Осмыслять социологически можно самые банальные стороны быта. Фото CC BY-NC-ND 2.0: Etienne Valois / Flickr. Некоторые права защищены.Мы уже вошли в старческий период жизни страны, когда федеральные мозги в маразме, их новостной поток пуст, а попытки начальства всех нас "на местах" поставить в угол слишком дряблы, чтобы мы чего-то опасались. Все будет так же и чуть хуже, пока они там не крякнут.

Уточним: все будет так же – в структурном смысле, все хуже – с деньгами. И все лучше – с собой и в кругу родных и близких. Близких и местных. Родных, друзей, знакомых, коллег, соседей, всех из нашего муниципалитета – в кругу тех, с кем мы сумеем создать круг.

Постоянная болезнь отечественного общества – в отставании социального развития от технологического и экономического. Мы уже такое сложное умеем, и некоторые даже уже им торгуют – а "общество" все еще "не готово". "Общество" все еще "не готово" – значит, я в своей рутинной повседневности не делаю чего-то нового и значимого из-за незаметных или плевать каких мелочей. Ну как раздельный сбор мусора. Или как уважение к мусорам. Мы так не делаем. Мы не можем дружить с геями, едросами, безработными, нудистами, депутатами, тяжелобольными…

"Общество" все еще "не готово" – значит, я не делаю чего-то нового и значимого

Представим, что история волей провидения остановилась, чтобы мы успели дорасти до собственных технологий, торговых и производственных успехов, и стать "сознательными" не только среди своих, но и на людях. Пока там, наверху, все хиреет, у нас есть время.

Итак, мы пребываем попеременно в одной из трех интенций – трех направленностей сознания, определяющих, как и на что мы реагируем и что понимаем. Три наши интенции – критическая, участвующая и исследовательская.

Критик на диване

Критическая модальность сознания – самая популярная. Тут мы сплошь на диванах, в сетях, недовольны качеством государственного и прочего обслуживания. Тут мы уверены в том, что все, кроме наших давних знакомых, уже доросли до пользы нашего гнева. Этот путь – путь отечественной оппозиции – не стоит внимания. Тут мы всегда правы, нерефлексивны, а значит, не способны к развитию. Как партия "Яблоко": мы проиграли все ваши голоса – и гордимся своей позицией, и ничем вам не обязаны, а вы жертвуйте нам, потому что другие партии просто жулики, и потому что власти нас обманули и снова обманут. Такого рода рассуждения типичны для критического сознания.

В этой же критической модальности мы раскрыли причины всех скандалов, предсказали курс рубля и крах Путина. Конечно, все неизменно оказывалось глупостью, но мы этого не видели.

Критическое сознание не знает процесса. Ему все становится ясным сразу

И вот что самое важное: критическое сознание не знает процесса. Ему все становится ясным сразу. Рубль упал – ясное дело, значит, и будет падать, крах к концу года. Пенсию поднимают – ясно, все выйдут перекрывать дороги, бунты по всей стране – и конец режиму. Сенцов голодает – никаких сомнений, отпустить его и всех украинских пленников. И так далее. Где-то мы случайно попадаем в "правильный ответ", где-то мажем. Для того, чтобы получить неслучайный результат, нужен последовательный процесс до вывода. Как в школе с уравнениями.

Участие в стагнации

Участвующая модальность – наше будущее. Это желание что-то сделать, не судить, а своими руками или хотя бы через интернет-банкинг. Участвующее сознание – фундамент третьего сектора. А третий сектор сегодня – основа социального развития.
После травмы капээсэсом у нас в стране ожидаемо не задалось партийное строительство. В отсутствие партийного сектора остается делать ставку на все прочие НКО, то есть, в основном, на благотворительность. Теория малых дел, каждый на своем месте и тому подобное. Кстати, благодаря низкому качеству государства мы знаем, где малые дела, а где большие, и где низ, а где верх. Случается, что указ главнокомандующего – это адов низ и мелкая казенная частность, которая утонет в куче министерств. Зато усыновление ребенка – огромное дело и, конечно, выше всякого верха.

Разруха, как известно, в головах - именно с них и стоит начинать. Фото: Александр Кряжев / РИА Новости. Все права защищены.Но и тут, как и в критической модальности, (а) большинство остаются довольно пассивными и дальше копеечных переводов на все хорошее против всего плохого не идут, (б) нет процесса плодотворных размышлений, пути от старта к выводам, всё больше эмоции, решение рождается сразу, вдруг, а потому (в) эффект социального развития минимален. Пользуясь существующими структурами, мы попросту добавляем им немного ресурсов. И только те немногие, кто организует работу НКО, непосредственно заняты социальным развитием. Да и то лишь самые авангардные, далеко не все.

Бытовая социология: три правила

Будем говорить о главном – об исследовательской интенции. Моя мысль: каждый сам по себе начинает становиться социологом в периоды, когда социальная активность почти невозможна. Когда биографическая ситуация провоцирует созерцать и рассылать проклятия по соцсетям, а не строить бизнес или карьеру.

И вместо того, чтобы становиться наивным доморощенным социологом, давайте – ведь уже XXI век – строить свою бытовую социологию осознанно и грамотно.

Когда социальная активность почти невозможна, каждый начинает становиться социологом

Бытовая социология – важнейший раздел социологии родины, поскольку это – социология в быту: рассуждения обыденного сознания об обществе. Для того, чтобы дисциплинировать обыденное сознание, давайте вкратце обсудим три правила.

Первое: социальное субъективно. Объективны температура воздуха, громкость голоса, диаметр глазного яблока и прочая бессмыслица. Кажется, что субъективное не так прочно, не настолько настоящее, как объективное. Ровно наоборот! Есть такая "теорема Томаса": если кто-то считает некую ситуацию реальной – она непременно будет вполне реальна по своим последствиям.

Если вы, со всеми чекистами и замполитами, считаете, что страну атакуют изнутри и что в этой борьбе вы можете присвоить себе еще одну соседскую комнатку – миллионы по могилам и лагерям почувствуют на себе всю реальность ваших предиспозиций.

Если вы с пятью соседями сочтете, что ваш дом и ваш двор – ваши, всем придется с этим считаться. И сперва они проголосуют за ТСЖ, потом помогут с установкой ограждения и скамеек, а потом и сделают вас депутатом местного совета и будут скидываться на ваши инициативы. И точно забудут про концерты Киркорова и выборы Путина.
Если кто-то считает воображаемую ситуацию реальной – она непременно станет реальной

Второе: социальное объясняем социальным. Был прекрасный социолог Гарольд Гарфинкель, он все время спрашивал: "что делает общество обществом", "что делает врача врачом", "пожилого – пожилым" и так далее. И этот вопрос заставляет задуматься, то есть не схватывать сходу, а думать – и обнаруживать именно главные, то есть конституирующие черты феномена. Судью судьей делает не свисток (мантия) и не знание правил (законов), а готовность всех участников ситуации передать ему право решать за конкурентов, как им быть. Потренируйтесь – и вы поймете, что герань геранью делают не молекулы и даже не горшок с балконом, а всеобщая готовность признать герань геранью. Чтобы не утонуть в причинах и обстоятельствах, следуйте правилу другого социолога Роберта Мертона: ни глубинные основания природы вещей, ни мелкие технические приемы нам не нужны, с нас хватит некого среднего уровня. Лечите подобное подобным, объясняйте физику физикой, химию химией, а людские отношения людскими отношениями, а не диалектикой Гегеля и не индексом Доу Джонса. Соединив американцев Гарфинкеля с Мертоном, поймем их французского предшественника Эмиля Дюркгейма, который завещал даже профессиональным социологам социальное объяснять только социальным, а не философией и не экономикой.

Советский союз развалился не из-за Горбачева и Ельцина – этак бы мы объясняли социальное индивидуальным, а то и психологическим. И не из-за пустых прилавков и перегруженного ВПК – это бы значило толковать социальное через экономическое. И не из-за коррупции и черного рынка: тут только криминальное. А развалился он потому, что советское общество вымерло, опустело и как понятие, и как феномен. Оно распалось на множество мелких агрессивных сообществ, тут и люберецкие с тамбовскими, и кэгэбэшники и ментами, и цеховые, и эстрадные, и республиканские властные группы, и республиканские менты – словом, огромное множество небольших, но агрессивных групп, обеспеченных стратегией и ресурсами. И еще оставались крупные, рыхлые и пассивные сети рабочих, колхозников, офицеров, врачей, учителей…

Объясняйте физику физикой, химию химией, а людские отношения людскими отношениями

Можно было потрогать СССР? Поговорить с ним? Нет, это – воображаемое сообщество (горячо вам рекомендую одноименную книжку Бенедикта Андерсена). Так вот, следуя оборотной стороне теоремы Томаса, СССР перестал быть реальным, то есть воображаемым – и поэтому распался де-юре. Кстати, очереди, коррупция, ВПК и прочие неполадки – это все метастазы социальной болезни.

И третье правило – и третье имя. Правило: "как", а не "почему" и даже не "зачем". Имя – Макс Вебер, и это главное имя социологии. Предметом нашего рассуждения всегда должно быть социальное действие. Не человек, не его родители, не партия или тайные помыслы – а только то, что и как он делает. Да еще не только он, а и его контрагенты – ну и вся та ситуация, которую они – смотри выше – принимают как реальную.

Масса украинских аналитиков ждет, что руководство Земли вслед за ними все осознает, и Россию окончательно осудят и запретят – и вот тогда в Украине начнется настоящее развитие. Да, еще Порошенко уйдет. Но мы знаем: козни ведут к козням, конъюнктура рынка ценных бумаг сменится только на другую конъюнктуру на том же рынке, а социальному развитию нужно иное топливо. Подобное – подобным.
Если вы применяете эти правила и почитываете на сон грядущий то Вебера ("Протестантская этика и дух капитализма"), то Гарфинкеля ("Исследования по этнометодологии"), то Мертона (что попадется), то Дюркгейма ("Самоубийство") – вы социолог.

И ничто социологическое вам отныне не чуждо!

Коммунальное право

Коммунальное право – это право на сообщество. И права сообщества: на свое пространство, на поле своих решений и на настойчивую реализацию этих решений.

Первое из наших сообществ – коллеги: с ними мы проводим больше всего времени. Здесь колоссальная перспектива социологического наблюдения и анализа: вместо того, чтобы ругать менеджмент (критическая модальность) или дарить начальству бесконечные переработки (участвующая модальность), вы собираетесь с коллегами и начинаете непредвзято наблюдать, как работает ваша работа. Встречаетесь, делитесь впечатлениями, наблюдаете и самих себя и друг друга, зовете начальство на обсуждения. И приходите к программе развития. У каждого ларька, школы, поликлиники, фермы, кинотеатра, клуба, у каждой библиотеки должна быть программа развития. Кроме сообщества, которое и есть эта библиотека, ферма или ларек, никто такую программу не сделает.

Коммунальное право защищают с граблями в руках. Фото: Александр Кряжев / РИА Новости. Все права защищены.Другое сообщество из ближайших к нам – соседское. Перспектива ТСЖ – это единственный путь из свинарника убогих спальных районов. Но коммунальная реформа провалилась: вместо того, чтобы дружно приняться за нее, мы стали ее обсуждать.

Пустое дело обсуждать, стоит ли создавать семьи, дружить с коллегами, объединяться с соседями, строить большую общую партию. Но мы всей страной были не готовы к коммунальной реформе, потому что она требует более высокого уровня социального развития, более сложной и крепкой солидарности, чем мы умели. Мы кривлялись, критиковали, требовали. Мы говорили не о том, как сделать это лучше, а о том, по какому праву нас заставляют, когда мы никому ничего не должны. Словом, были вандалами. С тех пор мы росли…

Провал коммунальной реформы – самое главное событие в российском прошлом нулевых и десятых годов

Провал коммунальной реформы – самое главное событие в российском прошлом нулевых и десятых годов. За этой реформой должна идти муниципальная, а за ней – государственная.

Провал коммунальной реформы – это провал коммунального права. Реформа провалилась – и мало кто это всерьез осознал. Да она и провалилась именно потому, что никто толком не осознал до сих пор, что такое коммунальное право: наше с соседями, наше с коллегами, наше с друзьями по футбольному, гоночному, охотничьему и прочему клубу, наше с волонтерами детского дома и Марсова поля, наше с наблюдателями на выборах. Теперь, спустя почти 20 лет накопления [и] провалов, у нас есть время и опыт, чтобы, вооружившись бытовой социологией, реализовать свое коммунальное право.

Итак – социальная модернизация

Модернизация – это не теплая ламповая постепенность, где все помогают друг другу и друг друга жалеют. А то не дай бог революционеры сожгут кредитные авто и случайно поубивают ветеранов труда.

Модернизация – это точный менеджмент настойчивых. Пусть кривых и косых, неинтеллигентных и грубых, бездушных и слишком хорошо одетых – но настойчивых. Тех, кому плевать на стаж работы и уважительные причины. Тех, кого не смущает проблема первого шага – и кому невтерпеж повторять неэффективные шаги и ждать чуда.

Модернизация – это точный менеджмент настойчивых

Большинство не станет в этом участвовать, оно почти ни в чем не участвует – но этого и не нужно. Мы прочно углубились в эпоху меньшинств, они все решают – большинство же только созерцает их активности, а то и само распадается на меньшинства. Всех собирает Монитор Большинства, телевизор, большой брат – но и он уже в меньшинстве. Те, кого мы по инерции продолжаем числить большинством, уже растаяли, и их меньше половины населения.

Это бывшее большинство все еще превосходит каждое из меньшинств. И это нормально: как человек театральный скажу вам, зрителей все же должно быть больше нас, занятых в действии.