Ленин выступает перед народом со своего мавзолея, а Сталин завидует красной завистью. CC BY-NC-ND 2.0 Constantin Philippoff / Flickr. Некоторые права защищены.Трансформация советской идеологии заключалась в постепенном процессе исчезновения из ее состава самой "идеологии". Идеология не бывает прикладной, она предшествует политической практике, определяя ее направление и дискурс. Она отпечатывается в каждом мельчайшем жесте власти и в каждой ответной реплике общества. Идеология тотальна и априорна.

Революционеры, могильщики революции

Первым, кто нанес по советской идеологии мощный, фактически смертельный удар, был Сталин. Именно он положил набор временных мер, предусмотренных Лениным, в основу своего постоянного внутреннего и внешнего курса. Ленин устроил террор для того, чтобы победить в Гражданской войне, ограничив его таким образом во времени – Сталин ввел террор перманентный. Ленин считал сосуществование социалистического государства с капиталистическим миром временной мерой – Сталин воссоздал историческую Российскую империю, игравшую внешнеполитическую игру по имперским правилам. Ленин вынужденно пошел на временное разрешение классового общества и эксплуатации (НЭП) – Сталин создал новое кастовое общество с гигантской имущественной пропастью между новой знатью и обычными людьми, прежде всего, рабочими и крестьянами.

Наконец, Ленин в тактических целях поддерживал национальные движения, которые разрушали империи – Сталин стал отцом националистического курса, однако только русского. В чем-то он вышел за пределы временных ленинских мер – в антисемитизме, а также в союзе с официозным русским православием.

Первым, кто нанес по советской идеологии мощный, фактически смертельный удар, был Сталин

Но главное не это. Главное, что – несмотря на псевдомарксисткую болтовню официозных идеологов и помпезный культ Ленина – Сталин попытался создать новую идеологию, но которая идеологией как раз и не была. Она представляла собой комбинацию политических, социально-экономических и культурных инструментов, выведенных из разряда повседневной политической практики и наделенных статусом вечных основ государства – именно "государства", ибо, в отличие от Ленина, Сталин никогда не имел в виду "общество" как нечто, имеющее самостоятельную ценность. Сталинизм попытался – и пытается – выглядеть идеологией, на самом же деле, его следует искать не в библиотеке политической литературы, а в несессере правителя. Оттого, в силу своей практичности, он оказался гораздо более живучим, нежели марксизм-ленинизм.

Вместо "коммунизма" советскому человеку предложили "социализм" – опять-таки, ранее воспринимавшийся  как нечто промежуточное и временное на пути к бесклассовому обществу. О коммунизме много говорили, сама партия называлась "коммунистической", но с начала 30-х под разговоры о Марксе и Ленине строилась типичная для своего времени система. Для внешнего употребления – супердержава, делящая с другими мир на сферы влияния, для внутреннего – репрессивное государство с тотальной госсобственностью и покушениями на развернутую социальную политику.

Последующие пятьдесят лет были посвящены отделке именно этих ключевых позиций, не имеющих никакого отношения к "идеологии" как таковой. Исключение составил короткий, но живописный бунт Хрущева, попытавшегося было вернуть Советское государство и общество в область настоящей, с его точки зрения, коммунистической идеологии. Думаю, эта попытка и была главной причиной его свержения – а вовсе не нелепые административные меры и непредсказуемое  поведение лидера.

Брежневский синтез. CC BY-NC 2.0 Neal Sanche / Flickr. Некоторые права защищены.Брежневское правление оказалось синтезом двух предшествующих периодов – большинство (смягченных, впрочем) сталинистских принципов устройства власти в комбинации с хрущевскими широкими социал-демократическими, по сути, мерами (массовая программа по обеспечению населения жильем, другие меры соцподдержки, пересмотр в более справедливую сторону системы оплаты труда). Но главное заключалось в том, что во второй половине 1970-х брежневское руководство тихой сапой и вовсе отказалось от коммунизма как цели. Была изобретена сначала концепция "развитого социализма", а потом концепция "совершенствования развитого социализма".

Любой, кому не лень было задуматься над новыми политическими лозунгами, ясно видел, что описанный в них процесс будет длиться вечно. Значит, никакого коммунизма не видать.

Идеология, набальзамированная миллионами страниц официозных партийных книг и брошюр, лежала в Мавзолее рядом с трупом ее создателя

К моменту начала перестройки советское общество лишилось коммунистической перспективы; соответственно, никакой "советской идеологии" в живом виде в первой половине 1980-х не существовало. Идеология, набальзамированная миллионами страниц официозных партийных книжек и брошюр, лежала в Мавзолее рядом с трупом ее создателя. Картина, достойная торжественного финала фильма Питера Гринуэя "Повар, вор, его жена и ее любовник".

Впрочем, мумия советской идеологии пригодилась в первые годы перестройки.

Реклама вместо идеологии

Прежде всего, законное социальное недовольство советского человека, который претерпевал все более ухудшающуюся материальную жизнь, было довольно быстро перенесено с тогдашней власти на "советскую идеологию", на марксизм-ленинизм, на коммунистическую идею, как таковую. Это только сначала "прорабы перестройки" требовали отмыть кристальный ленинизм от мутных пятен сталинизма. Но потом  - причем стремительно - процесс обратился против самого создателя Советского государства, что было исключительно выгодно как националистическим движениям внутри СССР, так и тем, кто на самом деле был врагом – только не коммунизма, которого давно уже не было в живых, а "развитого социализма".

Помимо идеалистически настроенной интеллигенции, не подозревавшей, что вместе с советской властью она хоронит собственный социальный статус и образ жизни, главным актором "перестройки" была та самая бесформенная "мелкобуржуазная стихия", о которой много писали основоположники марксизма-ленинизма. В конце концов, характерный, скорее, для конца XIX – первой половины XX века национализм слился с этой стихией – и СССР рухнул.

"Постсоветский проект" на большей части территории бывшего СССР возводился на двух опорах – национализме и крайнем социальном эгоизме

"Постсоветский проект" на большей части территории бывшего СССР возводился как раз на этих двух опорах – национализме и крайнем социальном эгоизме. Удивительной его чертой была смесь смущения и неловкости по поводу собственных оснований. В 90-е годы национализм и дошедший до социального цинизма крайний индивидуализм в публичной сфере были некомильфо. Так возникла необходимость в красивых, цивилизованных, убедительных, современных словах, который отводили бы внимание от вполне наглядного содержания "постсоветского проекта" куда-то в сторону, по возможности в сторону от нынешней страны и нынешнего ее населения.

Поэтому попытки 90-х (не забудем, в России их начал Ельцин, а не кто-то иной) сформулировать идеологические ориентиры, относительно которых стоит выстраивать прекрасную новую жизнь, предлагали нечто, находящееся за пределами – либо за географической границей (Запад), либо за временной: "Россия, которая мы потеряли", то есть, 1913-го года, до Революции. Эта новая идеология вообще не была идеологией – ее сочиняли постфактум , для того, чтобы оправдать существующее, сложившееся положение вещей.

В конце концов – уже в XXI веке – для ее сочинения понадобились не философы, историки или даже политологи, что бы это слово ни значило, а "политтехнологи", то есть, те, чья профессия как раз и заключается в том, чтобы всучить политический товар равнодушному,а то и враждебно-настроенному, населению. Эта новая разновидность политического продукта – не идеология, а некий идеологический сантимент, который пытаются вызвать у общества с помощью, преимущественно, картинок – телевизионных или компьютерных.

В Орле открыли первый в России памятник Ивану Грозному. (с) Howard Amos AP / Press Association Images. Все права защищены.Так что любые разговоры о "возрождении в России советской идеологии" смысла не имеют, ибо ее, как и Ленина, можно возродить только в каком-нибудь новом "Властелине колец". То, что сейчас можно было бы назвать "идеологическим обиходом (поздне)путинского режима" есть лишь действительно поддерживаемое с помощью пиар-уловок общественное настроение, бесформенный консервативный сантимент, тщательно выведенный из любой практической административно-государственной или экономической (в России, впрочем, это почти одно и то же ) сферы деятельности.

Перед нами несколько подправленная в соответствии с интеллектуальным уровнем нынешнего потребителя риторика российской власти времен Николая Первого, Александра Третьего и Леонида Брежнева, которая подается в виде коммерческой рекламы.

Разговоры о "возрождении в России советской идеологии" смысла не имеют

В 90-е для российского банка "Империал" была снята забавная серия рекламных роликов с историческими сюжетами – имперского, конечно содержания, ибо название финансовой институции обязывало. Сейчас того же рода реклама – прикидывающаяся журналистикой, кинематографом, литературой - рекламирует российское государство как таковое. Вся разница между этой идеологической практикой и подобными образцами  конца XIX века укладывается в разницу между выпускником советского МГИМО Владимиром Мединским и выпускником Императорского училища правоведения Константином Победоносцевым.

Новый Интернационал

Однако, тут есть одна проблема, которая, по сути, закрывает "постсоветский проект" в России как особый историко-идеологический период. Мы уже говорили, что повсеместное представление о нехватке некоей универсальной идеологии возникло из желания замаскировать истинные основания постсоветского общества и государства – национализм и мелкобуржуазную стихию. Сегодня это странное властное и общественное неудобство по поводу собственной физиономии полностью прошло.

Как выяснилось, так можно, так принято, такое носят – не только в "дикой России", но и в "просвещенной Европе" и "демократичнейших Штатах". Национализм плюс безудержный популизм – явление, конечно, не новое, достаточно вспомнить классический анализ этой комбинации в "18 брюмера Луи Бонапарта" Маркса. За последующие 160 лет оно никуда не ушло, составляя фон политической жизни западных стран.

Другое дело, что в послевоенной Европе властные элиты делали все, чтобы, с одной стороны, "гуманистически просветить обывателя", воспитать его прогрессивным, толерантным, "открытым", а с другой, чтобы не допустить прямого влияния массы тех же обывателей (ибо их – и небезосновательно! – подозревали в деструктивных эмоциях) на принятие политических решений. То, что мы наблюдаем сегодня в Великобритании, Соединенных Штатах, некоторых других странах – одновременно, провал "послевоенного гуманистического просвещения масс" и катастрофа правящего класса.

На наших глазах складывается новый, удивительный интернационал ксенофобов-обывателей

Никто так не радуется этому, как российская власть и российский обыватель. Когда Доналд Трамп несет опасную околесицу, которую американский обыватель не предполагал услышать с экрана телевизора до конца своих дней, когда британские консерваторы берут все новые рубежи старой доброй ксенофобии – зачем тогда нужно нам, в России, прикрывать тот факт, что единственными ценностями нашего государства и нашего общества является представления о собственном превосходстве и умение ловко обобрать слабого соседа?

Но тут возникает серьезная проблема. Оба вышеперечисленных качества ничуть не помогут в столь популярном сегодня занятии, как национальная самоидентификация, – ведь "чужие" обладают ими в той же мере. Это качества универсальные для мира модерности, для периода Новой и Новейшей истории. В результате, на наших глазах складывается новый, удивительный интернационал ксенофобов-обывателей, интернационал, в котором в домотканной ненависти друг к другу слились американец, британец, чех, венгр, русский, немец и много кто еще.

Что же до столь влиятельного еще недавно неолиберализма, глобализма и других могущественных теоретических изобретений завершающейся мировой эпохи, то их уже спешно бальзамируют трудами Хайека и Фридмана, чтобы потом отнести в тот же самый мавзолей, где уже больше 80 лет лежит две мумии коммунизма – физическая и интеллектуальная.

От редакции. Мы продолжим публикацию серию эссе Кирилла Кобрина о смерти постсоветского проекта. Читайте первую часть здесь.