"Жена фабрика-миллионера"

"Жена фабрика-миллионера". Именно так, а не "фабриканта", значится в выписке из протокола тройки УНКВД по Киевской области. "Украинку, дворянку" Веру Васильевну Гусеву-Романовскую тройка постановила "расстрелять, личное имущество конфисковать".

В парке возле Киевского политехнического института мы общаемся с Алексеем Гусевым, внуком репрессированной. Инженер в области теплоснабжения и вентиляции к встрече с корреспондентом oDR подготовился тщательно. Написал краткую справку, заранее отыскал и переслал фотографии. Гусев рассказывает: перед арестом его 51-летняя бабушка преподавала математику в Киевском речном техникуме. Задержали и расстреляли ее в 1938 году как "украинскую националистку" по ложному доносу знакомых.

– Они были в приятельских отношениях с бабушкой. Уцелели ли сами, не знаю, не интересовался. Я их не знал. А вот тетя, дочь репрессированной, знала. Поэтому, когда в 1989 году увидела документы, была в шоке, – вспоминает Алексей.

Бабушку в живых он не застал, знает о ней из коротких рассказов родственников. Семье не сообщили, что Веру Гусеву-Романовскую расстреляли, и дочка репрессированной Лидия, тетя Алексея, еще год после ее смерти продолжала носить передачи. О казни матери узнала только в 1989 году. Гусев говорит, что в семье старались не говорить о ней, особенно его отец, сын Веры Васильевны.

– В советский период они старались не поднимать этот вопрос – ни отец, ни тетя. Политика нашей страны не предполагала обсуждения. Фотографии бабушки в семье хранились, мы знали, что такой человек был. Но мой отец не хотел, чтобы тема репрессированной негативно отразилась на нем, на его детях, на служебном положении – он был деканом факультета в строительном институте. Могла быть неадекватная реакция со стороны властей. Уже когда его не стало, его сестра смогла нам кое-что рассказать.

Вместе с тетей в 1989 году Алексей обратился в архив КГБ. В присутствии сотрудников им показали дело и разрешили забрать бабушкино удостоверение личности и фотографии.

– Мы документы пролистали, копию не могли снять. Все было кратковременно, поверхностно. Тем более когда речь идет о родном, близком человеке, волнуешься, запомнить всю информацию трудно.

В этом же году по запросу тети Алексея и его отца Веру Васильевну реабилитировали – через 61 год после расстрела. В следующий раз Алексей обратился в архив через 26 лет: в 2015 году в Украине приняли новый закон о доступе к архивам репрессивных органов. Гусев неделю неспешно работал с делом бабушки и скопировал все 60 страниц. Для него это стало одним из эпизодов поиска корней. Сейчас историческую "разведку" он продолжает вместе с сыном. Тети, с которой он начинал поиск, к тому моменту уже не было в живых.

Архивная революция

Формально архивы советских органов, среди которых Гусев нашел дело своей бабушки, перешли по наследству Службе безопасности Украины. В 2015 году Верховная Рада Украины приняла закон "О доступе к архивам репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917-1991 годов", который упростил знакомство с делами.

– До принятия закона можно было ознакомиться только с делом на реабилитированного, если у вас было разрешение от него или его родственников. Или вы были исследователем, вас давно знали. И действовала процедура рассекречивания – вам давали только эти документы, – рассказывает директор Отраслевого государственного архива СБУ Андрей Когут.

В 2015 году ситуация изменилась.

Во-первых, закон признал недействительными все грифы секретности, наложенные не Украиной. То есть советский гриф "Совершенно секретно" больше ничего не значит. Однако нынешнее руководство архива столкнулось с тем, что при президенте Викторе Януковиче их предшественники по новой засекретили около двух тысяч дел советского периода. Например, грифы появились на документах о борьбе с ОУН-УПА и религиозными деятелями. Сейчас эти дела заново рассекречивают.

Во-вторых, ограничить доступ к архивной информации могут только сами жертвы репрессивных органов и их родственники. За четыре года был только один подобный случай – доступ к данным закрыли на 25 лет. Это дело сотрудники на руки не выдают. По запросу могут извлечь ту информацию, которая не попадает под ограничение.

Также просили закрыть доступ родственники бывших чекистов. Но в законе есть специальная оговорка: на штатных и нештатных сотрудников репрессивных органов право об ограничении не распространяется, даже если потом они стали жертвами "коллег". Кстати, в архиве СБУ можно искать данные не только о жертвах репрессий, но и об исполнителях.

По закону, все материалы репрессивных органов должны объединить под одной крышей – в Отраслевом государственном архиве Украинского института национальной памяти. Но пока этот архив создан только юридически. Для него еще нужно найти подходящее помещение и набрать сотрудников.

Работа с архивом

– А почему вы скрыли, что вы иностранец? – полушутя уточняет у меня директор архива Когут.

Мой кыргызский паспорт стал неожиданным препятствием, чтобы попасть внутрь. Архив, как и все помещения СБУ, считается режимным объектом. В приемной нужно заранее оформлять пропуск. Иностранцам его делают в течение трех дней. Когут пошел навстречу – мы записали интервью в кафе неподалеку.

– Нужно написать нам обращение. Оставить контактные данные, указать, с чем именно хотели бы поработать и когда. Мы в срок от недели до месяца ищем, есть ли у нас такие материалы или хотя бы источники, которые могут установить местонахождение нужной информации. Если есть, оставляем телефон нашего сотрудника, с которым нужно согласовать дату и время посещения читального зала. Если нет данных, рекомендуем, куда еще обратиться.

Если с документами хочет поработать иностранный гражданин, кроме запроса он должен прислать копию паспорта. На граждан России распространяются общие правила для иностранцев.

– Мы отвечаем гражданам РФ, которые ищут своих репрессированных родственников. К нам приезжают исследователи, журналисты из России. Как и все другие иностранцы, они проходят процедуру получения пропуска, работают в нашем читальном зале, делают копии документов собственными техническими средствами. То есть пользуются теми же правами, – говорит директор архива.

Запрос о доступе нужно присылать на электронную почту. Но если мейл заявителя в российской доменной зоне - например, Mail.ru, Yandex.ru – ответ не придет. Также архив не ответит, если запрос будет от российского госучреждения.

Верховная Рада еще в январе 2015 года объявила Россию государством-агрессором из-за аннексии Крыма и войны на Донбассе. А в 2017 году тогдашний президент Петр Порошенко утвердил блокировку российских сервисов и соцсетей "ВКонтакте" и "Одноклассники". Как следствие, украинским госорганам запретили использовать российские сервисы и вести переписку с российскими электронными адресами.

Об ограничениях на переписку с российских электронных адресов пользователь может и не догадаться. У архива СБУ нет собственного сайта, есть только страница на общем портале СБУ. Там опубликован путеводитель по архиву на украинском и русском языках. Но обе версии вышли в 2009-2010 годах, когда между Украиной и Россией были совсем другие отношения. "Проблема в том, что все очевидное не является очевидным для всех, я с этим согласен", – говорит на мое замечание директор архива.

Украинское законодательство обязывает отвечать на обращения граждан в течение месяца, но как правило, хватает двух недель. Если дела нет в архиве СБУ, но есть отсылка на материалы в других архивах, учреждение выдает сопроводительное письмо. В случае Алексея Гусева было именно так – основные материалы лежали в бывшем архиве ЦК Компартии УССР.

Архивы репрессивных органов разбросаны по всей Украине. Материалы об административных репрессиях, например, о депортациях или раскулачивании – в архиве МВД. Материалы из бывшего архива КГБ есть в архиве СБУ и его подразделениях в регионах – архиве Службы внешней разведки Украины и Центральном государственном архиве общественных организаций. Но начинать поиск лучше всего с СБУ.

В день архив СБУ принимает от 12 до 20 посетителей. Всего в нем 225 тысяч единиц хранения и еще около 800 тысяч единиц – в регионах. В Европе документы измеряют в километрах архивных полок, так что в киевском хранилище Службы безопасности Украины – семь километров документов. Фотографировать материалы разрешено, но сделать качественные ксерокопии сложно – нет оборудования. Некоторые приходят со своим.

Сотни расстрелянных в одном документе

Когда работаешь в архиве о репрессиях, информацию из документов важно не принимать близко к сердцу, говорит Андрей Когут. Не привыкшие сотрудники получают стресс на рабочем месте.

– У нас была новая сотрудница. Мы начали выдавать ей дела, чтобы она составляла описания. Я захожу в ее кабинет, а она плачет: начала вчитываться и не выдержала эмоционально. Те, кто уже давно работает, пытаются относиться отстраненно. Просто записывают ключевые данные, и все. Она же начала читать дело, а не обрабатывать его, – вспоминает он.

Самого Когута впечатляют массовые дела :

– Например, протокол на 300 людей. Из них 280 – расстрелять, 15 – сослать в лагерь и пять – отправить на дорасследование. Когда ты видишь такой протокол впервые и читаешь: "Расстрелять, расстрелять, расстрелять" – такой конвейер, то поверить, что "тройки" или "двойки" в каждое дело вникали, невозможно.

Директор архива предостерегает: знакомясь с документами КГБ или НКВД, нужно держать в голове, что это были за органы. Документы могли сфальсифицировать, чтобы обмануть, посеять вражду или скомпрометировать человека. Или вовсе доложить их позже, чтобы дело выглядело толще. Человека, который "сознался", могли использовать в оперативной игре. Или выбить признание пытками.

– Если вы берете протокол допроса, там должно быть указано время начала и время окончания. Если человека начали допрашивать в восемь вечера и закончили в семь утра, а протокол – на три страницы, в которых он говорит: "Я виновен", наверное, человек не говорил столько времени на три страницы – значит, было что-то другое. По подписи можно понять состояние, насколько она четкая, не расплывчатая.

Алексея Гусева, нашедшего материалы своей бабушки, впечатлило хамство следователей. По своему опыту изучения источников он считает, что женщинам оперативники и следователи не делали никакого снисхождения – наоборот, действовали более изощренно. "Это была и спекуляция на детях, и всякие зверства", – говорит он.

Координатор общественной организации "Последний адрес - Украина" Евгений Белый в архивах нашел дела артистов киевской оперы за 1941 год. Перед нацистской оккупацией Киева спецслужбы хватали тех, кого считали потенциальными предателями. Белого впечатлило, какими мелочными люди могут быть даже на пороге смерти.

– Люди понимают, что жизнь, возможно, держится на волоске, а они говорят о том, как один артист другому морду набил, как кто-то кирпичи воровал, там не здоровался, там плюнул. Думают, как навредить коллеге, партнеру по сцене.

Другие источники

Начать поиск информации о репрессированных предках можно, не выходя из дома. На сайте государственного проекта "Реабилитированы историей" есть "Национальный банк репрессированных" – пофамильный справочник о жертвах советского режима. Есть в нем и короткое досье на Веру Гусеву-Романовскую: дата ареста, расстрела и реабилитации. Материалы проекта "Реабилитированы историей" дублировало международное общество "Мемориал", у которого есть своя база "Жертвы политического террора в СССР".

В мае 2017 года в Украине заработал проект "Последний адрес". Его истоки – российские и европейские. В странах Европы с начала девяностых годов существует инициатива "Камни преткновения" - организаторы устанавливают памятные знаки возле домов, откуда забирали жертв Холокоста. В России и в Украине на дома, где были арестованы жертвы советских репрессий, вешают таблички "Последний адрес".

Российская и украинская организация независимы друг от друга, но дизайн табличек – одинаковый. Механизм работы также идентичен: после обращения представители проверяют информацию в архивах и изготавливают табличку. По словам координатора украинской организации Евгения Белого, в архивы все равно обращаются, даже если все кажется очевидным – несмотря на бытовые неудобства, старую мебель и некомфортную температуру в читальных залах.

– Мы ищем оригинал уголовного дела. Среди прочего проверяем и адрес. Названия улиц за семьдесят лет могли меняться неоднократно. Кроме того, могли менять нумерацию домов. Еще для нас важно, чтобы человек был реабилитирован, чтобы подчеркнуть преступность режима и невиновность убитых жертв. Найти в Украине в 2019 году любое уголовное дело – это уже даже не секрет Полишинеля. Однажды я случайно заходил в архив СБУ вместе с его директором. Представить такую ситуацию в России, когда руководство архива не прячется и идет навстречу любому гражданину – это роскошь, нужно об этом помнить.

История каждого репрессированного по-своему трагична. Например, фармацевт, поляк Юлий Белецкий стал жертвой "национальной операции". В поселке Новая Водолага Харьковской области есть табличка железнодорожнику Павлу Горбатенко: его обвинили в том, что он якобы хотел пускать под откос поезда.

В Киеве на доме по улице Шота Руставели 11 рядом висят две таблички: в сентябре 1937 года был арестован адвокат Леонид Сорандо, а спустя месяц забрали и его жену, переводчицу Марию Забугину. К середине ноября казнили обоих.

В 2017 году табличку в память о бабушке заказал и Алексей Гусев. Он сам крепил ее на стену последнего адреса Веры Васильевны.

Память и политика

В последние годы День памяти жертв политических репрессий в Украине отмечают на государственном уровне. Пятый президент страны Петр Порошенко каждый год приезжал на мемориал "Быковнянские могилы" на окраине Киева – место захоронения репрессированных. Поехал он туда и 19 мая, последний раз в президентском статусе. Но говорил не только об исторических уроках, но и о своих достижениях:

– На земле, где деревья растут из людской крови, не может быть и речи о политическом заигрывании с агрессором и наследником режима, который эту кровь проливал. Мы с вами это очень хорошо осознали и ни разу не отступили от избранного пути. Фактически завершен за последние пять лет процесс декоммунизации в нашей стране. Запрещена коммунистическая идеология. Православная церковь Украины получила от Вселенского патриарха Томос об автокефалии.

Владимир Зеленский 19 мая на "Быковнянские могилы" не поехал. За неделю до этого представители Зеленского хотели устроить 19 мая церемонию инаугурации – в выходной день, чтобы избежать транспортного коллапса. Но директор Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович напоминал победившему кандидату о траурном дне.

19 мая на странице Зеленского в Facebook появился тематический пост: "Вспоминаем уничтоженных советской властью. Боремся за возвращение домой узников Кремля". Таким образом он провел параллель между советскими репрессиями и нынешними российскими уголовными делами против украинцев. 22 мая "Объединение родственников политузников Кремля" еще раз напомнило новому президенту, что около ста человек пострадали от преследований и незаконных заключений в аннексированном Крыму, России и Беларуси.

То, что к теме памяти украинские политики стали обращаться чаще – это позитивный тренд, считает Евгений Белый из "Последнего адреса". Даже несмотря на то, что делают они это зачастую ради собственных интересов:

– Конечно, можно говорить о том, что подчеркивание антигуманного, преступного, антиукраинского характера советщины делается в пику Москве, что это определенная политическая карта, которая разыгрывается в высоких кабинетах. Но как бы мы не относились к иногда чрезмерному, иногда позерскому, иногда канцелярскому отношению официальных лиц к болезненным вопросам истории, не выкинуть из песни того факта, что рано или поздно этим вопросом нужно было заняться. Нужно было проводить историческую ревизию, начать ставить точки над і в самых трагических вопросах украинской истории. Потому что для установления прочной государственности знание истории так же жизненно необходимо, как и знание базовых законов на уровне Конституции, – считает Белый.