным, чем можно было предположить тогда, в 1991 году, когда путч провалился, а журналистика вроде бы появилась.

Казалось бы, аналогии бессмысленны. Даже авторитарная Россия образца 2016 года в тысячи раз более открыта, чем брежневский СССР. С “глушилками” эпохи интернета легко бороться анонимайзерами. Потребности в скрытой информации нет: она проникает благодаря многочисленным СМИ и блогерам.

Жители бывшего СССР лучше знают иностранные языки, а функции еженедельника “За рубежом” эффективнее выполняет обновляемый по несколько раз в день сайт ИноСМИ. Количество русскоязычных СМИ за границей России огромно, и даже если не считать сайты и газеты, ориентированные на эмигрантскую аудиторию, то их число не сопоставимо с “голосами”, вещавшими когда-то на СССР.

Новостей много. Но каналы их передачи транслируют удручающе малое количество точек зрения. И представляя себе читателя, для которого работаю, я думаю о человеке из условного Новосибирска, которому нужны те самые “альтернативные источники информации”. Сегодня это альтернативные источники интерпретации. Потребность в них становится все больше.